МК В ВОСКРЕСЕНЬЕ Трудно сказать, почему одному мужчине для того, чтобы встречаться с женщиной, нужен штамп в паспорте, а другому — заднее сиденье автомобиля. Может быть, все дело в силе любви. А может быть, в ненависти. Никому в голову не приходило, что ненависть может привязывать так же, как и любовь. И, может быть, какой-нибудь знаменитый сердцеед на самом деле — тайный женоненавистник. Ведь что такое ненависть? Обратная сторона любви. Среди звезд Голливуда Джек Николсон считается рекордсменом по числу побед над дамскими сердцами. Говорят, что успех Николсону приносит его знаменитый взгляд исподлобья. Взгляд одинокого волка-оборотня, от которого дамочки всех мастей падают в обморок. Взгляд, обещающий немыслимые наслаждения. А если — страдания? Бедные женщины, как мотыльки, часто путают одно с другим. самого своего рождения Джек Николсон невзлюбил сестру. А именно — с 22 апреля 1937 года. Собственно, его ненависть не была врожденной, а скорее благоприобретенной. Она шла от его сестры. Откуда ему это было известно? Рассказала мать, а потом это доказал его личный опыт. Когда он подрос, он запеленговал этот взгляд. Даже постороннему, поймавшему его, не надо было объяснять, что он значит. Сестра была старше его на 15 лет. Будь Джек фрейдистом, он мог бы придумать сто убедительных причин для логичного объяснения этой ненависти. Мэсси, как он звал свою мать, лютой ненавистью ненавидела художников и артистов. О них она отзывалась всегда одинаково: "Эти пройдохи и сволочи только и умеют, что жрать виски. Ненавижу! Если ты когда-нибудь станешь таким, я от тебя откажусь". В городке Нептун, штат Нью-Джерси, его мать любили практически все. Она была такая большая и толстая, что скорее напоминала ему его бабушку, которой у него никогда не было. Своего отца Джек тоже не знал. Говорили, что он был рабочий или чернорабочий. Во всяком случае мать никогда не заводила об этом разговора и вообще не упоминала про мужчин в их доме. Так он и рос в бабьем царстве. Все, что бы он ни захотел, ему нужно было просить у женщин. В какой-то степени это его донимало. Может быть, из-за этого он так часто убегал из дому. В 17 с небольшим он поступил в скромное учебное заведение, в котором могли учиться сынки нищих родителей. Ему грозила карьера помощника адвоката или нечто столь же рутинное, если бы не случай. Его приятель Марк уговорил его бросить все и отправиться в Лос-Анджелес, на мультстудию знаменитой кинокомпании MGM. Там у его отца были кое-какие связи, и он договорился о трудоустройстве двух парней. Джеку так понравилась мысль насчет Голливуда, что, придя домой, он сказал Мэсси, что хочет быть актером. Вместо благословения та ударила его по щеке. До Лос-Анджелеса, в отличие от Марка, он добрался на товарняке — девяносто миль в час. Всю дорогу зубы стучали не переставая: от холода и тряски. Он лежал на холодном железном полу, подложив под голову рюкзак, и созерцал нежные, пухлые, как овечки, облака. Альтернативой его светлым мечтам о будущем был только тупой кухонный ножик и взрезанные вены. А его актерская карьера началась благодаря белым носкам. Однажды Марк пригласил его пойти посмотреть, как снимают настоящий фильм, в котором он был приглашен в массовку. Парню, который руководил съемочным процессом, понадобились в кадре белые носки. Точнее, ему были нужны чьи-то мужские ноги, которые бесшумно ступают в белых носках по толстому ковру, но ни у кого в студии их не было. Кроме Джека. Зачем он их надел, он сам толком не знал. Видно, чистых черных или серых не было. Режиссер орал и орал: "Кто-нибудь найдет мне белые носки?!" — и, когда Джеку надоел этот ор, он встал, нагло