Чавес затягивает “красный пояс”

Латинская Америка в последнее время стала модным политическим направлением

Туда летят наши стратегические бомбардировщики, идут военные корабли Северного флота, едут делегации чиновников и бизнесменов, там заключаются крупные контракты по оружию и нефти. А оттуда мы слышим приятные уху слова о дружбе, противостоянии “империи гринго” и признании Абхазии и Южной Осетии. Но такими ли безоблачными выглядят перспективы возвращения России своего влияния в Латинской Америке? В этом попытался разобраться “МК”.

“Грузинский кризис” со всеми из него вытекающими последствиями подстегнул Россию в поисках стран, которые могли бы стать если не союзниками, то хотя бы единомышленниками. И выбор латиноамериканского вектора вполне логичен. Здесь тоже очень не любят США. Обвинив североамериканцев в заговоре против левых режимов в Латинской Америке, Венесуэла и Боливия выслали американских послов. Соединенные Штаты ответили тем же.

“Ястребиный ответ”

“Враг моего врага — мой друг”. Эта формула не из самых лучших и бесспорных. Но именно антиамериканизм становится катализатором сближения России с левыми режимами в Западном полушарии. Хотя одной оппозицией Вашингтону сотрудничество, само собой, не исчерпывается. Венесуэла, например, провозглашается одним из самых надежных партнеров России в сфере военно-технического сотрудничества. Есть интересы у России и в сотрудничестве с венесуэльцами в энергетической сфере. Бедной, но богатой газом Боливии, тоже переживающей кризис в отношениях с США, Россия, как сообщают американские СМИ, предложила альтернативу средствам по борьбе с наркотрафиком, которые могут быть перекрыты администрацией Буша в свете последних событий.

Как известно, Никарагуа стало первым государством, которое после России официально признало независимость отколовшихся от Грузии республик. Знаки российской признательности не замедлили проявиться: никарагуанцам обещаны инвестиции, помощь в строительстве ряда объектов. Говорят о нашей заинтересованности в строительстве трансокеанского канала на территории Никарагуа для крупнотоннажных судов, который составит конкуренцию Панамскому каналу.

Насколько проникновение России в Латинскую Америку продиктовано глубокими экономическими и геополитическими интересами, а насколько это дань политической конъюнктуре? Не превратится ли Россия в дойную корову, безвозмездно спонсирующую своих латиноамериканских “союзников”?

Газета The Washington Times в статье “Россия ухаживает за леваками в Латинской Америке” пишет, что наряду с российской активностью видно расширение присутствия в регионе Китая и Ирана. Первый руководствуется главным образом коммерческими соображениями, тогда как интерес Ирана строится прежде всего на антиамериканизме. “Россия, похоже, где-то посередине”, — заключает газета.

“Стремление Москвы к усилению влияния в Латинской Америке — это ястребиный ответ российского премьер-министра Владимира Путина на то, что он считает вмешательством США в собственную сферу влияния на Кавказе и на Черном море” — так британское издание Daily Mail объясняет активность наших в Западном полушарии.

“Задний двор” Америки

Примерно в том же духе ситуацию прокомментировал “МК” один из российских экспертов по Латинской Америке: “Демонстрируемое Россией военное присутствие в Венесуэле — это сигнал, направленный Соединенным Штатам: “Вы шуруете у нас в Черном море, а мы у вас на “заднем дворе” (как называют Южную Америку)”.

В декабре 1823 года президент США Джеймс Монро провозгласил доктрину, вошедшую в историю под его именем и сводимую к расхожей фразе: “Америка для американцев”. По идее, эта доктрина говорила о том, что европейские страны не могут лезть в дела стран Нового Света, но фактически она закрепляла право США быть арбитром и жандармом в регионе. Не случайно советское присутствие на Кубе и в Никарагуа в годы “холодной войны” особо болезненно воспринималось в Штатах. Болезненное восприятие российской активности в Латинской Америке сейчас плохо маскируется язвительностью американских дипломатов.

“Мы уверены в том, что наши связи с соседями, которые давно стремятся к лучшему образованию, лучшему здравоохранению, лучшим рабочим местам и лучшему жилью, никоим образом не будут ослаблены несколькими стареющими бомбардировщиками Blackjack, совершающими визит в одну из немногих автократий Латинской Америки”, — говорила Кондолиза Райс в своем знаменитом выступлении об отношениях с Россией. Под Blackjack госсекретарь США имела в виду российские бомбардировщики “Ту-160”, а под автократией — Венесуэлу Уго Чавеса. Ирония иронией, но за ней видна реальная озабоченность Вашингтона сближением России и Венесуэлы. Тем более что эксцентричный венесуэльский лидер давно сидит бельмом в глазу американского “старшего брата”. А тут еще вовсю заигрывает с Москвой.

