Уже два года Япония зачитывается Достоевским. Роман “Братья Карамазовы” раскупается многотысячными тиражами. Человек, сотворивший чудо в век переизбытка информации, не только создал новый, уже восьмой в Японии перевод романа Достоевского, но и написал к нему продолжение. Рассказать об этом он решился репортерам “МК” во время своего столичного визита.
Икуо Камэяма, ректор Токийского института иностранных языков, с русским классиком связан мистически: прочитанные в 13 лет произведения настолько поразили его, что даже начали сниться. Возможно, именно это позволило Камэяме-сан решиться на дерзкий поступок — продолжить судьбы героев.
— Почти все, что написано в продолжении романа, есть в десятой главе “Братьев Карамазовых”, — объясняет 50-летний Икуо Камэяма. — Но ключевой момент — поцелуй. То, что Иисус подходит к Великому Инквизитору и целует его, — очень серьезная тема, и для нее необходимо найти свое решение. Сцена, где Алеша подходит и целует Ивана, обязательно должна произойти еще раз — но в зеркальном отражении. Образ Великого Инквизитора совпадает с образом атеиста, и этим Иван оправдывает себя. Но одновременно он считает, что где-то должно быть спасение. Пока он с Алешей, он может верить. Получается, Иван верит в Алешу. Но что произойдет, если Алеши не будет? Останется мир, в котором все разрешено.
Итак, японские “Фантазии на тему продолжения “Братьев Карамазовых”. Эпизод, в котором Коля Красоткин не побоялся лечь между рельсами под поезд, стал одной из причин сделать повзрослевшего героя народовольцем. В “Фантазиях” он отправлен в Сибирь за попытку покушения на Александра II. Митя же, напротив, спасен: повторное заседание суда, которого добивается Иван Карамазов, признает его невиновным. Он возвращается домой, но вскоре умирает. Лиза Хохлакова рожает ребенка от Ивана, но тот бросает ее и бежит в Европу с Катериной Ивановной. Судьба младенца — в руках Алеши Карамазова…
Работая над переводом романа русского классика, Камэяма-сан упростил структуру предложений, убрал непонятные японцам отчества, по возможности заменил иероглифы слоговой азбукой и сократил количество вариантов ласковых имен (Митя, Митенька, Митюша) до одного.
— Почему вы упростили текст? Именно этот подход вызвал конфликт между Вами и “Японским обществом Достоевского”. Они утверждали, что вы слишком вольно обошлись с текстом.
— В “Обществе Достоевского” всего два человека. Одному из них 75 лет, и он не умеет читать по-русски. Для японца многое в тексте было непонятно. Я это исправил. Например, в японском нет слова “эмансипация”. “Эмансипация” у нас строго означает “освобождение женщин”. Но ведь Аделаида не занималась освобождением женщин, она просто вела такую жизнь, какая ей нравилась, под предлогом эмансипации, но за это меня раскритиковали. Конечно, мне это очень неприятно. Но ошибки и расхождения в переводах неизбежны.
— Вы сейчас переводите “Преступление и наказание”. Существуют ли для вас границы адаптации текста?
— Граница — моя добросовестность как исследователя русской литературы. Я борюсь за то, чтобы не выходить за эти рамки. Можно было бы не переводить заново, оставить то, что было сделано тридцать лет назад. Но наше восприятие языка и Достоевского в XXI веке изменилось, да и интеллектуальный уровень японцев, особенно молодых, сильно упал.
А роман “Братья Карамазовы” нужно прочитать в подростковом возрасте. Иначе, возможно, его не прочтешь уже никогда.
