Мы очень много смеялись во время интервью. А всегда казалось, что Феофанова немного такая бука… Обманывала. Может, чтобы лишний раз не приставали? Не любит правила, видит цели. Считает, что потолок побед люди себе устанавливают сами. И помнит мышонка, которого в детстве притащила с помойки домой…
Светлана Феофанова
Родилась 16 июля 1980 года в Москве. Прыжками с шестом начала заниматься в 17 лет. Чемпионка мира-2003. На Олимпиаде-2004 завоевала серебряную медаль. Экс-рекордсменка мира и Европы. Личный рекорд — 4,88 м.
Недавно в Польше впервые за 4 года обыграла другую россиянку Елену Исинбаеву, показав результат 4,71 м.
— Кто их носит, Света, эти шесты, которые вы бесконечно вынуждены таскать туда-сюда по миру?
— Тренер.
— Едете на турнир, сколько берете?
— Пять. Погрузили на машину, приехали в аэропорт, тренер взял, пошел.
— На каждый шест своя декларация?
— Да нет, это просто багаж. Вот только наша родная компания всегда пытается содрать денег.
— За перегруз?
— За негабарит. Я могу вообще без сумки ехать, только с шестами, которые весят 12 кило. Ни в одной стране мира мы ни разу не платили. Но у нас лучше заплатить, чем они навредничают потом и вообще их не отправят. Спасибо грузчикам, кстати, которые всегда идут навстречу. Грузчики у нас уже знакомые есть, переживают. Вот, Андрей, например, в “Шереметьево” — у меня даже номер его мобильного есть. Если вдруг на работе Андрея нет, он кому-то нас перепоручает. И можно успокоиться, потому что кто никогда не грузил — начинает думать, а как их, а куда… Это чревато, могут сломать.
— А шест легко сломать?
— Ну, если ударить или подпилить, то, конечно, при прыжке переломится.
— Об колено не выйдет?
— Нет, не пробуйте.
— Сколько раз вы, Светлана, собирались бросать прыжки с шестом?
— Ой, даже и не знаю. Да каждый день собираюсь.
— А как же удалось когда-то уйти из спортивной гимнастики?
— Ну, считайте, что меня очень напрягала база “Озеро Круглое”.
— Это что — боязнь замкнутого пространства?
— Во-первых, я не думаю, что была такой сногсшибательной гимнасткой, чтобы сидеть там день и ночь. Там ведь люди готовятся к самым ответственным стартам. А у меня не было такой цели в гимнастике: выступать на чемпионате мира, я туда не стремилась, поэтому чем дальше от “Озера”, тем лучше.
— Почему цели-то не было?
— Потому что надо было здоровье свое положить, чтобы попасть на чемпионат мира.
— А тут, с шестом, — не надо?
— Там ты терял свободу, твой личный тренер становился никем. Ты не мог тренироваться по индивидуальному плану. А тут могу тренироваться как хочу! И план, по которому работали все остальные, мне просто не подходил, я так считаю.
— Это вы сейчас с высоты возраста и прожитых лет в спорте можете сказать, а тогда-то — откуда такое стремление к независимости?
— Пятнадцать-шестнадцать лет — это тоже возраст. Я не любила это “Озеро Круглое”, знаю случаи, когда девчонки сбегали оттуда.
— Может, это психологические проблемы?
— А в спорте много психологии вообще. Бывает, например, думаешь, что готов к турниру, а… не справился с внешними факторами. У тебя в руках снаряд, к которому нужно приложить определенные усилия и головой настроиться именно на эти усилия. А бывает, что ты в своих силах не уверен немного и тебе кажется, что не очень хорошо себя чувствуешь или что не очень быстро бежишь, и шест берешь уже с какими-то сомнениями. А если сомнения появились, то процент неудачи возрастает.
— Как много неожиданностей осталось для вас в секторе?
— Да все время что-то новое открываешь. Каждый раз приходишь — и по-разному себя чувствуешь. Вот давление сегодня низкое, руки не поднимаются, ноги не бегут, а прыгать надо. Но даже и это состояние можно повернуть во благо, найдя в технике какие-то нюансы. И все — за счет этого спасти и тренировку, и соревнования.
“Амбиции даже на дороге — этого обогнать, тут первой выехать!”
— На чемпионате мира у вашей коллеги Татьяны Полновой возникли проблемы со знанием правил.
