Ничего удивительного: супруга божественного российского музыканта Владимира Спивакова, Сати, тоже родилась в семье музыкантов. Причем папа был скрипач, а мама — пианистка. Удивительно, как людям, повернутым на классической музыке, удается годами жить в своем лучшем из миров, мало соприкасаясь с окружающей действительностью. Сати Спивакова рассказала нашему корреспонденту о жизни в культурной прослойке.
“За мужа могу порвать на кусочки”
— Сати — какое имя! Что оно означает?
— Меня родители назвали в честь бабушки моего отца старинным армянским именем Сатеник. В переводе с армянского это значит “янтарь”.
— Красиво же!
— Это сейчас кажется красивым, а каково было маленькому ребенку в 60-е годы в Ереване с именем Сатеник, когда всех девочек вокруг звали Карина, Марина или Зара… Родственники поблагодарили, что почтили память, а дальше? Как меня только не называли! Родители говорили — Сати. Так это все и осталось.
— Тем более, встретился Спиваков, а к этой фамилии ваше имя очень подходит!
— Знаете, что это имя в Индии означает нечто очень трагическое и возвышенное: когда умирает супруг, то супруга должна по древней традиции сжечь себя на костре. Эта традиция называется “сати”.
— Вот не зря говорят, что вы за Спивакова готовы в огонь и воду…
— За мужа могу порвать на мелкие кусочки.
— Видите, значит, имя — это все же судьба… А когда эта судьба вас свела?
— Он был уже Владимир Спиваков, заслуженный артист РСФСР и СССР и руководитель всеми любимого коллектива “Виртуозы Москвы”. Я была выпускницей ГИТИСа. Мне был 21 год.
— Артистка?
— Актерка. Сначала мне хотелось уйти в семью, родить детей, создать уют, но потом я начала понимать, что закипаю внутри, что во мне масса нерастраченных сил, энергии, интересов, мне хочется самовыражаться.
— Вы с мужем разговариваете дома о музыке?
— Я вчера как раз объясняла мужу одну вещь. Он сказал: “Слава богу, я могу хотя бы послушать лекцию”. Я ему втолковывала доступным языком, почему сложнее слушать оперы Вагнера, чем оперы Верди. Он слушал, раскрыв глаза.
“Трусы за тысячу долларов — не для меня”
— В Москве в богатых семьях распространен тип жен-приживалок. Вроде дамочек с Рублевки, которые на Porsche едут в центр купить себе новые трусы за 1000 долларов. Как вы относитесь к таким?
— Во-первых, давайте разделим меня и “жену с Рублевки”, потому что у меня никогда не было дачи, тем более на Рублевке.
— Да ладно, у Спивакова нет особняка?
— Спиваков не олигарх. Он играет на скрипке. Все, чем он зарабатывает на жизнь, — это не пивной завод и не нефтяная скважина, а 10 пальцев и 4 струны. Еще есть дирижерская палочка. Мой муж сделал все, чтобы музыканты в оркестре жили достойно. Но Porsche у меня нет, белье у меня замечательное, но такого количества денег я не трачу на трусы. Все не про меня.
— Расходы у вас приличные: квартира, дети...
— Как это вы посчитали?
Во-первых, две квартиры, еще одна в Париже, за которую не выплачен кредит.
— Уже выплатили.
— Поздравляю.
— В прошлом году. 10 лет платили.
— Финансами в семье вы занимаетесь?
— Вдвоем. У нас разделение: Владимир Теодорович зарабатывает, а я трачу.
— Вы кого-нибудь раздражаете своим благополучием?
— Я недавно открыла для себя Интернет и поняла, что это такое. Это огромное помойное ведро, в котором, если заткнуть нос, не бояться испачкать руки и покопаться, то можно найти расчлененную крысу, а можно бриллиант или что-то вовсе неожиданное. В Интернете я прочитала, что с некоторых времен известным женам дома не сидится, они ринулись в телеведущие, в артистки. Пишут там и про Сати Спивакову: она не актриса, и они заплатят премию тому, кто видел хоть один фильм с моим участием. Не платите, мои дорогие, я снялась в 4 фильмах. Это было давно, видимо, тогда, когда те, кто пишет это, ходили в детский сад, потому что лет мне, в общем-то, немало.
