Улицы имени Шацкого в Москве нет, как нет мемориальной доски на здании бывшего наркомата народного просвещения на Чистых прудах, 6. В комиссариате, как назывались до войны министерства, известный в царской России ученый-педагог занял высокое положение по приглашению Крупской. Своих детей у жены Ленина не было, нерастраченная любовь вылилась в страсть к педагогике. Она перечитала всю литературу о воспитании, писала в журналах, хорошо знала, кто такой Шацкий. “Мы начинали с Вами эту работу вместе. Вы пригласили меня, и я, не колеблясь, пошел на Ваш зов”, — в прощальном письме напомнил Шацкий в 1932 году, когда жизнь обоих пошла под откос.
До революции полная радости жизнь Станислава Теофиловича протекала в Вадковском переулке вблизи Сущевского Вала, в здании клуба общества “Детский труд и отдых”. В нем дети обездоленных родителей мастерили, рисовали, пели, издавали журнал, слушали, как поет Шацкий и играет на рояле его жена Валентина.
Изделия клуба заслужили золотую медаль Министерства торговли на выставке в Петербурге. Летом дети переезжали в колонию “Бодрая жизнь”, где теперь Обнинск и первая в мире атомная станция.
В книге “Вся Москва” за 1913 год значится Шацкий Стефан Теофилович, проживавший в Вадковском переулке, 3, представлявшийся членом Союза районных обществ попечения об учащихся детях. По всей вероятности, под именем Стефан значится Станислав Шацкий. Деньги на попечение ссужали купцы-меценаты, а когда оно разрослось, помогала Московская городская дума. Министерство народного просвещения в октябре 1916 года выдало 26 000 рублей.
А в октябре 1917-го грянула революция. “Мадам Ленина, свалившаяся на нашу голову из Цюриха” — как называли в Москве Крупскую. Она стала ангелом-хранителем Станислава Шацкого, оказавшегося без источников существования. Его назначили директором государственной “Первой опытной станции по народному образованию” с городским отделением в Москве и сельским в Калужской области.
Трудовые школы существовали в Швейцарии, Бельгии, Германии, Франции. Но наша оказалась, как говорят, “впереди Европы всей”. “Опытная станция” занимала целый район, объединяла десятки школ, детских садов, педагогические курсы, библиотеки для учителей и детей, выставку, лабораторию, бюро по изучению Калужского края. Шацкий создал “самоуправляемую школьную среду”, где царил дух дерзания и братства. Обладая способностью очаровывать и сплачивать детей и учителей, он следовал заветам великого швейцарца Песталоцци, идеолога обучения и воспитания с производительным трудом. Станцию посещали, чтобы перенять опыт, тысячи учителей. “Огоньками” назвал детей “Бодрой жизни” известный тогда писатель Пантелеймон Романов, до того как его признали “политически реакционным”. Директор станции выступал на международном конгрессе в Париже. “Я не знаю ничего подобного в мире, что могло бы сравниться с этой колонией”, — признал американский философ и теоретик педагогики Джон Дьюи, посетивший СССР.
“Огоньки” светили двенадцать лет, пока Шацкого, члена коллегии наркомата РСФСР по просвещению, не опалила власть, решив “школу труда” заменить “школой учебы”. На партийных собраниях его обвинили в “правом уклоне”. Шацкий решил, опережая события, “уйти, пока мне этого деликатно не предложили”. В письме Крупской написал: “Что-то такое назревает, какой-то поворот в политике. Я человек живой практики, мне приспособиться к комиссариату трудно. …Отпустите меня, дорогая Надежда Константиновна, поистине невмоготу”.
Шацкого, по его признанию, “с кровью отлучили от любимого дела” и назначили директором Московской консерватории. Не радовала его престижная должность. За два года новый директор создал оперную студию, аспирантуру и школу–интернат для одаренных детей. Но профессура не приняла бывшего недоучившегося студента консерватории. Партия со своей стороны требовала превратить консерваторию “в рычаг пролетариата”. Во время подготовки студентов к демонстрации 7 ноября 1934 года на Красной площади у страдающего без “любимого дела” ученого разорвалось сердце.
Соседом Шацкого на Пречистенском бульваре, 5, в двадцатые годы стал Пудовкин, классик немого фильма, теоретик киноискусства и замечательный актер. Его именем названа улица в районе “Мосфильма”, где он снимал картины до конца внезапно оборвавшейся жизни. В молодости Пудовкин исполнил в “Живом трупе” заглавную роль Феди Протасова. Увенчанный орденами и медалями, сыграл юродивого в “Иване Грозном” Сергея Эйзенштейна. Этот образ ему был по душе, сродни, его звали “вечным лицедеем”, Всеволод Илларионович в своем кругу постоянно играл, ерничал, валял дурака, в сущности, носил маску, скрывая за ней израненное сердце и страдающую душу.
