Лика и Ольга. Лидия Стахиевна Мизинова и Ольга Леонардовна Книппер. Большинство поклонников Чехова считают,
что он был всю жизнь привязан к этим двум женщинам.
И только к ним.
Однако директор Музея–заповедника А.П.Чехова “Мелихово” Юрий Александрович Бычков, драматург, исследователь жизни и творчества Антона Павловича, считает, что “женский вопрос” в жизни Чехова был гораздо многогранней. Это школьные учебники виноваты в том,
что мы сейчас, спустя сто лет, воспринимаем писателя как некоего человека в футляре, в пенсне, без возраста. Аскетичным, хрестоматийным, ходячей моралью, святошей…
А каким он был в действительности?
Как раз об этом — наш разговор с директором музея, который решил написать портрет Антона Павловича другими красками. И свое видение жизни классика изложил в книге “Тайны любви, или Кукуруза души моей”, которую можно рассматривать как одну из версий биографии писателя.
— Давайте сразу расставим точки над “i”. Вы хотите сказать, что Чехов был увлекающейся натурой?
— Непростой вопрос. В ранней молодости, в юности его, безусловно, преследовали влюбленности. Во всяком случае, это следует из переписки писателя. Например, в 1886 году в письме своему другу, поэту Александру Плещееву, он сообщает, что “потерял невинность в 13 лет”. Это было еще в Таганроге. Подробностей о том больше нигде и никаких. А писал явно не без доли гордости.
“Что касается девок, — вспоминал в другой раз Чехов, — то я по этой части специалист”.
— А Лика, златокудрая, адская красавица, как называл ее Антон Павлович? Какие отношения их все-таки связывали? Прогулки, встречи, вздохи или что-то еще?
— Если говорить о времени, которое предшествовало отъезду писателя на Сахалин (март—апрель 1890 года), то их объединяли как романтические, так и неромантические интересы и чувства.
В Лику он влюбился — это очевидно. Встречались тогда едва ли не каждый день и каждую ночь. Под руку ходят по Москве всю весну. Гуляли, как сообщает бабушка Лики, до трех—пяти утра. И все Чехов, Чехов, Чехов… Письмо он пишет однажды такое: “милой Лике, которая оцарапала нос”. Это о чем-то говорит. Но я все-таки думаю, что интимной грани они не перешли. И в каждом письме с дороги на остров он постоянно спрашивает у брата Михаила, а где Лика и как она. Почему не пишет? Первая депеша (почта тогда работала прекрасно) догоняет писателя в Нижнем Новгороде, но не от Лики — от родни. Остались позади Екатеринбург, Пермь… А от “милой канталупочки” — ни весточки...
Вот уже и Благовещенск — месяц путешествий позади. И здесь Антон Павлович покупает любовь женщины. О чем и сообщает своему другу, редактору и издателю “Нового времени”, одной из самых влиятельных и массовых газет России (тираж — 14 миллионов) Алексею Суворину в письме от 27 июля 1890 года. Между ними приличная разница в возрасте — Суворин лет на двадцать старше, — но тем не менее они поверяли друг другу и сугубо личные секреты. И самая большая переписка Чехова — около 300 писем — именно с ним. В Мелихово, кстати, приходили все номера “Времени”, которые отец писателя, Павел Егорович, аккуратно подшивал...
Юрий Александрович открывает свой карманный записной блокнотик, долго листает исписанные мелким почерком странички, находит нужное место и читает послание писателя, которое меня, скажем так, застает врасплох.
