Вот ведь парадокс — жители Питера не похожи на москвичей. Да простят меня обитатели столицы, но петербуржцы в сто раз внимательнее к приезжим.
Перед отъездом я позвонил Насте Мельниковой. Или младшему лейтенанту Насте Абдуловой из сериала “Улицы разбитых фонарей” — кому как удобно. Договорился об интервью. И Настя, не поверите, первым делом спросила:
— Когда ты приезжаешь? Может быть, тебя встретить?..
Я попробовал представить иную ситуацию. Вот я, журналист из Петербурга, направляюсь в Москву, чтобы взять интервью у какой-нибудь столичной знаменитости. А знаменитость предлагает меня часиков в восемь утра встретить на холодном утреннем вокзале. Нет, что-то здесь не складывается...
— Настя, ты как-то говорила, что в сериал “Улицы разбитых фонарей” попала случайно. Твоя роль была предназначена для молодого человека, просто ее потом для тебя переписали. Скажи, пожалуйста, твои родители хотели мальчика или девочку?
— Родители каждый раз рожали именно того, кого хотели. Сначала мальчика, потом девочку и потом снова мальчика. У моих родителей очень большая разница в возрасте — папа женился на мамочке, когда ей было 19, а ему — 41. А впервые папа увидел маму, когда ей было 5 лет.
— А имя тебе кто выбирал?
— Мама. Но тут вот какая история... Сказать, что папа был донжуаном, значит, ничего не сказать. Романы были везде, всегда, со всеми. И с замужними женщинами, и со свободными, и в нашем городе, и по всей стране. Но это только до свадьбы — голову даю на отсечение. Так вот, у мамы с папой была договоренность, что мальчику имя дает папа, а девочке — мама. И когда на свет появилась я, мама хотела найти такое женское имя, с которым бы папу ничто не связывало. Это оказалось совершенно невозможно! Какое бы имя мама ни называла, папа говорил: “Ну Ленусенька! Ну прости...”. Таким образом, свободным оказалось только одно имя — Настя.
— Ты в семье единственная актриса?
— Да, первая и единственная. Семья у меня очень серьезная. Все — врачи. Даже дедушки и прадедушки. И все думали, что я продолжу семейную традицию. А я долго молчала — не говорила, кем хочу быть. Просто однажды я поняла, что не смогу работать врачом — не могу взять в руки шприц, стоит кровь увидеть, как тут же в обморок падаю. Школу я в 16 лет заканчивала, тогда папа и спросил, кем я хочу быть. Я честно сказала — актрисой. Вот тогда и узнала, что мой папа может кричать... Он сказал, что я стану актрисой только через его труп.
Но мама папу успокоила. Сказала, что меня совершенно точно в театральный не примут, я годик посижу дома, а потом спокойно поступлю на филфак. Но при этом мама позвонила очень близкому другу нашей семьи, в прошлом солисту Мариинского театра Святославу Кузнецову, который как раз был деканом драмфака. Он маму выслушал и сказал, что мечты ребенка должны сбываться. И если я хочу поступить в театральный, то я там буду. Хотя он мне только поступление гарантировал. Сказал, что в плане дальнейшей учебы палец о палец не ударит. Так что если бы не он и не наш ректор Владимир Петрович Яковлев, то я бы никогда не стала частью актерского мира. А как жить без профессии, я просто не знаю. У меня был печальный опыт. Я три года не работала...
— Почему?
— Вышла замуж, и на первый же день после свадьбы муж потребовал, чтобы я ушла из профессии. Что тут сказать? Я от тоски буквально кидалась на стены. А потом я попала в аварию, и врачи сказали: “Если вы хотите, чтобы у девочки все было хорошо, дайте ей возможность делать то, что она считает нужным. Если она останется дома, вы ее потеряете”. Только тогда я смогла вернуться в театр.
— А отец так и не смирился с твоим выбором?
— Нет, в конце концов он меня понял. Я училась в институте, и однажды папа сказал: “Я буду приходить на каждый твой спектакль”. Но жизнь распорядилась по-другому... В августе я написала заявление с просьбой принять меня в труппу Театра Комиссаржевской. А 14 сентября, за две недели до того, как я вышла на работу, папа умер... До сих пор, когда мне доводится играть большую роль, я просто кожей чувствую, что он сидит в зале.
— Откуда вообще возникло твое увлечение театром?