Ось имени Боливара

Победивший десять лет назад на демократических выборах венесуэльский подполковник Уго Чавес действительно безостановочно движется в сторону автократии. Недавнее выдворение высокопоставленных сотрудников правозащитной организации Human Rights Watch при всей неоднозначности этой структуры — тому свидетельство.

Президент Венесуэлы вдохновляется боливарскими идеями, названными так в честь героя борьбы за независимость южноамериканских стран Симона Боливара. (“У меня есть друзья-коммунисты, но я националист! Я революционер в духе Боливара!” — излагает свое политическое кредо Чавес.) Имя этого революционера XIX века повсюду. Это и “боливарианские миссии”, которые были созданы Чавесом для борьбы с нищетой на доходы от экспорта “черного золота”. Это и план “Боливар-2000”, запущенный Чавесом, предполагавший помощь армии беднякам. Да и сама страна получила новое официальное название — Боливарианская Республика Венесуэла. Имя национального героя носит и созданное по инициативе Чавеса международное объединение — в противовес инициативе США по созданию зоны свободной торговли Америк. Речь о так называемой “Боливарианской альтернативе для Америк”. С одной стороны, члены этой организации пользуются определенными экономическими выгодами, например льготными условиями при получении венесуэльской нефти. А с другой — “Боливарианская альтернатива” выступает как политический инструмент не только декларируемой Чавесом латиноамериканской интеграции, но и распространения идей “боливарианского социализма XXI века”.

— Это альтернатива гегемонии империи, которая дает возможность прогрессивным правительствам встать на путь социальной справедливости и улучшить жизнь для наших народов, — Уго Чавес не скрывает своих планов превратить это объединение в военно-политический союз для отражения угрозы со стороны США.

Успехи, сопровождавшие в последние годы левых политиков самого широкого спектра на выборах в странах Латинской Америки, заставляют некоторых наблюдателей говорить о возникновении в Западном полушарии чуть ли не “красного пояса”. На первый взгляд, так оно и есть: Куба, Венесуэла, Боливия (с президентом-индейцем Эво Моралесом, пришедшим во власть под лозунгом легализации коки), Эквадор... Никарагуа, где к власти вернулся бывший советский союзник Даниэль Ортега. Парагвай, где победил левый Фернандо Луго. Бразилия, которую возглавляет участник антиглобалистских форумов Лула да Силва. Уругвай с левым президентом Табаре Васкесом... Но близки ли по духу левые руководители из разных стран? Удастся ли Чавесу собрать то, что он называет “осью добра”?

“Марксизма-ленинизма там и рядом не лежало”

— Насколько вообще оправданно говорить о “красном поясе” в Латинской Америке? — с этими вопросами “МК” обратился к Марине ЧУМАКОВОЙ, директору Центра политических исследований Института Латинской Америки РАН.

— С чем связан успех левых в регионе?

— Вернее было бы говорить о левом дрейфе в Латинской Америке. И его нельзя связывать просто с понятием “красного пояса”. В этом дрейфе можно выделить две тенденции. Одна — леворадикальная, националистическая, популистская, ориентированная на “социализм XXI века”. Крестным отцом этой тенденции является венесуэльский президент Уго Чавес. Другая тенденция — левоцентристская, умеренная, отдающая предпочтения социал-демократии. И самые крупные страны в регионе, такие как Бразилия, Аргентина, не говоря уж о Чили и Уругвае, не имеют отношения к “красному поясу”. Эти государства придерживаются самостоятельного курса в своей политике, в международных делах. И пытаются использовать те плюсы, которые (наряду с минусами) несет в себе глобализация, на более выгодных для себя условиях — в отличие от леворадикальных режимов, которые с самого начала придерживаются антиглобалистских лозунгов. Главный движитель латиноамериканского леворадикализма — это Уго Чавес. Или, точнее, тандем Чавес—Кастро.

— Можно ли считать, что роль гегемона среди левых режимов Западного полушария от Кубы перешла к Венесуэле?

— В медийном пространстве, учитывая мощную пиаровскую кампанию, развернутую Чавесом, да, можно так считать. Но по сути в этом проекте финансовое обеспечение, риторика — все это ложится на плечи Чавеса. Однако что касается стратегического наступления на империализм, то здесь все настолько похоже на идеологию, которую защищали на протяжении многих лет кубинцы, что очевидно очень сильное участие Кубы. Повторюсь, по сути это тандем. Но на поверхности выдается фигура Уго Чавеса.

— В чем суть “боливарианского социализма”, который пропагандирует Чавес? И как он соотносится с социализмом марксистско-ленинского образца?