Живя с детства в Москве, Пудовкин, как и Шацкий, учился в шестой гимназии в Большом Толмачевском переулке Замоскворечья. Увлекался музыкой, рисованием, астрономией, физикой, химией, математикой. Редко ходил в кино, считал его “суррогатом театра”. Как Шацкий, поступил учиться на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. Много читал и знал. Мог рассуждать о рисунках первобытных людей на скалах, о стиле барокко, о природе мышления и философии Шпенглера. Недолго по специальности служил химиком на заводе, когда вернулся из германского плена. Случайно увидел американскую картину и понял, что ошибался в оценке нарождавшегося искусства. В 27 лет начал с нуля. Пошел в киношколу.
На съемочной площадке с радостью выполнял любое задание. В подмастерьях пребывал недолго. Заявил о себе научно-популярным фильмом “Механика головного мозга” об опытах нобелевского лауреата, физиолога Ивана Павлова, которому картина понравилась.
В возрасте Христа прославился фильмом “Мать” по повести Максима Горького. Эту картину, как поразивший современников “Броненосец “Потемкин”, критики включили в дюжину лучших фильмов первой половины ХХ века.
У Эйзенштейна по лестнице бежали в панике под пулями люди и скатывалась к ужасу зрителей по ступеням коляска с ребенком. У Пудовкина стихия ледохода соотносилась с бегущей в панике толпой рабочих, разгоняемой скачущими казаками. Через год вышел “Конец Санкт-Петербурга”. Еще через год — “Потомок Чингисхана”, прошедший по экранам многих стран. Эти три фильма, признанные “трилогией о революции”, вышли в 1926, 1927, 1928 годах. Не знаю, понравится ли мне фильм о Чингисхане выпуска 2007 года, но “Потомка” не один раз смотрел и в немом, и в озвученном варианте, настолько то была захватывающая история охотника, волею случая ставшего во главе победоносного войска.
Со времен трилогии ничем другим “непревзойденный мастер киномонтажа” мир больше не удивил. Его по обычаю тех лет разносили на собраниях, в прессе. Фильмы со звуком не удавались, как прежде немые. Однако Пудовкина оценил Сталин. В числе четырех самых известных кинорежиссеров СССР он попал в анекдот. Вождь обещал каждому выполнить любое желание. Ромм попросил квартиру. “Будет вам квартира”. Пудовкин — дачу.
“Будет вам дача”. Пырьев — машину. “Будет вам машина”. Александров попросил автограф на сборнике трудов Сталина “Вопросы ленинизма”. Квартиру, машину и дачу Александров получил в придачу к книге.
Не в анекдоте, в 1935 году, Пудовкину власть подарила новую легковую автомашину, редкую тогда в Москве.
Едва научившись водить, ездил быстро и попал в аварию: сидящий рядом друг, сценарист его фильмов, погиб.
В Кремле Пудовкину дважды вручали орден Ленина. Сталинских премий удостаивался трижды за фильмы о “великих предках”. В речи на Красной площади 7 ноября 1941 года перед строем войск Сталин призвал бойцов вдохновляться в борьбе образами Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова. В докладе на станции “Маяковская” накануне парада назвал великих русских писателей и ученых.
Ими вслед за бойцами вдохновился кинорежиссер. Начал с “Минина и Пожарского”, когда разразилась Вторая мировая война. Перед нападением Германии на СССР вышел “Александр Суворов”. За эти картины получил первую Сталинскую премию. В годы войны поступил заказ на “Адмирала Нахимова”. До выхода на экран Сталин прочитал сценарий и посмотрел картину. При встрече с режиссерами, где беспощадно отчитал Эйзенштейна за вторую серию “Ивана Грозного”, смытого с пленки, досталось и Пудовкину за то, что “вышла картина о танцах с участием Нахимова”. Режиссер покинул Кремль в отчаянии. Вышло решение ЦК о “серьезных недостатках” “Адмирала Нахимова”. Но картину не смыли. За исправленный вариант Пудовкин получил Сталинскую премию.
Никто не увидел поставленную им во время войны картину “Убийцы выходят на дорогу” о зверствах оккупантов, ее Сталину не показали “во избежание аллюзий со сталинской диктатурой”. Не сразу получил признание власти “Жуковский” об “отце русской авиации”. Скучноватую ленту отправить на высочайший просмотр не решались. Но без справки о прокате банк не оплачивал расходы “Мосфильма”. Поэтому “Жуковского” на свой страх и риск показали далеко от Москвы до того как ее увидел Сталин, пребывавший на море. Вернувшись с Кавказа, Сталин вызвал в Кремль главу кинематографии Большакова и в гнетущей тишине спросил: “Что, Балшаков, “Жуковского” выпустил?” “Товарищ Сталин, мы решили посоветоваться с общественностью, — придумал причину Большаков… “Решили посоветоваться с общественностью”, — Сталин эту фразу бесстрастно произнес несколько раз, шагая по кабинету и не выдавая отношения к “Жуковскому”. Уходя, взялся за ручку двери и только тогда вынес приговор: “И правильно сделал! Хорошая картина!” За нее режиссер получил третью Сталинскую премию.
