В последнее время мы постоянно видим, как, играя мускулами, Россия расширяет свое военное присутствие в мире. Недавно авианесущий крейсер “Адмирал Кузнецов” в сопровождении нескольких кораблей отправился в Средиземное море. В августе этого года дальняя авиация страны начала регулярное воздушное патрулирование в стратегически важных для России районах мира. Наши политики в своих спорах с зарубежными партнерами все больше делают ставку на военную мощь.
О том, кто и как обеспечивает эту мощь, накануне Дня дальней авиации рассказал командующий 37-й воздушной армией Верховного главного командования (стратегического назначения) генерал-майор Павел Андросов.
СПРАВКА "МК"
Дальняя (стратегическая) авиация входит в ядерную триаду страны. Ее задача — ведение оперативной и стратегической воздушной разведки, а также поражение объектов противника на расстоянии многих тысяч километров от мест базирования.
— Павел Васильевич, в августе наша дальняя авиация начала интенсивно летать. Тогда некоторые политики заявили, что “дальники” заступили на “постоянное боевое дежурство в воздухе”, чем немало смутили своих западных партнеров, так как боевое дежурство в небе стратегическая авиация несла последний раз только во времена “холодной войны”. Разъясните, как правильно классифицировать ваши полеты.
— Само слово “боевое” подразумевает дежурство с настоящим оружием. Боевое дежурство осуществляется либо по маршрутам, либо в четко заданном районе, или даже на земле, когда экипажи находятся в определенной степени готовности. Эта градация для военных четко расписана в документах. Мы же с 17 августа по указанию Верховного главнокомандующего приступили к постоянному воздушному патрулированию и показываем свое присутствие в различных районах мирового пространства. При этом мы не просто утюжим воздух и бесшабашно тратим деньги, керосин и ресурс самолетов, а учимся применять свое оружие и все возможности наших машин.
— Любая тренировка, тем более такая дорогостоящая, как патрулирование, имеет конечную цель. Ваша цель в военное время — донести ядерный боезаряд до противника?
— Да. Используя все свое тактическое, летное мастерство, навыки в применении бортового оружия, экипаж должен дойти до заданной точки — разрешенной зоны пуска — и произвести отцеп оружия.
— Летаете с оружием?
— Оружие тактического плана, оружие учебное, мы всегда имеем при себе. Мы отрабатываем практическое бомбометание, тактические пуски ракет, но без элемента боевого применения. Сброса бомбы, отцепки ракет или стрельбы из пушки не происходит. Остальные операции выполняются в полном объеме. То есть все — до кнопки “пуск”. К примеру, в ходе последних полетов на воздушное патрулирование — а их было свыше 70 — мы выполнили более 217 таких пусков ракет на боевое применение.
— Вы не применяли оружие даже в учебных целях?
— Скажу так: знаменитый полет Чкалова в Америку не обязательно было выполнять с бомбой. И так стало достаточно ясно: раз мы туда долетели, то, если потребуется, способны воздействовать на данный район мира с помощью оружия. Наши полеты — это демонстрация того, что мы можем.
— И как на вашу демонстрацию реагируют соседи?
— Естественно, следят за нами, используя весь комплекс своих средств ПВО. Это и США, и Канада, и Великобритания, и Норвегия... Во время патрулирования мы постоянно встречались с их истребителями. Встречи, как правило, носили дружелюбный характер. Агрессивных действий в отношении нас не было. Может, присутствовало некоторое озорство… Но вы же знаете: истребители есть истребители, им надо побегать взад-вперед, тем более самолет позволяет.
Действовали они по-разному: и выходили на удалении 3 км, и просто стояли в боевом порядке, наблюдая за нами.
Были и облеты в буквальном смысле вокруг самолетов: сверху, снизу, сзади, спереди… Очевидно, они фотографировали нас, как и мы их, — на память. Хотя некоторые действия, признаюсь, вызывали холодок. Например, когда истребители подходили на расстояние 3—5 метров — крыло в крыло.
