Сегодня Международный день театра. А театр — это актеры. Артист остается фигурой №1 и без артиста театру — конец. “МК” нашел самую старую актрису и самого юного артиста в столичных театрах. Она начала работать на заре ХХ века, он — в XXI.
Шерше ля шарм
Галина Коновалова уверяет, что ей 200 лет. Но выглядит… как изящная французская кокетка: всегда прямая спина, вздернутая головка в кудрях и звонкий голос. Ей — страшно произнести — будет 92 года, 72 из них она служит в Вахтанговском и, можно сказать, этой цифрой бьет все рекорды. До сих пор выходит на сцену в трех (!!!) спектаклях. К тому же еще заведует труппой. И помнит все, что было.
— Помню не потому, что все померли, а потому что помню, — говорит она. — То, что давно живу, не основное мое достоинство. Просто так получилось.
— Галина Львовна, какая была ваша первая роль?
— О, это было до взятия Бастилии и Николая II.
— И до татаро-монгольского нашествия?
— Конечно. 37-й год. Меня заняли в “Аристократах” Погодина. Рубен Симонов играл Костю-капитана, а Соньку Золотую Ручку — Алексеева. И я… Ну с чем это сравнить? Это все равно что вас пустить в Кремль и разрешить там поселиться.
Первая роль моя заключалась в том, что я в полной темноте должна была из одного портала перейти по сцене в другой. Без слов. При этом меня каждый день вызывали на репетицию. И вот премьера. Я позвала на нее свою маму (она у меня была старая большевичка), а мама прихватила подружку — тоже из старых большевиков.
После спектакля мамина подруга констатировала: “Твое участие в спектакле напоминает мне участие Берии в строительстве Беломорканала”. Она это сказала громко, на Тверской улице. И… больше мы ее не видели. Вот кто услышал? Кто настучал?
Но вот что интересно: после того как я безмолвно прошла в темноте по сцене и вернулась в гримерную, у меня на столе стояли подарочки от старших актрис — это было такое посвящение в их круг. И потом долгие годы я тоже дарила подарки молодым. Последним был Максим Суханов, когда он дебютировал в “Кабанчике”. Правда, с тех пор я никому ничего не дарю, я поняла, что прошли годы и все стали другими.
— А вы помните “Принцессу Турандот” и самую первую Турандот — Цецилию Мансурову?
— Вообще этих принцесс было, как у вас волос на голове, — две Пашковы, две Вертинские, но это ничего не значит.
— Ну а Юлия Борисова — почему вы ее не называете?
— Юлия Борисова играла прелестно, но, надо сказать, это ведь не лучшая ее роль.
— ???
— Да-да, таково мое мнение. У нее были другие грандиозные роли — в “Варшавской мелодии”, например, или “На золотом дне”. Даже Алиса Фрейндлих не достигала в “Варшавской мелодии” такого драматизма, как Борисова.
— Как в старые времена режиссеры выбирали артисток на роль? Например, Вахтангов.
— Это же легенда, как Вахтангов выбрал свою принцессу Турандот. Он назначил артистку (не хочу называть фамилию, а то дети придут ругаться), и эта артистка чем-то его не удовлетворила. Попробовал других и в конце концов назначил Мансурову — все ахнули! Мансурова дико не подходила для принцессы, и Вахтангов чудно тогда сказал: “Как сыграет актриса Х — я знаю, как Y — догадываюсь, а вот как сыграет Мансурова — понятия не имею. И мне это интересно”. Это были слова самого Вахтангова, которые передавались в театре из поколения в поколение.
— А как Вахтангов воспитывал актеров?
— Однажды я спросила Рубена Симонова: “Ну что это был за человек такой? Почему вы на него молились, как на икону?” И Симонов рассказал, как однажды их студия в первый раз поехала по Волге на пароходе. Как только сели на пароход, естественно, все надрались, и началось бог знает что. Сам Вахтангов был в каюте. Он вызвал к себе молодую актрису Ремизову (позже она стала режиссером), которая баловалась не то на палубе, не то под палубой с кем-то. Естественно, приходит к нему, трепещет. Он сидит в кресле — погашен свет, горит свеча…
— Евгений Багратионович, вызывали?
