Чу-чух-чу-чух. Чу-чух. Электричка замедляет ход. Cтанция Переделкино. Название говорящее: и про передел шутят, и вторую “е” выбрасывают. Но Переделкино — это наше все: литература, писатели, судьбы… По умнице-тропке, вдоль свечек-сосенок, вдоль кладбища… Здесь только и начинается жизнь знаменитого писательского поселка, который уже тысячу раз вошел в историю русской литературы ХХ века. Здесь жили, сочиняли, смеялись и плакали, болели и хоронили. Здесь воровали и поджигали, влюблялись и целовались, писали доносы и каялись в грехах. Новый XXI век сюда наступает неумолимо. Корреспондент “МК” прожил один день завзятого переделкинца в надежде остановить переделкинское мгновенье — оно прекрасно.
Между станциями Переделкино и Мичуринец раскинулся писательский поселок. Я начинаю путь от Мичуринца — вместе с обычными дачниками, на писателей никак не похожими.
— Идиот! Не мог сумку ровнее нести?! Все банки разбил!
— Что ты завелась с утра? Отвали от меня!
Да… Скорее к писателям! Там, наверное, покой, осталось прошагать три улицы. Пройду-ка я по Энгельса, сверну на Карла-Марксова… Еще в давние времена литфондовских дач было всего 26% всего поселка. Остальные дома занимали: Морфлот (адмирал Касатонов и другие адмиралы), Госплан и Литгазета. Отдельная история — частные дачи (Роберт Рождественский, Алексей Арбузов).
Творческая атмосфера начинается сразу с улицы Довженко: с большим пакетом мусора на меня надвигается поэт Евгений Рейн. А неподалеку у калитки курит автор милицейских детективов Федор Примеров. К этой даче я и направлюсь — Федор знает подноготную Переделкина с криминальной стороны, а его мама, поэт Надежда Кондакова, — с имущественной: она член президиума Международного литфонда. Если раньше у Окуджавы, Пастернака, Ильи Сельвинского был такой центр, куда всегда приезжают гости, собираются люди, то теперь такой центр у Надежды Кондаковой и Инны Лиснянской. Тут же на крылечке я сталкиваюсь с известным переводчиком Рене Гера — гостем Надежды Васильевны.
— У нас тут около 60 арендаторов, — рассказывает Надежда Васильевна. — Нет, не во всех домах писатели живут. 5—6 домов занимают родственники писателей, все никак не выселим. Еще 5—6 дач принадлежат каким-то бизнесменам, банкирам, криминалу… Сколько тут земля стоит? 60 000 долларов сотка и выше! Пойдемте — я все покажу.
Кто ходит в гости без звонка?
Знаменитые переделкинские прогулки! Наконец и я присоединилась к их неспешному ритму, способствующему и пищеварению, и работе мозга. На этих неведомых дорожках еще остались следы невиданных “зверей”: Корнея Чуковского, Бориса Пастернака… Еще улыбается Маргарита Алигер, еще смеется Лев Кассиль, еще не рассеялся дым окуджавской сигареты… За этими моими поэтическими размышлениями из воображаемого дыма появляется вполне реальная Ольга Владимировна Окуджава, вдова поэта. Деловито спешит домой: сегодня в музее очередная знаменитая окуджавская суббота.
— Нашему музею 23 августа исполняется 10 лет. Будет большой праздник.
Из старых традиций Переделкина знаете какая сохранилась? Никто ни к кому не ходит в гости без звонка. Все понимают, что человек может работать, писать, может быть занят… А если с телефоном беда, то встретишь человека на улице, спросишь: можно к вам вечером, поговорить? Только так.
Старенький, кособокий заборчик. В яблонях утонул старый домик. Кто в домике живет?
— Моя соседка Инна Львовна Лиснянская, критик, — рассказывает Надежда Кондакова. — Конечно, все здесь старое! Литфонд 20 лет уже ничего не делает для ремонта поселка. Мы сами, своими средствами — чтобы хоть крыша не текла. Кто много вложил, тому арендодатель должен вернуть. Олеся Николаева всю свою премию “Поэт” на это потратила. Да по забору видно — где писатель живет, где не писатель. И какой писатель.
Налево по улице Довженко дом сценариста Миндадзе пополам с писателем Комовым. Когда-то эту дачу делили Юрий Левитанский, Василий Захарченко и Римма Казакова. В середине 90-х делали ремонт — приваривали батареи. Возможно, от искры дача и выгорела под ноль в один день. При пожаре едва спаслись дочери Левитанского. У Риммы Федоровны средств на восстановление не было, сын-наркоман ей не помог, и она осталась жить в Доме творчества.
Идем дальше — а нам навстречу Игорь Кваша с соседом. Гуляют, беседуют. Кваша оказался в Переделкине, став родственником писателя Петра Штейна.
Дальше дача Беллы Ахмадулиной и Бориса Мессерера. Там какое-то движение, ремонт. Белла Ахатовна бывает нечасто, здесь живут ее дочери. А раньше жил сын Мессерера. Домик скромный, забор еще скромнее.