— Сейчас Анна Роговска прыгала в Польше, у нее была точно такая же ситуация: во время прыжка задела планку, она устояла, но встала на верхние рожки. По правилам такая попытка не засчитывается. Почему — не знаю. Как, например, и то, почему нам раньше давали две минуты на подготовку, а теперь одну.
— Правила должны исходить из логики, у вас есть объяснение?
— Из логики? А вот есть правило, что спортсмен перепрыгнул высоту, чисто сам взял, но сбил ее шестом, и попытка тоже не засчитывается. А почему? Он же перелетел! А правила… Кто их читает, эти правила? Вы читаете?
— Я — точно нет.
— Я тоже. Как должна быть устроена хорошая стандартная яма, должна читать не я, а те, кто ее устанавливает.
— Можете за планку в воздухе подержаться? Выглядит очень эффектно.
— Не пробовала. Не думаю, что это очень сложно. Когда планку перелетаешь, ты же видишь, где она. И просто должен придержать рукой.
— Мне кажется, это какая-то бешеная координация организма должна быть.
— А прыжки с шестом — это не бешеная координация? Для этого есть упражнения с нуля, куча всего, и от тренировки к тренировке человек прибавляет. Набирается мышечная память. К этой памяти спортсмен добавляет еще и умственные способности. И учит себя сам, анализируя.
— Амбиции как далеко простираются?
— До “всюду”. Это уже в крови, никуда не деться. Даже на дороге за рулем — этого обогнать, этого обогнать, тут первой выехать!
— Считается, что москвичи менее мотивированы во всем, чем провинциалы. Где вы нашли заряд для амбиций?
— Могу сказать честно: я знала, что здесь можно заработать. Только надо чего-то добиться, предварительно чему-то научившись.
— Ожидания оправдались?
— Да.
“Мне бы, конечно, росточку побольше…”
— Самый тяжелый этап в карьере?
— Надеюсь, он позади. Когда у меня была травма — межпозвоночная грыжа. Но она дала мне возможность официально отдохнуть — ведь десять сезонов подряд: зима-лето, зима-лето. В травме не было ничего хорошего, потому что все болело, но на соревнования мне ехать тоже не хотелось. Я их даже по телевизору не смотрела. Я была далека от этого, полностью освободила голову. И, честно говоря, так старательно сделала это за четыре месяца, что вернуться обратно было трудно. Помню, тренеру сказала: смотрю на спортсменок, которые разминаются, и такое впечатление, что я к ним не имею никакого отношения. Расслабилась до такой степени, что даже мышцы отказывались включаться в полную силу.
— Тогда приходило в голову, что, может, прекратить и что-то дальше…
— А что дальше? Я завидую людям, которым что-то нравится. Мне пока здесь хорошо. Я понимаю, что после спорта жизнь должна как-то развиваться, но в каком русле?
— А какой-то рубеж ставите?
— Да как пойдет. Он сам поставится.
— Насколько вы ранимы?
— Вида не покажу никогда. И не настолько уж, чтобы обращать внимание на глупости, которые происходят, например, в секторе. Я уже не в том возрасте, чтобы вздрагивать от слова или взгляда. И работу свою жалко.
— Каждый, говорят, знает свой потенциал. Вы свой потолок уже видели во сне?
— Есть потолок, который я сейчас ставлю, — пять метров... Всегда надо ставить планку выше. Ведь то, что думаешь, сидит “под коркой” и не дает прыгать выше и бежать быстрее. Не надо себя ограничивать.
— Заметьте, “пять метров” произнесла не я, а вы. Эта высота остается мечтой?
— Конечно. В любом виде легкой атлетики есть цифры, к которым стремятся, — два метра в прыжках в высоту, выбежать из десяти секунд, прыгнуть за семь метров в длину, с шестом у мужчин на шесть, у нас — на пять.
— Идеальная прыгунья с шестом — это…
— Быстрая, высокая, ловкая и смелая. Последнее крайне важно.
— Уточните насчет высокой…
— Относительно меня. Мне бы, конечно, росточку побольше… Из шестовичек я самая маленькая, 1,64. Нет, уже 63 — врастаю потихоньку…
— А вон “коротышка”, правда, среди гигантов под два метра, Стефан Хольм прыгает себе и…
— Это единичный экземпляр.
— Разве кто-нибудь утверждал, что вы не единичный экземпляр?
— Ну, вы же спросили про идеальную прыгунью.
“Муж спортсменки не должен приходить в два часа ночи и будить ее, чтобы поговорить”
— Татьяна Лебедева говорит, что она не только индивидуалист, но и эгоист.