— Ну, марксизма-ленинизма там и рядом не лежало. Главное, что Чавес и его последователи, учитывая рост антиамериканских настроений на континенте, учитывая изъяны неолиберальной экономической политики и то жуткое социальное расслоение в Латинской Америке, где насчитывается 200 млн. бедняков, обещают народу устранить социальное неравенство и защитить интересы бедных. Небогатый человек из народа противопоставляется олигархическим проамериканским режимам.

Но мы можем видеть, что вышло из социалистических идей в Венесуэле. Хотя у этой страны есть мощный приток нефтедолларов, экономическая ситуация там далеко не блестящая. Что сказывается в нехватке предметов первой необходимости, дефиците продовольствия. Социальная база Чавеса сужается — и именно поэтому он в последние годы занят продвижением идеи “социализма XXI века”.

С конца 2004 года, когда Чавес заключил с Кубой договор о “Боливарианской альтернативе для Америк” (ALBA), ему удалось расширить это объединение. В 2006 году к “Боливарианской альтернативе” присоединилась Боливия, в 2007 году присоединилась Никарагуа, потом — крошечное островное карибское государство Доминика, в конце августа подписал вступление в ALBA президент Гондураса. Таким образом, Чавес создал блок, который отстаивает альтернативный подход к международной политике. Смысл этого блока — в его антиимпериалистическом характере.

Все направлено против господства империи, то есть США, что, в общем, соответствует современной позиции и российского руководства.

“Наша демонстрация мускулов не будет эффективной”


— С чем связана активизация России на латиноамериканском направлении? Насколько повлияли на это события, порожденные “грузинским кризисом”?

— На самом деле и раньше были объективные предпосылки для активного проникновения России в регион. Наши крупные компании (прежде всего нефтегазовые, энергетические и, конечно же, относящиеся к ВПК) были заинтересованы в расширении своего присутствия в Латинской Америке.

То, что происходит сейчас, выглядит как своего рода повторение событий “холодной войны” с ее биполярной мировой системой, когда мы всячески поддерживали Кубу и Никарагуа.

Наша демонстрация мускулов в Венесуэле, учитывая, что Чавес — политик малопредсказуемый, и то, что рейтинги его в регионе довольно невысокие (его популярность не превышает популярности Джорджа Буша), вряд ли будет эффективной.

Чавес превращает энергетическую мощь Венесуэлы в инструмент своих геополитических амбиций, причем это даже не региональный, а глобальный проект, если принять во внимание связи Чавеса с такими странами, как Иран, Ливия, Сирия. С этой точки зрения нет уверенности, что в долгосрочной перспективе военное сотрудничество сулит нам значительные выгоды.

— А насколько вообще устойчивы левые режимы в Латинской Америке?

— Чавес более устойчив, конечно, чем его союзники, — он располагает неограниченными финансовыми ресурсами, которые может кидать в случае необходимости обездоленным слоям населения.

А вот в Боливии царит жесточайший политический кризис, который все более приобретает черты гражданской войны, учитывая число актов насилия в этой стране. Модель, навязываемая Чавесом другим странам, у которых нет нефтедолларов, ведет только к росту поляризации общества, что, в свою очередь, становится причиной дестабилизации.

По сути дела, мы видим в Латинской Америке столкновение двух подходов. Один, который символизируют бразильский лидер Лула, президент Чили Бачелет и уругвайский президент Васкес, означает курс на модернизацию экономики, развитие представительной демократии и правового социального государства. Другой курс олицетворяет Уго Чавес, это курс на огосударствление экономики, подавление оппозиции, милитаризацию, концентрацию исполнительной власти в руках главы государства. Все леворадикальные режимы, хоть и с разной скоростью, движутся в этом направлении.

— Хорошо, пусть леворадикальные правительства в Латинской Америке не идеальны. Но значит ли это, что Россия не должна извлекать для себя пользу из развития отношений с ними?

— Российская политика на континенте должна быть многовекторной. Если же возобладает тенденция к получению привилегированных партнеров в виде Венесуэлы или Никарагуа — будет ли от этого польза? Ведь не просто же так Никарагуа признала Абхазию и Южную Осетию. Эта страна всегда была одной из беднейших в регионе, и немалая часть ее бюджета состоит из иностранной помощи. Нынешнее правительство Никарагуа надеется на возвращение к временам “холодной войны”, на то, что мы будем вновь на безвозмездной основе вливать туда средства.

Боюсь, что особых дивидендов такие отношения с латиноамериканскими леворадикалами нам не принесут, если только мы не ставим себе целью влезть в очередной виток конфронтации с американцами…

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру