Природа вообще, а человеческая — в частности, полна тайн. Нет-нет да и появляются знаменитые безрукие писатели, глухие музыканты или слепые художники. А вымирающая профессия сапожника почему-то представлена хромыми, одноногими и даже безногими мастерами. И хотя они зачастую пьют как сапожники, сами себя считают самыми образованными людьми в мире. Виктор Иванович Соков из Вереи в свободное от своего ремесла время философствует, пишет картины и вообще духовно растет. В 60 лет принято не только собирать камни, но и подводить итог жизни. Первым делом Соков вспоминает про дамские туфельки. Они у него получались самые легкие (150 г вместе с каблуком) и с заметной экономией ранта и подошвы. "Передо мной будто всегда стояла Женщина. Нежная и удивительная", — говорит Виктор Иванович. О современной обуви Соков не больно высокого мнения. "Химия. Даже президент на клееной подошве ходит". Клей, по мнению сапожника, — самое большое зло. Такое же, как белая смерть — соль. Он постоянно испаряется и травит человека. Сам Соков с любыми проявлениями клея борется по мере своих сил и возможностей. Поскольку приторговывает на местном рынке всякой всячиной, то детям "Момент" вообще не продает. А взрослым (себе в ущерб) отпускает его на 5 рублей дороже, чем в Москве. И его, конечно, никто не покупает. Виктор Иванович не понимает, как мы эту гадость (модельную обувь) носим. Сам бы он ее не надел ни за какие коврижки. Но перед ним извечный вопрос (носить или не носить) и не стоит. Он, по сути дела, безногий. Еще в 16 лет ноги у него начали резко слабеть. Врачи решили: туберкулез суставов — и "заковали" их в гипс. А когда ноги и совсем отнялись, поняли, что никакого туберкулеза у него не было, нужно было, наоборот, ноги разрабатывать, давать им нагрузку. Поздно они тогда поняли... По иронии судьбы тот, кому не суждено радоваться достижениям обувной индустрии, всю свою сознательную жизнь посвятил туфлям и босоножкам. Соков — высококлассный модельер женской обуви — разумеется, в прошлом. Подошва в его бытность держалась на щетине. Где-то далеко в Белоруссии в те годы был единственный колхоз, где специально выращивали свиней не на сало и мясо, а на щетину. Оказывается, если поросенка держать впроголодь, то он набирает не в весе, а в длине шерсти, щетина доходила до 20—30 см. Ею-то и прошивали обувь, которой износа не было. Старые советские традиции в борьбе за качество Виктор Иванович старается привнести и в сегодняшний момент. И хотя предпосылки к тому есть (ведь поросята везде худющие, по щетине мы впереди планеты всей), секрет прошивки ранта не под крючок, а щетиной он уже подзабыл. "Берет" другими новшествами. Например, в домашних тапочках выделки верейского сапожника можно пройти... 300 тысяч километров! И это не пустая реклама. Для низа Виктор Иванович использует камеры от автопокрышек КамАЗа. Их инвалид добывает на свалке. Солдатские шинели (для рукавиц) ему приносят оттуда же. И вообще, с оборотными средствами у Сокова заминок никогда не бывает. Даже резину со своей инвалидной коляски он взял — и пустил в дело. В избе полно мелких гвоздиков, шины постоянно прокалывались — теперь он ездит на голых ободах. Ну так вот. Резина резине рознь. Кировская — это шик, так просто на мусорке она не валяется. Гуттаперчевая (т.е. мягкая) и эластичная. А вот ярославская — дрянь. Жесткая, быстро распускается, и 300 тысяч "кэмэ" даже по квартире в ней не протопаешь. Домашние тапочки — это, разумеется, не последний писк моды. Образ дамы перед Соковым уже не стоит — годы не те. Но тапочки в момент раскупают... новые русские! — Они, — считает добрая душа Виктор Иванович, — такие же люди. В смокингах только на званых обедах. А в "Мерседесах" зимой ездят в моих тапочках. И ногам удобно, и тепло. Дружба с одним магнатом (тапочки он взял и себе, и жене, и Тотоше) сподвигла Виктора Ивановича на короткую, но откровенную исповедь. Что, мол, есть у него мечта — разжиться японской красной резиной. Она еще лучше, чем кировская (более гуттаперчевая), и, что немаловажно, не рисует на полу черных следов. Тогда бы он мог делать экстра-туфли, не оставляющие следов на паркетах. Новый русский заверил, что японцы свою использованную резину будут ему не просто поставлять, а в благодарность за переработку еще и подарят какую-нибудь чудо-швейную машинку. И Соков развернется уже по-настоящему, со щетиной. Но никак он ему не помог. И сапожнику остается только выучиться ждать. Когда покупатель снова приедет за тапочками. Однако предварительно тот должен пройти в них 300 тысяч км. Дождется ли инвалид? Египтяне рисовали по клеткам Непоседливая натура Сокова не позволяет ему зацикливаться на обуви. Ведь нужно что-то и для души. В свободную минуту он творит. Рисовать так, чтобы натурально передавать (как на фотографии), он не умеет. "Я вижу образы. И просто обвожу красками, карандашом или акварелью". Образы Виктор Иванович видит везде. В своей избе их насчитал до полутора тысяч. Поначалу (видения стали ему являться после рождения дочери) Соков думал, что чокнулся. Ходил к врачу, но та заверила, что "с головой" у него все в порядке. Он и сам успокоился, когда провел следующий эксперимент. На десяти холстах Виктор Иванович обвел красками те лица, которые он там увидел. Потом холсты беспорядочно перемешал и на обратной стороне изобразил новые образы. Новые и старые оказались одинаковыми. Значит, такой вот он удивительный человек. Иногда видит лицо вождя мирового пролетариата. Но Ленина не рисует принципиально. За всю свою богатую практику Владимира Ильича он писал всего однажды. Когда был штатным оформителем местного ДК. Зная про "образы", в райкоме партии дали Сокову репродукцию вождя. И просили о двух вещах. Чтобы без фантазий и самодеятельности — раз. И чтоб Ленин был Лениным — два. Для достоверности в райкоме предлагали ему нанести клетки на панно. А по ним уже рисовать. Так, сказали ему в райкоме партии, рисовали еще древние египтяне. Но не Ленина, конечно, а своих фараонов. Как истый художник Соков пошел своим путем. Это его и погубило. Что было потом — он не говорит. Но Ильича теперь даже для души не рисует. Не чужд его сердцу также жанр пейзажа. "Уважаю размах, труд художника". Исходя из этих принципов, особое предпочтение отдает "Девятому валу" Айвазовского и "Осени" Левитана. Та "Осень" так глубоко запала ему в душу (в Третьяковке инвалид, к сожалению, не был, с произведениями искусства знакомится по альбомам), что он долго-долго колесил по Верее на своей инвалидке и искал подходящий типаж: широкое поле, излучина реки и березки, березки... Наконец подходящую фактуру нашел при въезде в Наро-Фоминск через Волчонки. И речка, и березки. Но пока инвалид собирался туда с мольбертом, это благословенное место застроили коттеджами. Был рай — и нет рая. Но мечта осталась. Теперь уже не "Осень", а "декабрьское небо, когда на закате цветут тучи". — Айвазовский брал море, а кто возьмет небо? Концы бывают разные Ко всем своим достоинствам Соков может добавить и то, что он не стоит в стороне от политики. Еще в 60-е годы создал свою партию, которую назвал "Мир". По большому счету его партия — самая демократическая в мире. Он не докучает моралью строгой, и в нее может вступить любой человек, независимо от того, сочувствует он Зюганову, Явлинскому или Жириновскому. Главное, считает сапожник, чтобы человек этот был хорошим. И еще непременное условие для членства в "Мире": каждый должен сделать что-то доброе и конкретное для своего ближнего. В 64-м году в Минске он со своими единомышленниками принял "Обращение ко всему миру о помощи". Но ни к кому не обратился. Как настоящий художник он вовремя увидел "образ" "черного воронка", который за ним уже выехал и сжег всю компрометирующую его честное имя сапожника документацию. Сегодня о "Мире" Виктор Иванович вспоминает редко. И больше симпатизирует большевикам-коммунистам. "При них, — говорит он, — жилось лучше". Пенсию инвалиду I группы повышали тогда поэтапно, и в самый расцвет развитого социализма (в конце 70-х годов) он получал аж 30 рублей. За торговлю на местном рынке ему скидок никаких не полагалось, и он, как все, платил по 40 копеек за место. Но умудрился заработать на паровое отопление (в избе шабашники ему поставили АКГ) и купил "инвалидку". Теперь он не платит за лицензию, и пенсия у него — 320 руб. Но этого ему только хватает, чтобы сводить концы с концами. Поясним, какие это концы. Когда обращаются малоимущие и просят купить что-нибудь ненужное, он всегда у них покупает, а на рынке продает с выгодой для себя. Однако иногда выгода оборачивается ущербом. Год назад по 60 рублей купил две пары кирзовых сапог. До сих пор возит их на себе, уже по полтиннику предлагает — и все равно никто не берет. Надоели донельзя. Алкашам он дает на опохмелку, если видит, что тем уж совсем плохо. С пьяниц проку нет никакого. Долги не возвращают, а из "бартера" ничего не приносят. Так как давно все пропили. Старухам и детям малым беспризорным (такие в Верее тоже объявляются) дает на хлеб насущный. В общем, по верейским понятиям — меценат. К своей пенсии с рынка он еще имеет около 1000 рублей выручки — от того, что сделает сам и продаст. А продать в провинциальной глубинке можно все (кроме кирзовых сапог), но только с шутками-прибаутками. Некоторые мы даже записали: — Почем шило, отец? — спрашивает Сокова покупатель. — Вообще-то 5 рублей. Но если будешь брать, то за 1,5 продам, — отвечает сапожник. Или: — Сколько у тебя спички? — Два рубля! — Это с коробком или без? — Поштучно! ѕДолгие лета за сапожницкой "лапкой" сподвигли Сокова к изобретению универсального лекарства. Оказывается, если пластмассу растворить в ацетоне, а смоченную раствором ватку положить под левую руку, то помогает от сердца. И еще "снадобье" снимает (во всяком случае у него) боли от остеохондроза. Рука приобретает твердость, и он шилом прошивает хваленую салитовскую рифленую платформу. Когда она отслаивается от основы. Разве эти итальянцы умеют делать обувь? Сапожники!..
