Он снял первый отечественный триллер — “Змеиный источник”. Он продолжил следовать заветам Хичкока в “Поклоннике”: боялись все. Он снял “Звезду” — такое кино про войну, что все плакали. За него он получил Госпремию. И еще он умеет открывать звезд. В “Змеином источнике” он открыл Катю Гусеву. В “Поклоннике” — Константина Хабенского. После “Звезды” на нашем кинонебосклоне “зажглись” Игорь Петренко, Алексей Панин и Артем Семакин.
После этого он снял для Америки фильм “Изгнанник” и снова поломал все представления о себе, бросив вызов судьбе. Взялся за самый громкий и дорогой проект нынешнего времени — русское фэнтези “Волкодав из рода Серых псов”. Теперь он обсуждает проект с Аллой Борисовной Пугачевой и пишет сценарий для второго “Волкодава...”. Не меньше и не больше. Его зовут Николай Лебедев.
— Ты говорил, что в детстве даже не брал в руки деревянный автомат, а снял фильм про войну — “Звезду”, не сражался на деревянных мечах, а снял “Волкодава...”
— Зато я сказку “Золушка” очень любил. (Коля смеется, намекая на свое трудолюбие, а оно у него на самом деле — безграничное. — Е.А.) Я счастливый человек — ни разу не снимал картину, которую бы я не хотел делать. Самое сложное — найти, что ты хочешь снимать. Потому что далеко не на все западаешь.
— А как ты запал на книжку Семеновой?
— Это смешная история. Когда я получил отксерокопированный сценарий со “Змеиным источником” (первый фильм Лебедева. — Е.А.) на студии Горького, вместе с моими случайно попали чужие листочки, на которых сверху было написано “Волкодав...”. Тогда я о нем даже не слышал, а “Волкодава...” собирался снимать Юра Мороз. Он провел даже фотопробы, выбрал натуру... Второе столкновение с “Волкодавом” произошло через несколько лет, когда я в Питере готовился к съемкам американской картины “Изгнанник”. Я пришел к Сергею Ливневу в офис, у него сидел молодой парень, и перед ним лежала книжка “Волкодав”. Я говорю: “Ну вот, и здесь “Волкодав”. И они вдруг с большим интересом на меня посмотрели: “А ты что, читаешь “Волкодава”? Я отвечаю: “Да, по-моему, любопытно”. И Ливнев обращается к своему собеседнику: “Если этот режиссер снимет “Волкодава”, это будет что-то очень интересное”. Мы посмеялись. Потом оказалось, это был издатель романа Семеновой. И когда Рубен Дишдишян предложил мне, чтобы я в ЦПШ запустился с “Волкодавом...”, я понял — эта история ходит вокруг меня. С самого начала меня захватило, каким это может быть зрелищем. Это кино больших аттракционов в эйзенштейновском смысле слова. Подобные американские картины — да, интересно, но это все чужое.
— “Властелин колец”?
— Нет, скорее “Гарри Поттер”. И хотя мне его приключения очень нравятся, но как кино — совершенно не мое. Я просто преклоняюсь перед трудом, который в него вложен. Но, скажем, Спилберг мне гораздо ближе. Я думал сделать “Индиану Джонс”, но чтобы история была не копией и в другой стилистике. Мне очень хотелось сделать кино спилберговского масштаба и размаха. И мне очень понравился герой, потому что в нем есть чувство добра, справедливости. В нем есть внутренняя способность к самосовершенствованию — путь от темноты к свету.
— И ты увидел все в Бухарове? Или, как Пигмалиону, было интересно это в нем найти и развить? Почему ты не взял того же Хабенского? Ведь риск был очень велик — неизвестный актер на главную и большую роль.
— Что касается Кости Хабенского, то я с ним с огромным удовольствием работал на “Поклоннике”, когда он был неизвестным актером. Марина Голуб до сих пор вспоминает, что я показывал на этого парня и говорил: “Это будет звезда”. Но в “Волкодаве” мне было нужно абсолютно новое и свежее лицо.
— А эпизод с Бухаровым, который в “Звезде” играет Марченко — про него весь фильм вспоминают, ты вырезал.
— Не потому, что он был бесталанным, просто эпизод показался мне лишним. Я даже сказал ассистентке: “Что ж ты его мне раньше не привела? Я б его в основную команду включил!” Кстати, когда он пришел пробоваться на Волкодава, то был таким пухленьким. И я вначале думал снять в этой роли Игоря Петренко.
— Да, я только хотела спросить, почему ты Игорю, открытому тобой же в “Звезде”, дал в “Волкодаве” не главную роль героя, а вообще роль предателя?