вышел на самую середину съемочной площадки и сказал, глядя толстому дядьке прямо в лицо: "У меня есть белые носки", — и его заставили снять ботинки, и он на глазах у всех раз десять прошелся в штопаных-перештопаных грязно-белых носках (красный от стыда) по ковру взад и вперед, а режиссер молча хлопал своими ресницами и твердил только одно слово: "Еще, еще!" А потом, когда он в дырявых мокасинах и этих злосчастных носках, цветной фуфайке за один доллар, купленной в магазине "Доброй воли", отправился со своим приятелем на Третью улицу, где было полным-полно всяких кафешек и всегда ошивались безумные поклонники "звезд", Марк сказал, что он понравился режиссеру и тот просит его зайти завтра на съемочную площадку. А Джек ему ответил, что собирался бежать из Голливуда, где одни педики и недоноски, на Север, на поиски урана, потому что дома у него больше нет и все домашние его "забодали". Марк сразу разорался, что он сошел с ума, и так никто не делает, когда птица Феникс сама подставляет свою задницу с пером счастья, и что на Аляске он подцепит себе лучевую болезнь, на что Джек возразил, что лучевая болезнь — это не триппер и ничего, кроме денег, он там "подцепить" не сможет. В общем, он почувствовал себя на распутье, и тогда ему — сама, как будто чувствовала, — позвонила Мэсси и сказала, что все простила, и уговорила не бежать на урановые рудники. Так у Джека началась другая жизнь. Он поступил на актерские курсы, познакомился с Дэннисом Хоппером и сыграл в своем первом фильме "Плачь, детоубийца!". Со своими приятелями он проводил время в клубах, снимая девчонок, и как мог отрывался от этой пошлой, прогнившей жизни. Как-то Дэннис позвал Джека совершить ночную вылазку к озеру Тиха-Моа. По преданию там несколько лет назад повесилось семеро индейцев. С тех пор место считалось проклятым. "Мы там гульнем, — подначивал друга Дэннис, — там водятся такие девчонки!" — "Какие девчонки? — спрашивал Джек. — Там же одни покойники". — "А ты знаешь, как девчонки любят покойников? Спасу нет. Они туда каждый вечер бегают. И знаешь кто? Монашенки из местного католического колледжа". Джек, разнеженный вином и полночью, согласился на это бредовое приглашение, и они, опорожнив три бутылки пива и взяв про запас еще пятнадцать, отправились на индейское кладбище. Там они выпили еще и, поскидав с себя одежду, начали танцевать при луне. Если бы покойники и в самом деле существовали, они бы покраснели со стыда. Спустя час Джека кто-то легонько ударил по голове. Он оглянулся — никого. Чертыхнулся и снова приложился к банке с пивом — и краем глаза увидел Ее. Она стояла меж двух сосен, раскинув руки, и ее бесконечные волосы струились, как Ниагарский водопад. "Индейцы!!!" — закричал он нечеловеческим голосом. И в самом деле испугался. "Я — Сандра, — отозвался призрак низким грудным голосом, — не бойся". Считанные секунды обоим парням понадобились, чтобы протрезветь. "Я услышала ваши крики, — продолжал призрак, — и подумала, может, вы нуждаетесь в помощи. Вам явно не хватает компании". Джек обалдело смотрел на девушку-призрака и думал, что ему все снится. А девушка подошла к нему, провела рукой по щеке и неожиданно поцеловала. В щеку — не в губы, — так, будто пощекотал ветерок. Джека всего затрясло, как будто через него пропустили 220 вольт. "Если я сейчас умру, — подумал он, — она так и не узнает, как меня зовут". С трудом разлепив пересохшие губы, он выдохнул: "Я — Джек". "Я знаю, — рассмеялась девчонка. — А я — Сандра". "Откуда ты меня знаешь? — спросил Джек. — Ты призрак?.." Вместо ответа девушка рассмеялась: "Дурачки! Вы сто раз называли себя по именам, пока сходили тут