Он молчит.
— Евгений Багратионович, я…
Он молчит.
Она начинает плакать:
— Евгений Багратионович, я же… мы же…
Он молчит. Она падает на колени. С ней истерика, она бьется. Наконец он говорит: “Вы все поняли? Вы свободны”.
Поведав это мне, Симонов произнес: “Я, Галя, вам рассказываю это, а меня до сих пор бьет дрожь”.
— Известно, что вахтанговские актрисы считались самыми красивыми в Москве. Они этим пользовались?
— Мы считались аристократическим театром, а женщины — роскошными. Чтобы попасть в МХТ без билета, достаточно было сказать билетеру, как ты увлечен системой Станиславского! В Малом — прикинуться дальним родственником Островского. А в Вахтанговский — вот интересно — надо было прийти со служебного входа и просто сказать: “Продается белая яхта”. И женщины, конечно… Рубен Симонов вообще к женщинам хорошо относился. А к кому особенно хорошо, тем очень повезло с ролями. Помню, как в гардеробе на служебном входе Рубен Николаевич внимательно осмотрел меня с головы до ног и сказал: “Слушайте, Галочка, как это я вас пропустил?” Он был богемный человек, вне политики, всегда таскал за собой двух гитаристов из оркестра. Но, когда случилась история с Мейерхольдом и нельзя было не подписать письма против него — иначе не уцелеешь, — этот богемный Симонов куда-то исчез. Ученики Мейерхольда — Царев и другие — подписали, а Симонов спрятался в деревне и не подписал таким образом.
— Откройте страшную тайну: как актрисе строить свою жизнь, чтобы, когда стукнет 90, сохранить такую форму, как у вас?
— Если я расскажу как, вам станет скучно. У меня есть внучка, у нее — двое детей (мои правнуки). Она живет в тяжелых условиях черт-те где, и я каждый день езжу к ней через весь город с четырьмя кастрюлями, чтобы облегчить ей жизнь. Потом гуляю с детьми, потом бегу в Вахтанговский, а потом прихожу и валюсь с ног. А в семь утра опять подъем.
Какая физкультура? Каждый день я натираю пол, пока какая-нибудь моя подруга рассказывает по телефону, как ей тяжело живется с мужем и пятью домработницами в шестикомнатной квартире. Вот и вся физкультура. А все эти подтяжки, фитнесы — не ко мне.
— Прослужив в театре 70 лет, вы поняли, что такое театр?
— Даже трудно сказать. Это то, без чего немыслимо существование. Это кошмарная и единственная в мире профессия, которая не считается работой или обязательством.
— А кто такие актеры?
— В трудную минуту они объединяются, идут на выручку, независимо от положения и количества денег. Вот у нас в театре в 37-м году многие пострадали от Сталина. Арестовали мужа артистки Данчевой. Она осталась одна с 5-летней девочкой. И тогда меня вызвал наш артист Горюнов — комик, гениальный человек. Он был страшно популярен, много снимался, богат. И вот он говорит мне: “Пойди к Данчевой и под любым предлогом возьми у нее что-нибудь, скажи, что я это хочу купить”. Я пошла, нашла у нее какие-то старые туфли, и он купил их за 600 рублей. Вот я и говорю: когда плохо, сукины дети (по выражению Филатова) объединяются. А когда одна роль на 20 человек — ощетиниваются.
Милый Мика
Его зовут Эмиль. Прозвище — Мика. Ему 8 лет, и он и с 4 лет на сцене. Он не из тех детей, которых родители приводят на спектакли, и те за скромное вознаграждение во взрослых спектаклях отыгрывают роли детей. Он вырос за кулисами и выходит на сцену в детских и взрослых спектаклях. Он умеет петь, бить степ, играет главные и не главные роли. Его, как котенка, выбрасывают в спектакле в окно, и он умеет падать без риска переломаться. Эмиль Рывкин считается одним из ведущих актеров-детей театра клоунады Терезы Дуровой.
— Эмиль, ты помнишь, как первый раз вышел на сцену?