“Когда из любопытства употребляешь японку, то начинаешь понимать Скальковского, который, говорят, жил с какой-то японской б… Комнатка у японки чистенькая, азиатски-сентиментальная, уставленная мелкими вещичками. Ни тазов (“явно тут какие-то характерные воспоминания о столичных заведениях”, — комментирует по ходу чтения Юрий Александрович), ни каучука, ни генеральских портретов. Постель широкая с одной небольшой подушкой. На подушку ложитесь вы. А японка, чтобы не испортить себе прическу, кладет под голову деревянную подставку. Затылок ложится на вогнутую часть. Стыдливость японка понимает по-своему. Огня она не тушит. И на вопрос, как по-японски называется то или другое, она отвечает прямо и при этом не ломается и не жеманится, как русские. И все это время смеется и сыплет звуком “тц”. В деле выказывает мастерство изумительное. Так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы. Кончив, японка тащит из рукава зубами листок хлопчатой бумаги, ловит вас за “мальчика” и неожиданно для вас производит обтирание, причем бумага щекочет живот. И все это, кокетливо смеясь, напевая и с “тц”.
— И это письмо где-то публиковалось?
— Пока, в числе нескольких сотен других, нет. Оригинал благовещенского письма хранится в Российском государственном архиве, бывшей “Ленинке”. Собственно, сомневаться не приходится: стиль безусловно чеховский.
— Тем не менее принять все это довольно сложно…
— Еще раз: не надо делать из Чехова икону — он нормальный человек, нормальный, если хотите, мужик, со всеми присущими ему страстями и увлечениями. И знакомство с любым городом проходило у Антона Павловича по такой простой схеме: церковь, кладбище и… заведение. Но вернемся к Сахалину. С острова писатель возвращался через Владивосток. Хотелось побывать в Японии, но в стране был объявлен холерный карантин, с корабля на берег никого не пускали. И вот остановка на два или три дня на Цейлоне. Индийский океан потрясает Чехова. Из Коломбо 9 декабря 1890 года он пишет очередное письмо Суворину: “Здесь, в раю, я проехал больше ста верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. И когда у меня будут дети, то я не без гордости скажу им: “Сукины дети, на своем веку я имел сношения с черноглазой индуской — и где? — в кокосовом лесу, в лунную ночь”. Вот такие озорные повороты.
Чехов возвращается с Сахалина, и возобновляется переписка с Ликой. “Вы, наверное, без конца в путешествиях наслаждаетесь, а меня сегодня, — сообщает она как бы между прочим, — провожал Левитан”. Антон Павлович вскоре уезжает на дачу, в Богимово на Оке, и приглашает туда Лику, куда она заявляется с Левитаном “с африканскими глазами, полными страсти”, и ночует в одной комнате с художником. А потом оба голубка перебираются в тетушкино имение Покровское в Тверской губернии.
Представляете, как ко всему отнесся Чехов? Да, он мог посетить бордель, но для него понятие “невеста” было более чем традиционным. И все, что потом — встречи, бурная переписка с Ликой, — уже носило для Антона Павловича скорее литературный характер. Лика стала объектом творчества писателя. Он ее наблюдает. Черты характера Мизиновой — после Богимова — появляются в образах Ольги Ивановны из “Попрыгуньи”, Нины Заречной из “Чайки”, она “гуляет” и в “Ариадне”. Симпатия к ней у Чехова сохранялась. Но не более.
Скорее всего Лика с Антоном Павловичем были биологически несовместимой парой. Об этом, исследовав характер их поведения, мне рассказал знакомый доктор медицинских наук. И как бы близки они ни были, какая-то неведомая сила их все время отталкивала, разводила.
А сама Лика? Как ни в чем не бывало, разбежавшись с Левитаном, в марте 1893-го появляется у Чеховых, претендуя на руку и сердце писателя. Таскает его по московским салонам, то и дело гостит в Мелихове. Зовет Чехова совершить совместное железнодорожное путешествие на Кавказ.
Занималась организацией поездки, чуть ли не умоляла поехать, доставала билеты — ей это было проще. Отец Мизиновой — главный врач Московско-Курской железной дороги. “Мы будем находиться с Вами в разных вагонах...”
Чехов отказался: мол, приближается холера, и он должен оставаться в Серпуховском уезде. Но при этом он все время зовет ее в Мелихово, поддразнивает, иронизирует, называя то адской, то белокурой красавицей, то “кукурузой души моей”. Спелой, сочной, вкусной, желанной...