— В итоге я решил, что в роли Лучезара у Игоря будет новый образ. Я помню, как он был одержим ролью Травкина, а тут для него была просто профессиональная работа. Мне же был нужен неистовый человек. Для Бухарова сыграть Волкодава было вопросом жизни и смерти, как когда-то для Петренко на “Звезде”. Когда в человеке есть огромное желание, это всегда дает очень сильный результат. Хотя первые пробы Бухарова были неуверенные. И вдруг ему предложили главную роль в другом фильме, чего у него никогда не было. И я ему сказал: “Саш, пока я хочу, чтобы ты сыграл Волкодава, но мы сделали еще не все пробы, и я ничего не обещаю”. Он отказался от того предложения и похудел за месяц на 11 килограммов, как я просил. А сколько сил и энергии вложил в работу!..
— Продюсеры тебе не говорили: это же блокбастер, нам нужны раскрученные лица?
— Я сказал, что без Бухарова “Волкодава…” делать не буду. Это не было позой. Я просто знал, что Саша готов ради картины на все. Как и я. Для него этот фильм — вопрос жизни и смерти.
— Помнишь, когда ты привез на “Кинотавр” “Поклонника”, ты рассказал мне потрясающую историю. Чтобы вызвать ужас в глазах главной героини, ты сказал ребенку, что умерла ее собака. Она была в шоке, рыдала. А ты после команды “снято” признался, что соврал, утешал и просил прощения. Здесь приходилось прибегать к таким жестким приемам? Мальчик в начале картины — как волчонок кидается на врагов, убивших его родителей...
— Это Паша Меленчук. Он снимался уже в кино — у Янковского в фильме “В движении”, еще где-то. Но Паша из хорошей семьи и просто не знает, что такое не то что горе, а даже несчастье. Они приехали на площадку все вместе — папа, мама, его старший брат, который сыграл Волкодава-подростка в рудниках. А мне надо было показать уничтожение деревни глазами ребенка. И Паше пришлось несладко — прессинг был жутким. Папа его потом привез фотографии, сказав: “Вы посмотрите, как изменились у Паши глаза после съемок, как он сразу стал взрослым...” Даже родители стояли за камерой и плакали. Но, когда Паша пришел озвучивать, на него уже не надо было рычать. Я просто потряс его, чтобы привести в физическое соответствие моменту. Он сам охрипшим голосом орал: “Мама!”
— Еще про твои фирменные штучки. В “Змеином источнике” твои руки на крупном плане душат Катю Гусеву, которая сыграла жертву маньяка...
— Ну, это не штучка. Просто Женю Миронова, который играл маньяка, ради этого эпизода не было смысла приглашать на площадку.
— Потом в “Звезде” твоей рукой был заколот один из разведчиков — Быков. Что твои руки делают здесь? Или ты дошел уже до эпизода, а мы и не заметили?
— Ты угадала. У меня был эпизод. Надо было снять сцену, когда руки Лучезара заливают яд во флягу Волкодава. Но опять же приглашать для этой минуты самого Петренко было бессмысленно. И загримировали и одели в его одежду меня. И я подлил яду. Но потом, при монтаже, я эпизод вырезал — не захотел прямого хода.
Эта картина была для меня очень сложная не только с производственной точки зрения, но и как все надо было сочленять. Надо было все так снять и смонтировать, чтобы четко рассказать: кто, где, куда и зачем.
— Да, в нашем кино зачастую с “такими мелочами” не церемонятся, забывая про второстепенных персонажей на полпути... А у тебя ни одна ниточка не брошена.
— Я старался. Хотя держать все в голове очень сложно. Но мне еще очень важно было рассказать истории в деталях. Вот кнесинка — я хотел показать, что замужество — неволя для нее. Так появились церемониальные браслеты, которые защелкивали на ее руках, провожая в путь. Их придумала художник по костюмам Светлана Титова. И я знал, что в любовной сцене они должны сыграть как вещественное напоминание об обете, которое остановит Волкодава.
— Коля, а если фаны Семеновой после выхода “Волкодава…” начнут выискивать несоответствия книжке, много они найдут?