— Тут Люся Петрушевская живет, — продолжают мои экскурсоводы. — А тут Лев Александрович Аннинский. А это дом Юрия Полякова. Раньше тут жил писатель Виталий Озеров, дача его сгорела… И участок продавали при условии, что хозяин приведет его в должный вид. Сначала было Виктор Ерофеев хотел купить, но смекнул, что с этим нашим Переверзиным, директором Международного литфонда, лучше не связываться. Тогда уж взялся Поляков. Рядом строится дом — он его подарит в собственность Литфонду. Да, вот так.
Дорога имени Церетели
Спрячь за высоким забором поэта — выкраду вместе с поэтом… Да, Евгений Евтушенко живет за высоким сплошным забором, на котором фонарь светит днем и ночью. Знаменитый шестидесятник поселился сюда как раз в 60-е, о нем сохранились записи в дневнике Корнея Чуковского.
А что это за строение выше елок? А это одно из владений Зураба Константиновича Церетели.
— Говорят, в этом доме Довженко спасся от репрессий, убегая из Киева, — жил у своей жены Солнцевой, — рассказывает мне Надежда Кондакова. — Церетели подарил этот участок внуку, и Василий начал строительство. Что там будет — непонятно. На дом непохоже. Не то галерея, не то мастерская…
Другой дом знаменитого скульптора окружен глухим забором, а из-за забора выглядывает изваяние размером с дом. То ли рысь, то ли тигрица, то ли медведь.
— Здесь был дом знаменитой Нади Леже, члена французской компартии. Наша компартия за заслуги подарила ей дом в Переделкине в начале 60-х. Был не дом — дворец! В изысканном французском стиле. После ее смерти наследники продали дом Церетели, по слухам, за 200 000 рублей — в советские времена бешеные деньги! Он дом отремонтировал, облицевал мозаикой.
Действительно, особняк подмигивает разноцветными глазами. Мимо идет местный житель:
— Нам Церетели друг, он нам дороги строит.
Асфальт и правда проложил знаменитый скульптор. По проселочной переделкинской дороге не то что грузовики — таксисты и те ехать не хотят.
Криминальные короли Переделкина
Житель Переделкина Федор Примеров, писатель и по совместительству бывший сотрудник “органов”, смотрит на писателей критически.
— “Дача сгорела”… Это еще надо смотреть, сгорела или подожгли. За последние несколько лет было два убийства, так и не раскрыли. Но это ладно, а год назад у магазина нашли четыре тела с отрезанными головами. Лица кавказской национальности. Это местные разборки. Здесь же постоянные строительства, рабочие живут, у них группировки. Воровство есть, да. Вознесенского обокрали еще давно. Полякова. Лиснянскую. Это так называемые переделкинские пацаны — из соседней деревни Переделки.
— А что это за особняк в стиле русской усадьбы? Какой процветающий писатель тут живет?
— А никакой.
Таких “никаких” домов несколько в поселке. Все знают, что дом Лидии Либединской занимает банкир Лопухин, вместо Александра Чаковского живет бизнесмен Капустин, а печально знаменитая дача Фадеева ныне принадлежит человеку по фамилии Голубев, крайне далекому от писательского поприща.
Есть и переделкинский король — Иван Переверзин, председатель Международного литфонда и персона Икс в писательском сообществе: писатели обвиняют его во взяточничестве и воровстве, ведут с ним устную и письменную борьбу, а финансовыми делами МЛФ недавно занялась прокуратура. У Переверзина в Переделкине не участок, а целое поле — больше 60 соток.
Призрак Фадеева бродит по поселку
13 мая 1956 года в доме близ пруда громыхнул выстрел — Фадеев застрелился. У Александра Фадеева была сложная судьба, но и сам он немало дров наломал, подписывая писателям сроки.
— Мы жили на соседней даче, — рассказала “МК” Дарья Донцова. Ее переделкинское прошлое давно кончилось, но она дочь писателя Аркадия Васильева. — Папа был тогда парторг. На эту дачу поселили Пименова, первого ректора Литинститута. Пименов был сильно выпивающий человек. Он прибежал к моему отцу через неделю и сказал, что жить там не может, что по ночам в кабинете там стоит Фадеев с бутылкой в руке.
Потом там жили несколько писателей, последним был Генрих Гофман, очень храбрый летчик, Герой Советского Союза. Гофман сказал моему отцу: делай что хочешь, но там живет Фадеев. Отец сказал: так, сегодня я иду туда сам и проверяю. Ушел и вернулся наутро, тихий. Заперся с мамой в кабинете, о чем-то разговаривал. После этого дача 15 лет простояла пустая.
— Привидения, конечно, никакого нет… Миша Фадеев увидел отца с раной, — добавляет Евгений Сидоров, бывший министр культуры РФ, житель Переделкина с 88-го года, — вот это потрясение на всю жизнь… Маша Алигер, дочь его от Маргариты Алигер, очень страдала. Она потом покончила с собой в Лондоне.
— Кого вы еще застали из знаменитых переделкинцев?