Ему нравилось, когда она рядом, когда пела, играла, шутила. Нравилась ее гордая стать — плывущая лебедь. Нравилась та обстановка, которую создавала Мизинова с каждым своим появлением в Мелихове. От Лики исходил аромат счастья, веселья, загула. И она явно хотела близости с писателем. И он все-таки, видимо, позволил, как считают чеховеды, уговориться. Это случилось, когда она привезла его в 1895 году в Кисловодск. Прямых, правда, на то указаний нет…
Но Лика вскоре закручивает очередной роман с модным тогда и чрезвычайно плодовитым писателем, приятелем Чехова, — Игнатием Потапенко. Уезжает с ним в Париж, рожает от него дочку Христину. А кончилось все тем, что Потапенко Лику бросил. На что Чехов в письме напишет короткое и злое: “…свинья”.
В Мелихове всегда пребывали две-три “антоновки”, яростные поклонницы Антона Павловича. Приезжала очередная дама, и начинались страсти. Вот один из сюжетов.
В кабинете Антона Павловича висит “семейная” фотография. Сестра, братья, и среди них — учительница Александра Лесова. Чехов сидит таинственно улыбающийся, а рядом — счастливая Шурочка. Между прочим, она была невестой брата писателя — Ивана Павловича, который привез ее показать. И не то чтобы Антон Павлович ухаживал за нею, но женитьба расстроилась. Девушка потом написала Ивану Павловичу, что не может его больше видеть. Вышла за кого-то замуж, а позже своей дочери рассказала, что с первого взгляда влюбилась в Антона Павловича. И таких случаев было предостаточно.
Чем это можно объяснить? Писательской славой Чехова? Не только. Антон Павлович был высокого роста (186 см) и удивительно обаятельный человек. Загадочные, смеющиеся, умные глаза. Тонкий наблюдатель, психолог. Девушки млели. Посмотрел — и растаяла.
Вот так именно и произошло при случайной встрече в Ялте Чехова и Леночки Шавровой, девушки из состоятельной семьи. Ей — всего 15, а он уже известный писатель, и всегда на набережной в окружении толпы поклонников. Она подошла, что-то спросила. Потом так же случайно встретились в кафе, разговорились…
Красивейший и продолжительный роман. Она хотела стать писательницей и часто просила у Антона Павловича помощи: то оценить, отредактировать рассказ, то придумать заголовок или пристроить в газету, на что Чехов, или шер мэтр, дорогой учитель, как называла его Леночка, охотно и всегда соглашался.
Отношения деловые, отеческие, особенно в первые 2—2,5 года, постепенно перерастали в дружеские. И более того. Но рядом как бы присутствовала тень Лики. Поэтому они сближались с Шавровой в моменты, когда исчезала Мизинова. Ему безусловно нравилось: молодая и очень привлекательная Леночка и он, мэтр, — рядом.
Они едут на коляске на пикник в Массандру, на дачу к мадам Яхненко: девушка сидит напротив, и Чехов укрывает ей пледом ноги. И рассказы пишет, и формы уже сложились. Не стал бы Антон Павлович за страхолюдину радеть.
Леночка назначает свидания, но они иногда срываются. За что Лена называет Антона Павловича интриганом, и он подписывается в письмах к ней: “известный вам интриган”. В переписке — никаких грубостей, подтрунивания, наскоков и насмешек, как с Ликой. Все очень серьезно, рассудительно. Но все могло быть по-другому, прояви Леночка терпение и не выйди замуж за петербургского чиновника Юста.
“От него пахнет серой”, — напишет она потом Антону Павловичу. А он же, то ли шутя, то ли всерьез посетует: “Все надежды жениться на богатой рухнули”. Союз, видимо, мог состояться. Сравните только: 66 писем Чехов написал Лике, 68 — Лене.
Кульминация отношений наступила, когда она, Шаврова, решительно поддержала его после провала “Чайки” в Александринке.