— Лена, здесь много несоответствий, но они все продиктованы тем, что литература — это литература, а кино — это кино... Ведь это история про то, как человек научился летать, как он залечивает свое крыло. Мы старались прочертить с самого начала: мальчик запускает соломенную птицу, она летит — я показываю деревню — и падает под ноги злу, Жадобе. Дальше — медальон на шее матери, ее оберег — с птицами. Волкодав носит его всю жизнь. Потом — летучая мышь, которая прилетала к его тюрьме на рудниках, ее бьют по крылу, оно рвется — Волкодав ее спасает, а потом находит лекаря, который крыло зашивает, и мышь взлетает. Вензель кнесинки — символическое изображение птицы. Мне было важно, чтобы каждый мотив был четко заявлен и выстроен. Чтобы мы не на словах проболтали историю, а визуально, средствами кино рассказали историю. Кино — это же зрелище.
— Ира, твоя жена, тебя поддерживала, я знаю, с самой первой картины. И вот я вижу ее в титрах как исполнительного продюсера. Она же экономист. Ты сорвал ее с приличной работы?
— Да, моя семья — мой тыл. Я знаю, что я найду здесь защиту всегда. Ира ушла со своей работы. Она была финансовым директором крупной компании. А кино, как правильно сказал Валера Тодоровский, — наркотик: попробуешь раз и уже не можешь остановиться.
— И все-таки цель продюсера — экономить, цель режиссера — тратить.
— Да, в этом плане нам было очень трудно. Потому что я понимаю ее проблемы. Когда Ира говорила, что нет денег, я понимал, что она не прячет их от меня, что денег действительно нет. И приходилось, например, в командировке в Словакии вкладывать в фильм свои сбережения, когда задерживался приход средств из России.
— То есть ты оставил свою семью без денег?
— Ну конечно. Фильм — это твой ребенок, все равно ты все силы и деньги свои отдаешь ему. Когда я снимал “Змеиный источник”, покупал кассеты для видеокамеры — для проб. Может, смешно сейчас звучит, но для меня тогда это были огромные деньги. Я экономил на обедах, на ужинах, чтобы купить кассеты, реквизит.
— На съемках первого же эпизода “Волкодава…” пять раз отказывалась работать камера — это тебя не испугало?
— Было страшно. Мы снимали появление матери Кендарат, которую сыграла Наталья Варлей. Когда Волкодав вышел из рудников Самоцветных гор и упал без сил, а она ему помогла… Начинать снимать кино всегда страшно. Ты теряешь сон, аппетит. Ты знаешь, что все сделал, все подготовил, но все равно переживаешь. Ты не можешь предсказать, какая будет погода, ты не можешь знать, что случится с актерами. Как сказал Годар про режиссерскую профессию: “Тот, кто прыгает в бездну, уже не обязан давать отчет тому, кто за ним наблюдает”.
— Коль, как ты себя восстанавливаешь?
— На “Волкодаве…” я “дошел до ручки”. К концу вообще все выдохлись... Был момент, когда меня уже начали подпитывать всякими врачебными средствами, не подумай дурного, не наркотиками, а что-то для головного мозга. Мне сказали, что вы уже выжимаете пустоту, вы должны немедленно остановить съемки. Однажды меня скрутило от дикой боли. Вызвали “скорую”. А это было на объекте — в Препоне, ее должны были на следующий день перестраивать. Привезли лошадей, всю актерскую группу. Я лежал в трейлере, под капельницей, а по моим раскадровкам второй режиссер Леша Злобин с оператором снимали. Я выхожу — объясняю мизансцену, возвращаюсь под капельницу, они снимают. Лен, хочешь верь, хочешь не верь — потом все пришлось переснимать. Причем они делали все, как я говорил. Только меня не было на площадке. Я был потрясен. И понял, как важно для режиссера здоровье. Поэтому я сейчас пошел в спортивный зал, куда никогда в жизни не ходил. И я себя так хорошо почувствовал! И еще очень важно сохранить желание жить и не скисать.
— Да, где твоя квартира на Садовом кольце, лауреат Госпремии? Почему ты до сих пор живешь в Марьине?
— У нас не платят таких денег. Машину мы только купили, и то в кредит. Да я никогда и не думал, как бы побольше заработать. Но недавно я понял: деньги — это свобода. Когда я закончил съемки “Волкодава…”, я поехал в Италию. Если б не было этих денег, я бы не смог поехать, то есть не смог получить заряд жизни в тот момент, когда я был выжат и истощен до предела. Еще я собираю видео- и DVD—коллекцию, лицензионные в основном диски — это тоже деньги.
— А что бы ты выбрал: “Оскар” или домик в Италии?
— И то и другое. (Смеется.) Но если надо одно, тогда — “Оскар”. Как подтверждение своей нужности. Очень хочется, чтобы не любили, а понимали. Хотя, конечно, без любви жизнь — не жизнь. Хочется, чтобы и любили тоже!
