Узкие улочки, по которым катят рикши, а из темных проемов дверей выглядывают смуглые доступные девы и мрачные мальчики из триад, сплошь татуированные драконами, — таков Шанхай, каким он помнится по фильму “Шанхайский сюрприз”, где чарующая Мадонна и Шон Пенн боролись с китайской мафией за свое счастье и богатство. Был ли тот, киношный Шанхай на самом деле? Наверное, да. Но очень давно. Сегодня Шанхай — это...
Темная ночь. На улицах — ни души: уже после десяти вечера в жилых массивах гаснут окна. Мы вдвоем идем на поиски приключений в самом большом городе Китая с населением 16 миллионов человек. Странно, что эта масса народу никак не проявляет себя днем на улицах гигантского мегаполиса, где почти не осталось зданий постройки 50—60-х годов, а повсюду ровными рядами, как в популярной компьютерной игрушке “Сим Сити”, стоят многоэтажки в стиле модерн. Пешеходов и в светлое время суток в центре не больше, чем на Тверской. Стекло и бетон, гигантские пирамиды бизнес-центров, стоящие, как сосны в бору — одна к одной, десятками, и в то же время непохожие друг на друга, каждая со своим неповторимым дизайном, лишь слегка окрашенным национальным флером.
Вот как выглядит Шанхай 2001 года. Многочисленные велосипедисты на широких, как Новый Арбат, улицах — это скорее дань традиции (экономично!), а не признак бедности. Велосипед поровну делит проезжую часть с многочисленными иномарками “новых китайцев” и дешевыми — 2 юаня за километр — такси. Доллар, кстати, здесь идет за 8 юаней, а заработок “среднего китайца” в Пекине — $200, в Шанхае — до 400. Неплохо. Тем более что продуктов в магазинах навалом, по ценам московским, а то и пониже. Бутылочка местного качественного пива, например, в супермаркете стоит всего 2 юаня. Жить можно.
Улица красных фонарей
“Вообще-то в Шанхае спокойно, — говорил нам наш гид. — Главное — держите карман на замке. Вот в Пекине — там да, там могут взять на “гоп-стоп”; случается, и стреляют средь бела дня на улицах. Банки грабят. А здесь — тихо”.
И вот, положившись на это “тихо”, мы решились, но уже без гида, совершить экскурсию по ночному Шанхаю в поисках того призрачного, но, казалось, все еще существующего где-то рядом, вот за теми высотками, вот за тем небоскребом, — Старого Города, где барахталась в сетях мафии красотка Мадонна. Еще днем, когда на пути в гостиницу за окнами микроавтобуса бесконечной ломаной горной грядой проплывали надменные пирамиды суперофисов, которых тут поболее будет, чем в Нью-Йорке, вдруг мелькнула улочка, как из того фильма: узкая и темная, вся утонувшая в вертикальных рекламных полотнищах, испещренных иероглифами, окутанная полумраком, где в глубине таинственно мигали красные и желтые фонари... И, проплутав часа полтора, уже к полуночи мы нашли-таки этот темный, злачный уголок.
Да, это было то самое “злачное место”, которое нам пригрезилось во время дневной экскурсионной поездки. В душном ночном воздухе, подсвеченные снизу красными китайскими фонариками, интимно колыхались разноцветные рекламные полотнища. Вот только возле крохотных заведений-стекляшек, тянущихся сплошняком вдоль обеих сторон этой таинственной улочки, не стояли, приглашая клиентов, смуглые красотки с вызывающими сексуальными татуировками, а шустрые торговцы опиумом не соблазняли нас дымящимися трубками с зельем. Из ближайшей стекляшки выбежал шустрый китаец, забормотал неизменное: “Хэлло-хэлло!” — единственное популярное иностранное слово, которое хорошо усвоили жители Поднебесной. “Хэлло-хэлло!” — кричат торговцы на городских вещевых рынках, как две капли воды похожих на наши московские, например в моем родном Чертанове. “Хэлло-хэлло!” — кричат нам продавцы шелковых сумочек и часиков с изображением все еще популярного Председателя, продавцы сувениров на известной, как наш Старый Арбат, открытой торговой улочке в Пекине. “Хэлло-хэлло!” — машет рукой затянутый в отутюженную униформу (аккуратность в одежде — стиль жизни китайцев, а бомжей в Шанхае и Пекине не увидишь вовсе) продавец отдела электроники престижного пятиэтажного универмага...
И этот китаец с “улицы красных фонарей” тоже зазывно повторял “Хэлло!”, приглашая внутрь своей стекляшки. Мы рискнули и вошли...
Все удовольствие — 500 юаней!
