“МК” взял допинг-пробу на искренность

— Когда мы сдавали на чемпионате мира в Осаке пробу, там кровь и моча была, одной девочке семь раз кололи вену, попасть не могли... Но чаще всего претензий все-таки у сторон не бывает. Ко мне никогда вопросов не было. Допинг-контроль заканчивается, когда мы закрываем банки и отдаем их офицеру. С этого момента, как они сами говорят, мы доверяем им пробы и, естественно, предполагаем, что с ними ничего произойти не может.

— Претензий не было, и бумаги в порядке?

— Да. Зато не в порядке другое: проба была взята 26 апреля 2007 года, я буду про себя говорить — не знаю, как у девчонок. По правилам ИААФ (Всемирная федерация легкой атлетики) в течение двух-трех недель ее проверяют, и опять же по правилам ИААФ, которые они и устанавливают, эти пробы хранятся два-три месяца, потом лаборатория посылает запрос на уничтожение. В моей ситуации апрельская проба пришла в лабораторию Лозанны для ДНК-анализа только 25 октября. Прошло полгода. На каких основаниях она не была уничтожена, никто не знает.

— Может, ее вообще не проверяли?

— Нет, ее проверили, она была чистой, но ее не уничтожили. Если пробы берутся на чемпионате мира, Олимпийских играх, то хранятся несколько лет, мы это знаем, это в рамках правил. А сейчас принят закон и о хранении проб в течение восьми лет. Но — взятых на официальных стартах. А внесоревновательный контроль — это особый разговор. Вы не представляете, сколько этих проб спортсмены сдают. Такое безумное количество не “переварит” ни одна лаборатория.

— Какие мысли у вас возникают в связи с фактом неуничтожения?

— Что хочешь, то и думай. Обвинять ИААФ по крайней мере глупо. Хотя то, в чем нас обвиняют, не менее глупо. Вот идет разбирательство — мы спрашиваем: в чем вы нас обвиняете? Они говорят: в подмене. Хорошо, кто подменил? Они говорят: вы. Почему мы? Вот там убили человека, а кто-то мимо проходил, ему что, скажут: ты его знал, поэтому иди в тюрьму? На это нам говорят: спортсмены — не обычные люди. И судят их не по “людским” законам, а по законам ВАДА (Всемирное антидопинговое агентство). И то, что пробы в одной баночке и в другой не совпадают, этого достаточно. А кто это сделал, каким образом — никому неинтересно. Вот доказательство, которое нам выдвигает доктор Габриэль Долле, директор Антидопингового отдела ИААФ. Все. Но если у тебя нашли запрещенный препарат в организме, тебе доказали твою вину. И понятно, что ты сделал это сам — вольно или невольно. Хотя бывают случаи, когда спортсменов все равно оправдывают. А каким образом доказать, что ты ничего не подменял?

“Мы — подопытные кролики”

— И все же почему речь идет не о разбирательстве, а о дисквалификации?

— Вот это основной вопрос, который мы и задаем каждый день. Понятно, что спорт живет по своим законам, но элементарные права человека должны соблюдаться? Что это значит: ИААФ попросила ВАДА провести эксперимент по сравнению ДНК в наших пробах? И получила добро?

— Но ведь положение Кодекса ВАДА о том, что показатели ДНК могут служить косвенным доказательством вины или невиновности спортсменов, вступит в силу только с января 2009 года?

— Значит, мы подопытные кролики. Если ты проводишь эксперимент — получи хотя бы согласие человека. Нам говорят: это был не эксперимент, проводилось следствие в экспериментальном режиме. Но вы же нас судите по правилам ИААФ? Вот правило: во время следствия все участники этого мероприятия отстраняются от соревнований. Зачем мне дали выиграть зимний чемпионат мира, установить два мировых рекорда? Мне дали установить два лучших результата сезона летом и отобраться на Игры. Почему? Ну да, так вот получилось. Чиновники считают, что им не надо ничего доказывать. Подмена есть — ты виновен. Презумпция виновности.

— За это время наверняка пришлось услышать массу версий того, что произошло. Самая бредовая?

— Что мы были готовы заранее к контролю и что-то внутрь себе вкрутили, чтобы наполнить баночку чужой заготовкой. Но я же говорю — контроль бывает и на тренировке, и дома, это сколько же ходить надо с какой-то штучкой? Мы должны были жить с заготовкой. Эту версию озвучивали даже некоторые наши чиновники. Мы смеялись, конечно, от бессилия уже: пускай нам покажут, как это делается, это каким асом надо быть?

— А вот когда доктор Долле сам приехал, чтобы в его присутствии у вас взяли соскоб щеки — для того самого сравнительного анализа ДНК, как это выглядело?

— Это было после чемпионата России в Казани. В бумаге было четко написано, что мы 22-го числа должны пройти допинг-контроль. Это подразумевает взятие крови или мочи. Зашли в кабинет, нам говорят: соскоб. Никто ничего не объяснял. Просто — мы берем ДНК для допинг-контроля. Мы сделали, все подписали. Но Долле, утверждают адвокаты, по правилам международной юриспруденции не имел права заставить нас свидетельствовать против себя. Ведь получилось, что на основании именно этого ДНК нас отстранили от Игр.

“Я знаю, что за нас борются...”

— А что было бы, если бы вы отказались?

— Мы сейчас это спрашивали, нам говорят: ничего бы не было. Взяли бы еще какую-то пробу, потратили бы еще деньги и время на то, чтобы сравнить. Ну вот, а теперь, если ВФЛА нам дает дисквалификацию, можно обращаться в Международный арбитражный суд на действия ИААФ, который, впрочем, находится под патронажем ИААФ и МОК.

— А если национальная федерация упирается и не дисквалифицирует вас?

— Тогда ИААФ подаст в суд на федерацию и будет требовать нашей дисквалификации через суд. Я знаю, что за нас действительно борются, Валентин Балахничев все время встречается с нами, комиссия, которая ведет расследование, внимательно все выслушивает, откликается на все предложения. Мы верим в то, что нас не оставят.

— В кулуарах гуляет версия размена: мол, на допинге поймали слишком много наших спортсменов, вы спасаете честь. Или еще одна: вас подставили руками обиженных тренеров, чтобы решить внутренние проблемы федерации. Логика есть — ищи, кому выгодно…

— Мы тоже, конечно, слышали эти замечательные версии. Хорошо, пусть, предположим, поймали многих. А почему именно нами размениваться-то? Вообще цинично, конечно, но если уж так говорить — то можно же было отдать людей, которые претендовали на медали, но и не так уж явно? Есть же логика какая-то? А по поводу обиженных — всякое, конечно, может быть, но как обвинять людей, не зная наверняка? Хотя и через эти мысли мы прошли. И через злость… Но пока официальными являются объяснения чиновников: вы, мол, сдавали кровь, и биохимические показатели насторожили, хотя моча чиста как у младенцев. Вот из-за этого несоответствия они и решили проводить эксперимент. Но знаете, что самое смешное? Я ни разу на внесоревновательном контроле не сдавала кровь.

— То есть биохимических показателей вообще не могло быть?

— Ни у меня, ни у Пищальниковой, ни у Ханафеевой — они тоже не сдавали. На соревнованиях сдавали, но никто же не стал проверять соревновательные пробы. Вопрос, почему именно мы и почему именно Россия втянута в такой скандал, остается подвешенным, как всегда. Но, наверное, правильно говорит адвокат: вам что, от ответа будет легче?

— Изменилось ли что-нибудь, если бы вы с группой товарищей внезапно сломали по ноге и не отобрались в Казани на Игры?

— Нет, ничего бы не изменилось — в списках есть та же Черкасова, та же Егорова, которые не вошли в сборную.

— Как можно было пережить эти дни Пекина без Пекина?

— Это было тяжело. Со мной почти все время была Олеся Зыкина, а Татьяна Лебедева улетела в Пекин и пригласила меня в Волгоград: поешь фруктов, отдохни, на Волге покупайся… И огромное ей спасибо — потому что все сглаживалось как-то там. Ведь шаг за шагом долгие годы я шла к цели. И конечной целью был Пекин. Я обещала, что готова буду так, как нигде. И я это показала. Перед этой Олимпиадой забыто было все — я просто наступала себе на горло. Игры были всем, я к ним шла, и у меня получалось. Но последний шажок так и не был сделан.

— Вы вернетесь на дорожку вне зависимости от решения?

— Только сейчас я понимаю, насколько я не набегалась. Как я хочу бегать. Я очень хочу бегать и знаю, что не сделала еще того, что могу сделать. Просто если все закончится совсем плохо — тяжело будет вернуться с пониманием того, что ты никому не нужен. А ведь меня, мало того что могут наказать, так еще и могут потребовать вернуть призовые деньги. Просто не выпустят меня на дорожку без денег. А что возвращать? То, что вложила в строительство квартиры, которой не было? Для меня такое решение будет катастрофой. Это будет действительно конец карьере. Недавно моя коллега сказала: “Господи, как я устала за этот сезон”. Я ответила ей очень кратко: “Бегай, пока дают. Это уже так много”.