с ума". Оказалось, что она три года назад закончила те же курсы, что и Джек, и теперь слоняется без работы. Она была очень похожа на его старшую сестру, так сильно, что ее захотелось ударить от ненависти. А потом эта передержанная ненависть переросла в непреодолимое желание. Свой первый медовый месяц он провел со своей любимой в спальном мешке, потому что у Джека не было жилья, и он предложил ей жить на той поляне, где они познакомились, благо было тепло. Они жили там до тех пор, пока она не сказала ему, что беременна, и Джек ответил: "Хорошо, пойдем распишемся" — и они в самом деле расписались, и ему казалось, что он расписывается со своей сестрой. И вместо того чтобы целовать невесту, ему неудержимо захотелось ее ударить. Это желание не проходило все два года их совместной жизни. И все кончилось в тот день, когда однажды он пришел домой, а Сандра сказала ему, что забирает их дочь Дженнифер и уезжает от него. А он спросил: "А что случилось?" А она сказала: "Делай вид, что у тебя не было жены". "Как же это можно делать?" — удивился Джек. "Можно", — уверила его Сандра. А потом Хоппер пригласил Джека сняться в эпизодической роли в ленте "Беспечный ездок". После этого фильма Джека стали узнавать на улицах. А затем Милош Форман пригласил его сниматься в свой фильм "Пролетая над гнездом кукушки". И познакомил с одной актриской, которую звали Гленн, — она должна была пять минут играть с Джеком в кадре. Джек обратил на нее внимание, потому что она была очень похожа на его сестру. И опять ощутил знакомый ему прилив ненависти. Гленн была малость с придурью. У нее была такая тетрадь, в которую она записывала имена всех, кто с ней спал. А также все свои прегрешения. Ее роман с Джеком длился ровно два дня, пока тот перебарывал ненависть к ней. А когда переборол и перестал чувствовать всякое желание — сказал ей: "Прощай, крошка, увидимся в Тахога-Сити", что на языке битников означает: увидимся на том свете. А Гленн от злости пошла и спустила свой длинный список, в котором последним стояло имя Джека, в унитаз в той больнице, где проходили съемки, а список был длинный и застрял, и пришлось посылать за сантехником, а сантехника не было, и тогда прочистить унитаз велели полицейскому, который охранял психов, и он очень рассердился, а когда выудил этот список из унитаза, пообещал арестовать всех, кто в нем значился, и эта Гленн так испугалась, что бросилась к себе в дом, а он был такой старый и обшарпанный, что трещал по швам, когда она ложилась в кровать, а соседи снизу думали, что она трахается, и считали ее заблудшей овцой. Короче, Гленн нажралась колес, и, когда к ней с утра постучал Джек, она подумала, что это полиция, и как была, нагишом выбросилась из окна, и пролетела шесть этажей, и разбилась насмерть. И это была такая эффектная смерть, что о ней написали все битники. Тогда же Джек с горечью подумал: найдет ли он ту женщину, которую он сможет полюбить, а не возненавидеть? Судьба как будто его услышала, и через пару месяцев на одной вечеринке он познакомился со знаменитой кинозвездой Анжеликой Хастон, папаша которой был не менее знаменитым режиссером. Эта Анжелика была полной противоположностью его сестры по характеру и совсем не походила на нее внешне, что давало Джеку некоторую надежду на взаимность. Их дружба длилась с перерывами десять лет. Периодически он от нее уходил и снова возвращался, она ему все прощала, а он ее любил, потому что не чувствовал привычной ненависти. Однажды он приехал домой и обнаружил записку от Мэсси с просьбой позвонить ему. Он набрал номер и услышал на другом конце провода слабый голос, в котором не сразу признал голос матери, и сразу испугался. "Что случилось?" — спросил он строго, как будто та была в чем-то виновата, а она ответила, что плохо себя чувствует и ей нужно его видеть. Конечно, он тут же бросил свой Голливуд и первым же рейсом вылетел в родной Нептун в штате Нью-Джерси — и в самом деле застал Мэсси совершенной развалиной. За ней никто не присматривал, кроме родной сестры. Когда он вошел к ней в комнату, она лежала в кресле-каталке и как будто спала. Стоило ему взять ее за руку, как она тут же открыла глаза и попросила его сесть рядом. "Ты понимаешь, — сказала Мэсси, и было видно, как тяжело ей говорить, — я перед тобой виновата, может быть, поэтому сейчас и болею". "А что случилось? — наигранно весело спросил Джек. — По-моему, ты выглядишь молодцом, и врачи говорят, что у тебя все пройдет". "Ну, это ерунда, врачи всегда врут", — сказала Мэсси и поморщилась, и было понятно, что она морщится от боли. "В соседней комнате — Дженнифер", — наконец сказала она. Джек не помнил, чтобы мать называла его сестру полным именем. "Ну и что?" — спросил он, весь напрягшись. "Ты думаешь, она перед тобой виновата? — вдруг спросила Мэсси. — Это не так. Ты должен простить ее, и меня тоже. Все получилось не так, как мы хотели. Но ты стал знаменитым и, возможно, доказал нам, что мы перед тобой в долгу". "Не понял", — сказал Джек. "Все эти годы ты жил с мыслью, что я твоя опора, и всегда приходил ко мне за советом или за помощью и относился ко мне как к настоящей матери. Прости меня. Я не твоя мать". Джеку понадобилось немного времени, чтобы понять, что Мэсси не шутит и все, что он сейчас слышит, — слишком серьезная правда, чтобы ее осмыслить сразу. "Ты не моя мать? — спросил он тихо. — А кто же тогда моя мать?" — "Твоя сестра, — ответила Мэсси. И, глядя на побелевшее лицо Джека, добавила: — Только не бойся, не было никакого кровосмешения, и мой муж, твой дед, — не твой отец. Моя дочь родила тебя от художника-мормона, который как-то завлек ее к себе в студию, чтобы написать портрет, а потом исчез, а через месяц девочка поняла, что беременна (вот почему я с тех пор ненавижу артистов), и я запретила ей делать аборт, потому что это против воли Бога, а ей всего лишь было пятнадцать. Ты знаешь наш городок: ее бы заклевали, если бы выяснилось, что она беременна. Я не хотела, чтобы девочка портила себе жизнь, и всем сказала, что она тяжело заболела, а сама увезла к своей сестре, где ты и родился. В нашем городе я сказала, что ты мой ребенок, и записала тебя на свое имя. А Дженнифер после этого уехала из дому. А то, что ты принимал за ее ненависть, были на самом деле наш с ней стыд и страх. А у меня не находилось подходящего случая рассказать тебе, что на самом деле она — твоя мать. Прости ее, если сможешь. В мире столько странного". Мэсси говорила еще примерно час. Джек слушал не перебивая. А через день ее не стало. Только на кладбище, на котором присутствовали пять ближайших родственников, он снова увидел свою сестру-мать. Она стояла в стороне, не глядя на него. Джеку не оставалось ничего другого, как подойти к ней и тихо сказать: "Я на тебя не сержусь". Через пару дней он вернулся в Голливуд к Анжелике. Он решил, что не будет с ней расписываться и вообще никогда не будет жениться официально. Слишком тяжело любить женщин душой — пусть лучше их любит только его тело, а для этого не надо расписываться. И чтобы, наверное, не сойти с ума, он рассказал всю свою историю и свои мысли в подробностях журналистам и дал на эту тему не одно интервью. В конце концов ему надо было как-то справиться со своим безумием. Исповедь — самый надежный способ. И хотя он был неверующим, это помогло.