— Благодаря родителям я очень много постановок в детстве пересмотрела, во всех театрах. Наверное, тогда же и увлечение появилось. Забавно, год назад в Москве мне одна близкая подруга пообещала показать “кое-что смешное”. Это оказалась записка, где, судя по почерку, мне лет восемь или десять. В записке следующее написано: “19 сентября — в этот знаменательный день родилась великая русская актриса Анастасия Мельникова”.
— Что, ты и впрямь считаешь себя “великой русской актрисой”?
— Да никогда в жизни!
— Если не великая, то какая?
— Профессиональная. Это единственное, что я про себя могу сказать. Я училась в Ленинграде, то есть знакома с классической российской театральной школой. И еще я училась в Америке, даже играла там в мюзиклах.
— Каким образом ты оказалась в Штатах?
— Был организован обмен — 20 российских студентов поехали на стажировку в Америку, и я попала в их число. Вместе с американскими студентами мы изучали основные мировые мюзиклы, а потом готовили трехчасовую программу, куда вошли самые известные произведения. Потом уже американцы прилетели в Россию изучать систему Станиславского. С человеком, который затеял этот обмен, я до сих пор общаюсь. Это Джордж Уайт, или, как мы его между собой зовем, Жора Белов — руководитель театрального центра имени Юджина О’Нила.
Одним словом, получилось так, что в процессе стажировки мне предложили поучиться в театральном колледже и поработать на сцене в полную силу. Так что утром я ходила на лекции, репетировала, а вечером играла в спектаклях. Однажды я даже вышла на сцену знаменитого Линкольновского центра на Бродвее.
— Неужели после такой школы тебе не хочется поставить мюзикл с нашими актерами?
— Очень хочется!
— Так в чем проблема? Как всегда, в деньгах?
— Не столько в деньгах, сколько в банальной нехватке времени. У нас же, сам знаешь, какая нагрузка с сериалом. Кроме того, я по-прежнему играю в театре. Да и семья у меня огромная, тоже внимания требует.
— Кто из театральных наставников, помимо Жоры Белого, участвовал в твоем актерском становлении?
— Михаил Козаков. Он в нашем театре поставил “Чествование”. Тут уже совсем другая школа — жесткая. Впрочем, Михал Михалыч позволял себе и посмеяться над нами. Вот, представь себе ситуацию! На сцене я и наш актер Гена Смирнов. Я должна к Гене подойти, снять очки и его поцеловать. Тут должен появиться Козаков и строго спросить: “А что это вы тут делаете?”.
Короче, мы на сцене целуемся, а Козакова — нет! Я у Гены спрашиваю: “Что делать?!”. — “Целоваться...” Начинаю его обнимать, он меня, потом я уже на него ногу кладу... Зал хохочет, всем видно, что так быть не должно! А Козакова все нет! Я говорю: “Гена, ложимся!”. Мы плавно опускаемся на пол, и только тут медленно выходит Козаков... Зал умирает от смеха!
— И много в твоем багаже подобных историй?
— Ой, очень много! Вот я стала в “Ментах” сниматься. В новелле “Чарующие сны” была сцена свадьбы нашего Леши Нилова. Дело-то в том, что зрителю не только “экшн” нужен — зрителя и личные отношения героев волнуют. А я только-только стала сниматься, и мы так сюжет выстроили, что я то с Сережей Селиным флиртую, то с Юрием Кузнецовым кокетничаю, то с Лешей...
И вот сцена свадьбы. Сцену эту никто не репетировал. Камеру поставили на рельсы, чтобы она ездила по кругу, а актеры подходили к Леше и его “невесте” с поздравлениями. Наступает моя очередь, я подхожу, протягиваю Леше розу и говорю: “Поздравляю тебя...”. Леша берет розу, чуть выше моей руки, и пристально так смотрит мне в глаза. И такая у нас тоска во взглядах читается! У Лешки: “Господи, что же я теряю?!”. И у меня: “Ну теперь-то ты понял про нас?!”. И снова Лешка: “Да что же я натворил? Зачем я женюсь?!”. А тут девочка, которая играла его жену, на самом деле забеспокоилась! Режиссер кричит: “Не останавливайте камеру! Гениально! Продолжайте снимать!”.
— Подожди, что-то я этого момента в картине не припоминаю...
— Правильно. Нам сказали, что моральный образ российского милиционера превыше всего. Оказывается, наш милиционер так себя на свадьбе вести не может. Я пыталась спорить, говорила, что в жизни именно так и бывает, но меня не послушали.
— Но ведь потом Нилова, то есть Ларина, с его экранной супругой развели...