Его заведение состояло из трех тесно поставленных столиков и аквариума, где бултыхались живые лобстеры, угри, крабы и прочая морская живность. А вся улица оказалась не притоном из “Шанхайского сюрприза”, а длиннющим, совершенно невинным огромным рыбным магазином-рестораном, нарезанным на ячейки отдельных, независимых лавчонок, где при тебе ловили по твоему выбору диковинную рыбину и тут же готовили по затейливому восточному рецепту. Лавчонка частная. Хозяин-барин содрал с нас 500 юаней ($70 — эх, дотянуть бы до следующей зарплаты!), которые мы с моим спутником, редактором фотоотдела “МК” Александром Астафьевым, честно раскидали на двоих. Но и готовил “проклятый капиталист” на славу — пальчики оближешь!
Впору было задуматься, обсасывая на ночь глядя сочную клешню свежесваренного омара и запивая его необычайно мягким, нежным китайским пивом “Циндао”, о хитросплетениях развития этой загадочной страны, пережившей только в минувшем ХХ столетии феодализм, маоизм, а теперь — строящийся ускоренными темпами “коммунистический капитализм”. Старый, романтический, патриархальный Китай с рикшами, джонками и более поздними военными фуражками “а-ля Великая китайская революция” остался в воображении кинематографистов и сочинителей бульварных романов.
В городе, готовившемся на момент нашего визита праздновать 80-ю годовщину КПК, не замечалось, как когда-то при праздновании юбилеев КПСС, повсеместного буйства красных флагов, и только на неприметном здании горкома партии с загнутыми, как у пагоды, краями крыши, как положено, было вывешено красное полотнище. Компартия, сохранив централизованный контроль над экономикой и отпустив вожжи предпринимательства, правит невидимой рукой, предпочитая контролировать и направлять, а не “запрещать и не пущать”.
Секс, ночь и кинотеатры
“А что, есть ли в Китае проституция?” — спросил я на следующий день китайского коллегу, журналиста Сунь Юэ, который, впрочем, охотно откликался на чисто русское имя Юра. Сунь Юэ прекрасно владеет русским и даже добровольно перевел для китайского кинопроката наш старый советский шедевр “Москва слезам не верит”, чем очень гордится. О жрицах любви задал вопрос лишь потому, что во время нашего пути к “улице красных фонарей” мы не замечали, как это водится в центре Москвы, порой довольно навязчивого сексуального сервиса. Лишь возле кинотеатра недалеко от нашей гостиницы “Парк-отель” (а она — в самом центре) в довольно поздний час скучала группа девушек, которые тут же порхнули прочь, отчего-то заробев — возможно, при виде европейцев, которые даже в центре Шанхая пока редкость. Невольно возникло подозрение, что кинотеатры в Китае как-то связаны с сексом. Так оно и оказалось.
“Конечно, проституция запрещена, но она есть”, — объяснил Сунь Юэ, тут же поведав, что он сам написал по этому поводу большую статью, для чего даже завел знакомство (не подумайте плохого — чисто профессиональное, разумеется!) с одной из здешних валютных девочек. Поэтому, чтобы не попасть на крючок “лао па” — так здесь популярно, как у нас — “ментами”, называют в народе полицейских (переводится как “тот, кого всегда боятся”), — девушка не предлагает себя открыто, а говорит потенциальному клиенту: “Вы не хотите сводить меня в кино?..”
Если тот согласен “пойти в кино”, то цена и время ангажемента — это уже дело техники. За сутки девушка берет до сотни “зеленых”, а в месяц при хорошем раскладе зарабатывает $800—1000 — примерно столько же, сколько заколачивает торговец-лоточник на шанхайском вещевом рынке, стоящий по 12 часов на 40-градусной жаре.
А мы идем своим путем...
Стоя на смотровой площадке у самой макушки шанхайской телебашни — гордости города, — странно обсуждать проблемы кризиса перепроизводства, чисто капиталистического явления, в стране, где на приснопамятной площади Тяньаньмэнь по-прежнему властно смотрит на гуляющую публику портрет председателя Мао — основателя и поныне правящей компартии. Но в этом и состоит современный шанхайский (пекинский и вообще — китайский) сюрприз. Не разгаданная пока тайна китайского экономического чуда...
Уже вернувшись в Россию, по дороге из “Шереметьево-2”, — размышлял. Почему наши таможенники — какие-то серые, мятые и обтрепанные, а китайские — выглаженные как на парад и в форме, в которой очень много белого цвета? Почему пекинский и шанхайский аэропорты — вдвое больше наших московских “Шереметьево” и “Домодедово”, вместе взятых?..
Почему там движущиеся дорожки и паспортный контроль — всего лишь мимолетная процедура, а у нас — унизительная экзекуция возле восьми пропускных кабинок, из которых работают только две-три? Может, потому, что хитрые китайцы всех прилетающих и отлетающих заставляют платить пошлину в 100 юаней: спасибо, что вы пожертвовали на реконструкцию аэропорта, сэр!
Или просто потому, что десять с лишним лет назад они пошли своим путем, а мы, как всегда, — своим и сели в лужу в лучших российских традициях?
И наконец, почему родная Москва после громадья шанхайских и пекинских улиц кажется милой, тихой, уютной, но такой... маленькой и отсталой?..