— А сколько?
— 7 января, в Рождество, 45 будет. Возраста не скрываю, пластических операций не делала. А фильмы с моим участием шли, когда еще не было кассет. Я начала сниматься примерно в 18 лет и закончила, когда мне было 25, когда у меня родился второй ребенок. Во-первых, в России мне уже не предлагали сниматься, а заставлять мужа и детей летать в Армению не хотелось. В Армении мне предлагали сниматься всегда. Потом мы уехали в Испанию.
“Бриллиантами не подавишь”
— Каких материальных благ вам не хватает?
— Мне всего хватает. Конечно, у меня масса планов, мне хочется осуществления проектов — моих, мужа, дочерей, а с другой стороны — здоровья. Больше ничего материального я не хочу.
— А вдруг вы захотите купить бриллианты?
— Я вас умоляю...
— Кстати, у вас, я вижу, бриллианты в ушах.
— Нет, желтые сапфиры.
— Правда? Очень элегантные.
— Маленькие красивые сапфиры.
— Действительно маленькие. Могли бы себе и побольше позволить.
— Не люблю.
— Могли бы себе такого отхватить... Мужа такого, который всю усыпал бы бриллиантами.
— А зачем?
— Чтобы подавлять.
— Этим не подавишь.
— Некоторые так не считают.
— Может выйти богатая, эффектная, в бриллиантах женщина, а рядом будет стоять девочка в джинсах, в маечке, с потрясающими глазами, без косметики… Мужчина мечты подойдет к этой девочке, а мимо бриллиантов пройдет, потому что дико испугается.
— Чего пугаться-то?
— У одной моей подруги была очень эффектная мама. Мы были молодыми, и она говорила: “Мамочка, почему к тебе вечно на улицах все пристают? Ты сядешь в кафе — к тебе подходят молодые люди. Ты идешь по улице — тебе кто-то свистит вслед. А я, молодая красивая блондинка, хожу, и хоть бы кто подошел”. И мама сказала: “Надо проще одеваться. Кто к тебе пристанет? Понятно, что если к тебе пристать, то все это надо дальше материально поддерживать”.
“Могу кого-нибудь усыновить”
— Вы спортом занимаетесь?
— Я никогда не занималась спортом, но вот уже год, как посещаю спортзал. Теперь уже не могу без этого.
— Белки пьете, чтобы жир уходил, а мясо оставалось?
— А они очень вкусные. Протеиновые штуки? Только это и могу есть.
— У вас очень спортивный вид — и четверо детей...
— Трое, четвертая — это моя племянница, которую мы растим, как дочку. В 84-м я родила первую, в 88-м — вторую, а потом я взяла паузу. Младшая родилась в 94-м.
— Спиваков не говорил: мальчика давай?
— Нет, у него есть замечательный сын от первого брака. Он мой очень хороший друг. Ему 36 лет. Но сына мне хотелось. Хотелось старшего, потому что все равно мой муж всю жизнь будет на репетиции. Я с завистью смотрю на подруг, у которых есть старшие сыновья, которые на голову выше их. Мой муж ходит на концерт с дочерьми. Приезжает, выходит с хорошенькими девушками — так же и мне хочется. Видимо, из чисто декоративных соображений. Но не сложилось. Могу кого-нибудь до 30 лет усыновить.
“В аэропорту ревела как раненый зверь”
— Это правда, что у вашего мужа отнимают Дом музыки?
— Это табу. Эту тему он будет обсуждать сам. Это его право говорить о рабочих моментах, когда сочтет нужным. В его окружении мужчины часто говорят: “А ты, женщина, молчи. Тебя на Кавказе не учили, что женщина должна молчать?” Я не всегда молчу, но в данной ситуации это было бы некорректно.
— Руки Спивакова застрахованы?
— Да, на Западе. Это требование импресарио на Западе.
— А здесь, в России, Спиваков, значит, ни от чего не застрахован?