В Москве Всеволода Пудовкина видели “очень загорелым и очень счастливым человеком в белой рубахе с засученными рукавами”. Но душу, как старый Фауст за молодость, продал дьяволу. Дружил с Натаном Абрамовичем Зархи, погибшим в 35 лет в его машине. И боролся с космополитами. Хотел снимать фильм, вдохновленный Достоевским. Пришлось экранизировать роман “Жатва”, удостоенный Сталинской премии первой степени. У коммуниста, вступившего в партию в 46 лет, на Пасху на столе стояли куличи. Пудовкин с тоской вспоминал взорванный Чудов монастырь в Кремле и изумительно певший церковный хор.
“Шестидесятилетний юноша” вслух “мечтал о будущем, которое величал коммунизмом”. В настоящем жил по обещанной коммунистами формуле: “От каждого по способности, каждому по потребности”. Утром — на съемочной площадке. Затем художественный совет. Обед у итальянского посла. Вечером — в доме творчества. Чтение нового сценария, заказанного Сталиным. На следующий день утром — Кремль. Вручение ордена. Вечером самолетом в Париж на сессию борцов за мир. Там не ерничал.
Утром в чем мать родила подтягивался на кольцах в проеме двери. Бросался в холодное Балтийское море, плавал как рыба, в доме творчества играл часами в теннис, волочился, как пишут очевидцы, за молодыми красивыми “молодками”. Там, на Рижском взморье, скоропостижно в июне 1953 года умер от инфаркта, пережив Сталина на три месяца.
Помянутых на параде Красной Армии года??? “великих предков” увековечил вслед за кинорежиссерами архитектор Алексей Щусев. Это произошло на станции “Комсомольская”-кольцевая, самой большой в Москве. Под ее сводами уместились все образы, названные Сталиным. Главный архитектор станцию не увидел, умер в 1949 году.
В Москву действительный статский советник, академик императорской Академии художеств переехал из Петербурга в 1913 году. Тогда выиграл конкурс и начал сооружать грандиозный Казанский вокзал. До этого успел заслужить признание в Москве церковью Покрова Богородицы Марфо-Мариинской общины на Большой Ордынке. Тогда вдохновлялся образами древнего Новгорода и Пскова.
Академика разогнанной императорской академии правительство Ленина не ущемило в правах, к нему не подселили пролетариев. Щусев жил с семьей в особняке в Гагаринском переулке, 25. Почему так повезло?
Потому, что поверил “великим принципам революции”. Ему поручили в 1918 году составить план “Новой Москвы”, оставшийся на бумаге.
Придя с Красной площади, морозной ночью, в январе 1924 года, в особняке сделал набросок деревянного склепа Ленина, ставшего через несколько лет всем известным мавзолеем-трибуной. К чести Щусева, он отказался проектировать дворец автозавода имени Сталина, когда узнал, что для него ломают Симонов монастырь.
О прошлом бывшего действительного статского советника главный архитектор Советского Союза хорошо знал.
Представленный Щусевым проект Дворца Советов на месте взорванного храма Христа без почтения к автору и сомневаясь в его политической ориентации отверг: “Проект Щусева — тот же “собор Христа Спасителя”, но без креста (пока что). Возможно, что надеется “дополнить “потом” крестом”. Щусев на это не надеялся, с властью не спорил, опасаясь попасть в немилость, как попали гениальные архитекторы Мельников и Леонидов. Ему принадлежит редкое описание Сталина, выступавшего фактически главным архитектором Москвы. “Я ясно помню его внушительную фигуру. Помню, как с трубкой в руке он детально разбирал проект, представленный с обширнейшей докладной запиской и чертежами… Он не только высказался по вопросу о новых границах города, но и детально проанализировал вопросы планировки отдельных магистралей, вопросы ширины той или иной улицы или площади. Исключительно важными были замечания товарища Сталина об общем благоустройстве города, о высоте домов на тех или иных улицах и площадях, о мостовых, о парковых зеленых насаждениях”.
Как будто сам не знал, какой высоты строить дома и какой ширины планировать улицы.
В ХХ веке Щусев по указанию вождя выполнил то, что в ХIХ веке сделал Тон по воле императора. Развернул Алексей Викторович отечественную архитектуру, тяготевшую к царившему в мире конструктивизму, к классическому “наследию”. Это случилось после того, как при осмотре нового здания института Маркса—Ленина в форме куба услышали от секретаря ЦК, МК и МГК Кагановича: “Кто, черт возьми, проектировал это страшилище?”
Но успел до крутого поворота к “наследию” создать, как истый конструктивист, Мавзолей Ленина, составленный из кубов. Сталин и Каганович поменяли коней на переправе, отодвинули конструктивистов, молодых авторов строящейся гостиницы Моссовета. Вскоре снимут леса в Охотном Ряду, и мы увидим гостиницу “Москва”, которую Щусев приблизил к “наследию”, гладкие стены декорировал колоннадой из арсенала зодчества Древнего Рима.