— Это опасно?
— В свое время — тогда я начинал еще правым летчиком на “3-М” в Энгельсе — мои старшие товарищи рассказывали, что, случалось, истребитель выходил перед нашим самолетом, включал форсаж, и воздушный поток останавливал двигатель “3-М”. Моему командиру эскадрильи Киселеву Олегу Ивановичу таким образом “Фантом” трижды выключал двигатель.
Еще был случай, когда F-4, выполнив маневр, не рассчитал параметры своего самолета и килем разрубил переднюю кромку крыла нашего “Ту-16”. Чудом не задел топливные баки, и все это не закончилось катастрофой. Тогда F-4 ушел без киля, а “Ту-16” с пробоиной в крыле добросовестно, по заданному маршруту пришел домой и нормально сел.
Но сейчас, я подчеркиваю, никаких проявлений подобного агрессивного хулиганства не было. Хотя мы в воздухе встретили практически всю палитру истребительной авиации США, Канады, Норвегии… Встречали и истребители французских ВВС — “Миражи”, но в основном были F-16 и “Торнадо” — истребители ПВО Великобритании, а однажды даже наблюдали в воздухе новый истребитель EF-2000 “Тайфун”.
— Где вас отслеживали больше всего?
— Самое длительное сопровождение велось у берегов Аляски и Канады. Там истребители не покидали нас по 2—3 часа подряд. Мы видели, как они периодически отходили от наших кораблей, подходили к своему танкеру, который шел на удалении 10—15 км, дозаправлялись и возвращались обратно, занимая место в строю.
А вдоль берегов Норвегии нас, как правило, сопровождали пары F-16. Они чередовались: одна пара садилась, другая тут же взлетала. Такая карусель наблюдалась постоянно. Фактически у нас не было полетов, в которые не происходило бы перехвата. По нашим подсчетам, в них участвовало более 120 самолетов, которые в общей сложности сопровождали нас в воздухе свыше 40 часов.
— Некоторые утверждают, что стратегический бомбардировщик в кольце истребителей бессилен и не в состоянии выполнить свою боевую задачу.
— Не столь уж и бессилен. Средства, которые мы имеем на борту, позволяют отражать их атаки, а также затруднять процесс их наведения и целеуказания. (Имеются в виду помехи, создаваемые средствами радиоэлектронной борьбы. — Авт.) К тому же если рассмотреть тактику применения, то мы выполняем свою задачу не одни. При необходимости это может быть и самолет дальнего радиолокационного обнаружения, и наши собственные истребители сопровождения.
Есть еще и ПВО. Если понадобится, то распределение сил и средств в системе ПВО тоже будет изменено. Так что, когда все в совокупности посмотреть — и такие моделирования мы проводим, — это позволяет нам сделать вывод, что свою боевую задачу мы выполним.
— После начала регулярных полетов налет у ваших летчиков увеличился?
— В этом году, впервые за последние 10 лет, нормальный налет составил более 80 часов на экипаж дальней авиации.
Это тот налет, который позволяет летчику чувствовать себя в кабине уверенно. Прошедший год нам дал возможность выполнить план по летной подготовке практически на 100%. Причем к этим полетам мы привлекали в первую очередь молодежь. А это очень важный опыт, когда несколько часов самолет находится над океаном в отрыве от земли, когда испытываешь сильное нервное напряжение от встречи с истребителями.
К тому же, если мы летим тихо, это не значит, что в самолете сидим молча, ловим мух или только наблюдаем за противником. Мы отрабатываем элементы воздушного боя, тем более — цели реальные. Когда они приближаются к нашему боевому порядку, их нужно своевременно обнаружить, опознать, подготовить маневр, оружие для помех или отражения атаки…
Причем для воздушного патрулирования мы преднамеренно используем именно полярные аэродромы, чтобы отработать те задачи, которые решают экипажи на безориентирной местности. Аэродромы за Полярным кругом — Тикси, Анадырь, Воркута, Оленегорск — славятся частой сменой погоды, пургой, снегом. Зато они позволяют оказаться ближе к нашим соседям и лучше друг друга узнать.