— Так мы и продолжаем флиртовать в кадре. А эти кусочки снова вырезают! В одной из серий Ларин уходит в запой. Мы придумали, что именно я его из запоя вывожу: опускаю в ванну, мою, привожу в чувство. Вырезали! И еще много разных моментов было. В той же серии мы Лешу в тюрьму якобы отвозили. Я закрыла за ним дверь в камеру, а Лешка вдруг как бросился на дверь всем телом, да так и застыл около решетки. Мы несколько секунд стояли и смотрели друг другу в глаза. Вырезали!
Что ж, возможно, так и надо. Есть люди, у которых свой взгляд на сериал. Жалко, что с нашим он не совпадает. Вот в одной из последних серий была фантастически смешная сцена, где я играла роль “подсадной утки” в камере у задержанных проституток . Потом меня вместе с ними ведут по коридору на допрос, и вдруг навстречу выходит Мухомор. То есть Юрий Кузнецов. Его, по фильму, забыли предупредить об этой операции. Он меня видит и начинает орать: “Что ты делаешь, Абдулова? Ты меня позоришь!”. Я ему шепчу: “Юрий Александрович, не срывайте мне операцию!”. Все вырезали! Как?! Абдулова — проститутка?! Да никогда в жизни!
— Да, актерская профессия из разряда подневольных. Как ты это переносишь?
— Переношу тяжело, но с этим бесполезно бороться. Можно только войти в конфликт с режиссером, а это не приводит к хорошим результатам.
— А как вообще “менты” тебя приняли в свой сугубо мужской коллектив?
— Замечательно! Они очень близкие для меня люди. Помню, когда отмечали мой день рождения, ребята мне сказали: “Если, не дай бог, когда-нибудь что-нибудь с тобой случится, то знай — у тебя есть четыре мужика, на которых ты всегда можешь положиться!”.
— То есть ты как принцесса в их окружении...
— Ну в этом сериале у меня эксклюзивное положение. Я женщина, а они мужики.
К тому же еще так исторически сложилось, что я с детства в одной компании с мужчинами. Папа, дедушка, два двоюродных брата, два родных. У меня подруг по-настоящему мало. И как ни странно, но дружу я в основном с мужчинами. Мне с ними интереснее...
— У тебя, наверное, и склад ума типично мужской?
— Вот склад ума у меня типично женский! Я даже до сих пор считаю, что на свете есть профессии, которыми женщина не может заниматься. Например, женщина не должна заниматься политикой, если только она не обладает складом ума Екатерины Великой. Нет, у меня абсолютно бабская логика!
— И при этом ты вовсю гоняешь на машине. Многие считают, что не женское это дело...
— С этим я решительно не согласна. Женщина в каких-то ситуациях намного внимательнее и осторожнее мужчины. К тому же у меня стаж вождения довольно большой. Меня мама за руль посадила, когда мне было 12 лет. Мы ехали на дачу, и я всю дорогу ныла: “Почему мой брат уже водит, а меня никто не учит?!”. Мама остановила машину и сказала: “Садись!”. С тех пор, как только мы выезжали за город, мама уступала мне место, и я сама вела машину.
— А что за история была, когда Нилов кому-то продал твою машину?
— Леша мне тогда очень помог на самом деле. После развода у меня было много долгов, а часть денег я обещала отдать, как говорится, по первому требованию. Как-то мне позвонили и попросили вернуть довольно значительную сумму, а денег, как назло, не было. Я просто не знала, что делать. Приехала утром на съемку, а Нилов спрашивает: “Настя, что случилось? На тебе просто лица нет...”. Я ему объясняю, что мне нужно каким-то образом за один день продать машину и шубу. Леша меня выслушал и ушел. Буквально через полчаса возвращается: “Настя, познакомся с Володей. Он покупает у тебя машину, а я пошел шубу продавать...”. Я даже не поверила сначала, что такое возможно. Только вечером Володя снова подошел и робко попросил хотя бы от руки выписать ему доверенность.
— Что тебя держит в Питере? Ведь все самое интересное и в кино, и в театре по большому счету происходит в Москве.
— Не знаю, разом все бросить и уехать я не смогу. Хотя согласна: московский театр гораздо живее питерского и очень мне интересен.
— У вашего сериала много поклонников. А у тебя лично они есть?
— Да, и мне это настолько приятно! Так здорово, когда утром раздается звонок в дверь и тебе вручают корзину с цветами или фруктами. А письма? Даже из Америки, с Брайтон-Бич присылают!
