Балтийское море страстей

— У меня ощущение, что я хотел туда всегда, с тех пор как решил посвятить себя журналистике. Это было в седьмом классе. Поступив в школу молодого журналиста, начал с плохо скрываемой завистью посматривать в сторону телевизионных ведущих. Телевизор мне тогда казался недосягаемой вершиной, практически божественным Олимпом. Я даже себе порой боялся признаться, как хочу туда, к ним. Даже в университете попытался убежать от своей тайной мечты, поступив учиться на газетного журналиста. Но на третьем курсе мой божественный Олимп поманил настолько, что сдерживать себя я уже не мог и стал подрабатывать на телевидении.

— А до седьмого класса какие профессии на себя примерял?

— Разные были варианты. Например, подумывал быть военным, как дедушка. Потом хотел быть врачом, потом — ученым-ядерщиком. И практически постоянно мечтал профессионально играть в футбол и всех обыгрывать.

— А быть артистом? Ты же сын театрального режиссера...

— Вот как раз к седьмому классу я сузил выбор будущей профессии до двух путей — папиного и маминого. Выбрал в итоге мамин. Она у меня журналист, долгое время работала в “Вечерней Москве”. А театр перестал быть для меня абстракцией в 1978 году, когда мы с семьей перебрались из Вильнюса в Москву. В Литве мы жили патриархальным укладом по строго расписанному распорядку, спать ложились после 22.00, когда заканчивалась программа “Время”, и если телефон вдруг звонил позже, это было целое событие в семье. В Москве же телефон трезвонил круглые сутки каждые полторы минуты, а в полночь жизнь только начиналась: многочисленные гости, ночные чаи и беседы об искусстве, в которых мне разрешалось принимать участие, несмотря на то что утром надо было встать, послушать “Пионерскую зорьку” и идти учиться. В 12 лет я уже рассказывал за общим столом свежие анекдоты, причем не всегда детские. И никто меня почему-то не одергивал. Мне вообще-то нравилось привлекать к себе внимание и удивлять. И сначала для реализации этого стремления я попробовал выбрать театр. Записался в студию пантомимы, которая ковала кадры для папиного “Театра пластической драмы”, потом увлекся Театром кукол Образцова и открыл дома небольшой его филиал. Где-то в старых чемоданах до сих пор хранятся мои куклы, сделанные из пузырьков из-под шампуня и старых шапок. Папины спектакли почти не пропускал. Даже играл в одном из них. Роль была короткая, но значимая — роль ангела. Со многими артистами папиного театра у меня до сих пор сохранились теплые отношения. С легкой руки одного из них за мной в театре на долгие годы закрепилось прозвище Дорогой Эрнестик.

“Давай, затягивайся!”

— При этом жили мы в обычном рабочем районе на самом что ни на есть Пролетарском проспекте, и школа тоже у меня была простая — пролетарская. Потому, приблизившись к сложному переходному возрасту, я обнаружил, что моим культурным семейным бэкграундом авторитет среди товарищей на улице не заработаешь. Пришлось погрузиться в “дворовую романтику”. А ярлык “сын интеллигентных родителей” остался только как воспитательное оружие учителей, которое они охотно использовали всуе.

— В дворовых компаниях ты был в авторитете?

— Старался. Я был самым маленьким в классе, не поспевал за московскими акселератами и выглядел моложе своих лет, причем значительно. Сейчас мне почти сорок, и это уже не проблема. А в 15 лет все было иначе. Пришлось заняться спортом, научиться махать кулаками. Но некоторая детскость в облике все равно сохранялась. Особенно было обидно, когда мне, только что вернувшемуся из армии, отказывались продавать в магазинах спиртные напитки.

— А курить тебе лояльные родители разрешали?

— Скорее не запрещали. Первый свой интерес к табаку я удовлетворил еще в Вильнюсе в семь лет. Мы с пацанами курили в дупле гигантского дуба, растущего на школьном дворе. Однажды нас там застукали. Состоялся тяжелый разговор с мамой. А папа, когда узнал об этом, после ужина достал из кармана пачку “Космоса” и сказал: “Ну пойдем покурим”. Я готовился отметить свой восьмой день рождения, и такое предложение мне польстило. Мы вышли в коридор, закурили. Отец присмотрелся ко мне и спросил: “Ты чего не затягиваешься?” — “Как могу, так и курю”, — ответил я. “Нет, родной, давай по-настоящему”, — потребовал отец. Я затянулся. Последствия мне не понравились. С тех пор не курю. Пробовал потом начать — не получается.

“Когда узнал про секс, был в шоке”