Во время полетов мы отрабатывали так же взлет с максимальным весом. Вы можете себе представить, что это такое для тяжелого ракетоносного корабля? Когда полоса 3,5 км уже заканчивается, а самолет еще стучит колесами по бетону.
Здесь, конечно, психологически нужно быть очень выдержанным человеком, чтобы не “подорвать” машину на малой скорости — а вес ее громадный, — не струхнуть, а уйти, как у нас говорят, с последней плиты и медленно, грамотно поднять машину в небо, выводя ее на маршрут.
— Насколько я знаю, высший пилотаж для летчика дальней авиации — это все же дозаправка в воздухе?
— Да. Самолет массой выше 150 тонн выходит на дистанцию 20 метров от впереди идущего самолета-танкера, длина заправочного шланга у которого всего 21 метр. Летчик должен попасть штангой в конус и принять 30 тонн топлива, учитывая, что самолет постепенно увеличивает массу и его необходимо удержать в заданном положении, на определенной скорости с постоянно увеличивающимся углом атаки. Перекачка 30 тонн идет со скоростью 2 тонны в минуту. То есть 15 минут машину требуется пилотировать просто филигранно. А получив топливо, точно разойтись и продолжать выполнение задания еще в течение 16 часов.
И сегодня практически все летчики у нас подготовлены на дозаправку. Мы стали даже тренировать пилотов на выполнение нескольких дозаправок в воздухе — такие возможности появились.
— Когда в августе только начались ваши интенсивные полеты, встал вопрос: машины старые, ресурс их скоро кончится, на чем тогда летать? Продление ресурса требует больших средств. Насколько я помню, вам было обещано, что деньги на эти цели выделят. Слова остались словами?
— Ресурсное обеспечение идет планово. В рамках Гособоронзаказа. Мы тоже поначалу несколько поволновались в отношении ресурса. Но сели, посчитали — пока его вполне достаточно, чтобы решать задачи патрулирования.
— До какого времени решать?
— До того, пока государство будет вкладывать деньги. Пока наши самолеты израсходовали процентов 40—45 своих возможностей. А дальше — платите, продляйте ресурс, самолеты снова будут летать.
— Помнится, год назад Сергей Борисович Иванов говорил, что в этом году вам должен быть передан новый модернизированный “Ту-160”. Но пока об этом что-то не слышно.
— Скажу коротко и попрошу не просить дальнейшей расшифровки: все идет в соответствии с Гособоронзаказом.
— Хорошо. Тогда расскажите, изменились ли районы патрулирования наших самолетов с конца 80-х годов? Появились ли новые маршруты?
— Океан и небо с тех пор остались прежними. И сегодня мы ходим в те же самые районы. “Чувствительные” точки сосредоточения войск и сил на картах практически не изменились.
— Район Ближнего Востока вы патрулируете?
— Мы не оставляем без внимания наши южные границы.
— Сколько примерно стоит час полета стратегического бомбардировщика?
— …Скажу так: англичане недавно заявили, что один вылет “Торнадо” на наш перехват обходится порядка 40 тысяч фунтов стерлингов. Вот представьте: он со своей точки взлетел-сел, и это уже 40 тысяч. А наш самолет взлетел с авиабазы в центре России, долетел до этого самого “Торнадо”, поздоровался с ним и вернулся обратно. Это подороже будет… Хотя, думаю, стоимость полета тут все же не главное.
— А сколько получает летчик дополнительно за такой полет?
— Мы получаем денежное довольствие. Дополнительной оплаты за воздушное патрулирование не предусмотрено. Мы просто выполняем свою работу.
— И сколько за эту работу получает командир стратегического ракетоносца?
— В среднем — 25 тысяч.
* * *