— Много кого! Арбузов, Шкловский, Сергей Аверинцев, Лидия Корнеевна Чуковская. Вениамин Каверин! Блистательный писатель. Ел кашку, следил за собой, жил долго. Говорил со страшным одесским акцентом — не мог по-московски акать. Сейчас писатели не гуляют, как раньше. Живут по принципу “против кого дружите”. Но какие у нас замечательные музеи!
Дачная переписка Солженицына
Музеи — гордость Переделкина. Только они и восстанавливают потихоньку ту уникальную атмосферу творческих встреч. Дойдя до дома-музея Чуковского, я оказываюсь на чаепитии: маленький домик полон народу, не протиснуться. Сегодня писательница Наталья Арбузова читает свои стихотворения в прозе. Традиция встреч возобновилась совсем недавно — в прошлые-то времена в писательских тусовках была вся соль Переделкина. Сейчас неожиданно оказалось, что писателям это нужно. Пьют чай, даже песни поют, читают стихи, музыку слушают — как в Серебряном веке, ей-богу.
— Наш поселок уникальный, — рассказывает директор дома-музея Корнея Чуковского Сергей Агапов, — его еще будут изучать, диссертации писать, по крупицам собирать информацию: как люди вместе жили. Сейчас многое изменилось. Ритм жизни другой. Раньше писатели после трудового дня, часов в 6, выходили разминать ножки, гулять. На аллеях всегда можно было увидеть группки писателей. Теперь писатели работают в издательствах, в редакциях. Некогда гулять.
— Дом Корнея Ивановича, как известно, был некоторое время приютом для Солженицына. Как жили?
— Когда началась травля, бывало, Солженицын шел по Переделкину с кем-нибудь, и многие здоровались с его спутником, а в сторону Солженицына не смотрели. Он ходил всегда с дощечкой, на которую записывал мысли. Вот когда в 65-м году власти обнаружили его архив, ему стало тяжело, он очень переживал — думал, ему не дадут больше работать. Ходил с Корнеем Ивановичем на кладбище — навестить жену Чуковского. Когда он приехал в третий раз, осенью 73-го года, после смерти Чуковского, они жили с Лидией Корнеевной. Жили аккуратно, старались друг другу не мешать. Помощнице, секретарю Чуковского Кларе Лозовской он оставлял записки: “Я уехал, приеду и плиту уберу сам”. И Клара Израилевна: “Я ушла в гости, не волнуйтесь и никому не открывайте”.
Весело разукрашенная библиотека рядом с домом Чуковского закрыта. На калитке бумажка: “К сожалению, Валентина Сергеевна заболела”. Пока я шла до музея Пастернака, все прохожие мне кричали: если вы к Пастернаку, то музей уже закрыт! Зато я полюбовалась на рекламный щит в стиле “пальчики оближешь” — речь про ресторан “Дети солнца”, что в новом корпусе Доме творчества. Ресторан этот все писатели дружно презирают: говорят, объедками от него кормят отдыхающих писателей в столовой. А Дом творчества — еще одна достопримечательность Переделкина. Там раньше бурлила творческая жизнь, но иных уж нет — Риммы Казаковой, например. По особому договору с Международным литфондом здесь отдыхают между рейсами “Якутские авиалинии”. А писатели ютятся в старом корпусе — сыром и холодном.
Я шла-шла… и вышла к пруду. На берегу — старичок с удочкой. “Местный-то дедушка точно все знает про Переделкино!” — обрадовалась я. “Местный” обернулся — и оказался поэтом Леонидом Завальнюком, автором песни “Звенит высокая тоска…” и многих сборников стихов.
— А мы гостим у Арбузовых, это наши друзья.
Обратный путь — мимо кладбища и храма. Там же неподалеку стоит дом, где раньше жил Константин Симонов с Валентиной Серовой. Сейчас коттедж поделен между четырьмя писателями, у дома до сих пор стоит бассейн — вода в нем не держится, а при Симонове держалась. Было это, как писал Евтушенко, “тому назад, тому назад”, и был у дома чудный сад тому назад, тому назад.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
“Как живут писатели за границей, Алексей Максимович?” — спросил Сталин Горького в 1934 году. “На дачах живут, Иосиф Виссарионович, уезжают от городской суеты”. — “А у наших писателей дачи есть?” — “Нет, Иосиф Виссарионович” — “Нехорошо. Надо, чтобы были дачи и у наших советских писателей”. 15.09.1934 г. было принято Постановление Совета народных комиссаров СССР “О строительстве дач для писателей”. Изначально было 30 писательских домов, сейчас около 60. Первые переделкинцы: И.Бабель, Д.Бедный, Л.Леонов, Вс.Иванов, И.Эренбург, М.Шагинян, Б.Пастернак, В.Инбер, И.Сельвинский, Б.Пильняк, К.Паустовский, Л.Кассиль, И.Ильф и др. Среди нынешних переделкинцев: Л.Аннинский, А.Битов, А.Вознесенский, Е.Евтушенко, Ф.Искандер, Л.Петрушевская, Е.Рейн, Ю.Поляков, М.Шатров и др. Дачи выделяются Литфондом пожизненно за арендную плату. Родственники писателя имеют право занимать дом в течение полугода после его смерти.