— Почему?
— Наверное, потому, что спортсмен подстраивает под себя всех близких.
— Таня Лебедева, наверное, тоже думает о близких, и времени с ними много проводит, и подарки привозит, и, кстати, деньги зарабатывает. Просто есть у нас этап времени, когда нужно реально режимить. Не думаю, что это эгоизм. Это нужно понять, и муж спортсменки не должен приходить с вечеринки с друзьями в два часа ночи и будить ее, чтобы поговорить. Или не должна прийти домой после тренировки и стоять у плиты — на всю семью чего-то готовить. Никуда не годится.
— Да?
— Конечно. Ты работаешь, зарабатываешь деньги, а тебе приходится еще и обслуживать всех окружающих?
— А я — ничего, встаю к плите после работы.
— Одно дело — умственный труд, а ты физически так пашешь на тренировке, что хочется прийти домой и вообще ничего не делать. И хочется, чтобы тебя покормили, а не ты.
— Многие считают, что умственный труд тяжелее физического, проще иной раз вагон разгрузить, чем…
— Но ведь труд спортсмена это тоже не взять и лопатой перекопать весь огород. Тоже приходится, представьте, думать. Это сложно — заставить мышцы двигаться так, как тебе надо.
— Ладно, согласна, тяжело всем. Спорт — это определенная философия. Вы ощущаете себя философом?
— Я считаю себя человеком рассуждающим. Из всего негативного могу сделать выводы. И найти что-то позитивное.
— Убедите меня, что в проигрыше можно найти что-то позитивное.
— Вот, например, Афины, второе место, да? Не каждый же человек на планете имеет серебряную медаль Олимпийских игр? А второе место — это первое после первого. Игры проходят раз в четыре года, и остаться без медали совсем, согласитесь, было бы гораздо хуже.
— Это вы когда себе сказали — стоя на пьедестале или через несколько лет?
— Это мне говорили все окружающие.
— И наконец убедили?
— В какой-то степени, наверное. Ну а куда деваться-то уже? Знаете, итальянца, который завоевал “бронзу” в нашем виде, как президента встречали на красной дорожке, все в Палермо на ушах просто стояли. А я была вторая, и все сочли, что я не просто проиграла, а провалилась! Как говорят, первый забирает все, остальные остаются в забвении. Но это только у нас в стране, потому что слишком много высококлассных спортсменов: не будет одного, будет другой. Та же участь у ученых, учителей… Каждый сам за себя, как в джунглях. А почему, например, тот же олимпиец не имеет права на досрочную пенсию? Не знаете? И я не знаю. А кому-нибудь это надо? Кто-нибудь этим занимается? Я иногда думаю об этом — когда закончу спорт, начну бороться за права спортсменов. Знаете, может, и не стоит об этом… Но вот после Афин ни меня, ни моего тренера Евгения Бондаренко так и не наградили правительственными наградами. Хотя документы мы отдавали, и всех призеров наградили, а нас… Забыли, наверное.
— А сможете — бороться?
— Смогу. Потому что, положив детство, молодость и здоровье на дело, им приходится доживать до 55 лет и официально уходить на пенсию, не имея никаких льгот при этом. А когда у нас в стране медали, все радуются: о, как здорово, какой почет, российский гимн звучит! Мы не всех спортсменов знаем, как не знаем всех балерин или циркачей — только ведущих. А за ведущими — шеренга обычных. Но эти обычные — четвертые, пятые, это тоже немало. Это тоже люди незаурядные. Я смогу. Хотя женщинам, конечно, тяжелее, чем мужчинам. Вот ремонтировала дом. Просишь — ноль внимания. Обругаешь — возникает не желание исправить, а недоумение: чего это? Выгонишь — малолетка, соплячка… Это у нас непреодолимые какие-то обстоятельства.
— Что вы точно знаете не надо делать перед Олимпийскими играми? Многие говорят: с журналистами общаться, эмоции, мол, высасывают.
— Согласна, кстати.
— Это я сейчас из вас эмоции высасывала?
— А это разные вещи — зимний чемпионат мира и Олимпийские игры. Перед Афинами прессинг дикий шел: кто победит — Феофанова или Исинбаева? Такой дурацкий вопрос… А вообще, для одного выступить в финале — это счастье. А другому нужна только победа, выиграть — все равно что премию “Оскар” получить. Будете спрашивать, что счастье для меня?