— Я думаю, что Спиваков и Дом музыки — это уже слитые понятия в нашем сознании. Никакие внутренние течения не вынесут оттуда Владимира Теодоровича, потому что то благо, которое он приносит этому Дому… За последние 4 года там даже акустика улучшилась. Отчего? Как в церкви — Дом стал намоленным местом. Там играли, пели, выступали великие люди. Там уже другая энергетика. Это уже живой дом, который начинает дышать.
— Каково жить с великим человеком? Ходишь ты по дому — муж как муж, а потом задумываешься и понимаешь: это же не просто муж, а целый Спиваков…
— Нет, я думаю про это, только когда бываю на его концертах. Плохих концертов у него не бывает, даже если он очень сильно постарается. Бывает концерт получше или похуже — это всегда зависит от разных обстоятельств. Когда у него что-то складывается, удается, я думаю: неужели это мой муж? Сцена, даже невысокая, — это та грань, которая отделяет человека в жизни от человека на сцене. В жизни он смотрится совершенно по-другому.
— Сейчас вы не жалеете о том, что в 89-м году с мужем и ансамблем уехали из России в Испанию?
— Уехала не я с мужем, а уехал муж, чтобы спасти оркестр, мне ничего не оставалось. Это очень болезненная тема. Я помню, что когда мне объявили, что с контрактом все в порядке и мы уезжаем, я рыдала. Я ревела как раненый зверь и в мадридском аэропорту. Ехать я туда не хотела — Испания всегда была мне поперек горла, к сожалению. Я там не прижилась, поэтому я умудрилась на тот период утащить семейство во Францию. Я прожила там три года. Для меня это была ссылка.
Уезжали мы не из-за экономических причин, просто оркестр начал распадаться. Тогда открылся доступ на Запад, и многие из тогдашних “виртуозов” понимали, что они могут хорошо устроиться за границей. Я до сих пор жалею. Я считаю, что это три выброшенных из жизни года — и моей, и Спивакова. На сегодняшний день из первого состава “Виртуозов” в оркестре осталось человек шесть, но это те, кто прошел все этапы: Испанию, возвращение. Оркестр все равно живет, он молодой, он замечательный. Те, кто остался там, — Бог им судья. У них там сытая, мирная, тихая, провинциальная и скучная жизнь.
“Не говорите слово “пиликает”
— Какая жизнь у вас в Москве?
— Мне очень нравится жить в Москве, я даже не представляю, где еще можно жить. Утром просыпаешься, открываешь окно и думаешь: “Как же хорошо! Какая красивая Москва!” Потом включаешь радио, открываешь газеты и думаешь: “Ой…”
— Ну и обстановочка!
— Я, признаюсь, человек, очень далекий от политики, живущий в мире художественных образов.
— А я признаюсь, что не являюсь поклонницей музыки, которую исполняет ваш муж, мало того — звук скрипки вообще меня раздражает… Пиликает прямо по нервам…
— Не говорите при мне слово “пиликает”.
— Почему?
— Потому что на скрипке играют. Это божественный инструмент. Классическая музыка доступна всем, надо только войти в правильную дверь. Это такой огромный храм и музей. Кто-то может войти в огромный музей и не узнать, что там висит “Джоконда”, если не будет путеводителя. Так же и классическая музыка. Это все равно что читать книжку. Допустим, я владею испанским, но не настолько, чтобы прочитать Сервантеса. Классическая музыка — это высшая ступень музыки. Мы легче потребляем то, что называется попсой: там простая гармония, простая мелодическая конструкция. Я очень люблю хорошую попсу, потому что ехать в машине и слушать классическую музыку невыносимо. Она требует работы ума, сопричастности.
— Надо мне в консерваторию сходить…
— Надо начинать ходить. Если вы пойдете послушать Баха или Моцарта, вам обязательно захочется слушать дальше что-то другое. Но начинать надо с живых концертов. Нельзя начинать с прослушивания современной классической музыки или сложной музыки Стравинского, Шостаковича на дисках. Это верный способ закрыть себе дверь туда.
— Никто, как я понимаю, не ломится в эти двери. Общество становится все менее образованным…
— Почему? Полные залы на концертах классической музыки, полные залы в театрах.
— Есть еще культурная прослойка?!
— Может быть, она тонка. Я ее не измеряла, но я имею счастье находиться внутри этой прослойки.