— Где-то в четыре года. Я работал в “Полном пломбире”. Очень волновался. Потом отработал и радовался, что очень хорошо отработал.
— А ты публику видел, зрителей в первом ряду, например?
— Видел. Даже захотелось уйти, близко к этому было. Но я понял, что если уйду, то сорву спектакль. И страх от меня ушел. Сейчас дрожу, когда премьера. Вот когда была премьера “Храпелкина” (“Бай-бай, Храпелкин!”. — М.Р.), я боялся. Второй раз подрагивал. А на четвертый уже нет.
— С чем можешь сравнить свое состояние на сцене?
— Щас. Когда мне было два с половиной года, я вышел на сцену первый раз, но не работать, а к маме на репетицию пришел, мне показалось, что я не у мамы родился, а здесь, на сцене.
— Тебе платят деньги за спектакли. Ты считаешь, что ты хорошо зарабатываешь?
— Я считаю, что достаточно.
— Для тебя это игра или работа? Устаешь?
— Сейчас уже работа. Устаю, но по два спектакля выдерживаю. Но я же после первого спектакля иду в буфет, ем и второй спектакль играю нормально.
— Ты хочешь быть артистом?
— У меня две мысли. Или стать музыкантом, или артистом. Футбол я уже откинул.
— Что такое, по-твоему, театр?
— Для меня? Это такой дом большой, в котором работают всякие актеры, которые родились в нем. Они не такие, как все. Здесь и грустно, и весело. Здесь всегда добро побеждает зло.
— Где тяжелее тебе — в театре или в жизни?
— И там, и там легко. И там, и там сложно. Но на улице ты сирота, тебе некуда податься, то есть ты один. А в театре все свои.
— Какую роль мечтаешь сыграть?
— Я хотел бы быть Пиноккио. Был бы деревянным человечком. Пиноккио все-таки лучше Буратино. Я читал, и он мне больше понравился.
— Что дает тебе театр?
— Я стал намного увереннее. Когда я был без работы, мне было очень тяжело. Мне было вообще нечего делать. А теперь вот, например, Гриша Егоров из класса моего завидует мне, что я работаю артистом.
— Когда тебе дарят цветы, что ты чувствуешь?
— Я сам не знаю, что сказать. Мне очень приятно, что они меня полюбили, и я их тоже полюбил.
СПРАВКА "МК"
Не знаю, как в мире, а в Москве сегодня широко будут гулять День театра.
• Главный актерский дом — Дом актера им. Яблочкиной на Арбате — как всегда, с оригинальным капустником, посвященный бойцам невидимого фронта кулис — гримерам, костюмерам, монтировщикам...
• Театр “Школа современной пьесы” отмечает очередной день рождения (19 лет) спектаклем “Своими словами”.
• “Табакерка”, как всегда в этот день, раздаст свою традиционную премию.
• Театральный центр “На Страстном” — благотворительный вечер для ветеранов сцены с программой и подарками.
• Молодежный театр Вячеслава Спесивцева — играет “Ревизора” в пивоварне на Таганке.
• Театр “У Никитских ворот” празднует свое 25-летие — закрытая вечеринка в мэрии.
АНЕКДОТ ОТ ЛЬВОВИЧА
Театр. Возле доски, где висят приказы, объявления и распределение ролей на новый спектакль, стоит молодая актриса и рыдает. Мимо идет опытная, старая актриса.
— Деточка, в чем дело? Почему плачете?
— Вот снова распределение повесили, а меня нет.
— Деточка, это же театр. Надо ждать.
Молодая воодушевленно:
— Дать? Кому, кому дать?
Молодой актер вбегает в гримерку к старому.
— Михал Иваныч, я получил роль!
— И какую же, мой милый?
— Я должен в первом акте выпить стакан водки. Вы такой опытный, такой талантливый, подскажите какое-нибудь приспособление. Как сыграть?
— Значит так, запомни, реквизитору не доверяй: они льют за кулисами воду в стакан и всякую гадость. Заряжай водку сам. И на сцене выпивай.
Молодой испуганно:
— Да, но в финале я должен быть трезвый!
Старый с достоинством и басом:
— А вот это надо сыграть.