Антон Павлович пожаловался ей, что актеры не знали ролей, а она сравнила его с Шекспиром. “Шекспир, разыгрываемый даже самыми бездарными лицедеями… остается все-таки Шекспиром”. И сам Антон Павлович принял это как некий знак.
Леночка, Лена не могла дождаться, когда ее Юст куда-нибудь уедет и она сможет наведаться к скучающему в Ялте Чехову. Они встречались в гостиницах, которые стали для них словно гнездовья для перелетных птиц, назначали друг другу встречи. А в письмах она конспиративно подписывалась “Е.Шавров”.
Все эти чувства, отношения стали, на мой взгляд, основой одного из последних рассказов Чехова, написанного в 1899 году, — “Дама с собачкой”. Поэтичность этого шедевра мировой литературы — удивительнейшая. Портрет невидимого Дедерикса — один к одному муж Елены Михайловны. Все совпадает до деталей. Лена из Питера приезжает в гостиницу на встречу с Чеховым (“пожалуйте сегодня семь вечера Большую Московскую гостиницу. Еду”) точно так же, как Анна Сергеевна к Гурову. Литературы без любви быть не может…
А любви было много. “Растаял ли снег в Мелихово, и как вы поживаете?” — спрашивала писателя в письме Леночка Юст. А в это же самое время Антон Павлович встречался с писательницей Лидией Авиловой, которую Иван Бунин считал по-настоящему любимой женщиной Антона Павловича. И что-то непонятное вокруг происходит. Умерла маленькая Христина у Лики — и ребенок от Юста у Шавровой прожил всего несколько недель. Детей надо по любви и ради любви зачинать…
Сколько же всего было женщин, которых связывали с Чеховым амурно-романтические отношения? В донжуанском списке писателя довольно дам. Наталья Михайловна Линтварова, полтавская помещица, — любила Чехова самозабвенно. Приезжала и в Мелихово, и на Оку. Помнила только о нем, даже замуж не вышла.
Художница и воздыхательница по Чехову, типичная “антоновка”, — Мария Тимофеевна Дроздова. Она передала незадолго до смерти мелиховскому музею галстуки Чехова, которые в свое время у него “взяла на память”…
Актриса Вера Комиссаржевская, гениально сыгравшая Нину Заречную в “Чайке”, специально приезжала к Чехову в Крым, зная, что его уже два года связывают близкие отношения с Ольгой Книппер. Вызвала писателя в Севастополь, чтобы никто о встрече не узнал. Тогда, в 1896 году, на репетиции “Чайки”, она очаровала Чехова…
Не со всеми из этих дам отношения переходили грань... Антон Павлович никогда не хвастался и не афишировал свои победы. И, видимо, потому его особенно покоробило, когда актриса театра Корша, Лидия Борисовна Яворская, стала рассказывать направо и налево о своей близости с писателем, которой она добивалась года полтора. И скоротечный январский, от 1895 года, роман немедленно прекращается. Инициатор разрыва — Чехов.
— Лица этих женщин нам чаще всего неизвестны. Фотографий очень мало, особенно тех, что в полный рост. Но есть в “антоновках” нечто общее?
— Пожалуй. Худеньких, субтильных среди них нет. Если не считать Танечку Щепкину-Куперник. Но с ней у него — всего лишь короткий флирт. Они ведь кумовья (так устроил Чехов — подальше от греха) на свадьбе у князя Шаховского. Она — остроумна, и он за словом в карман не лезет… И все как одна его поклонницы — музыкальны. Та же Лика пела, и неплохо, романсы Чайковского, Рахманинова. Варвара Аполлоновна Эберле, которую в числе прочих ревниво стерегла Лика, исполняла ведущие оперные партии в театре Зимина. Татьяна Щепкина-Куперник — тоже пела, играла на фортепиано. Леночка Шаврова любила исполнять для Чехова цыганские романсы. И как-то на даче Антона Павловича в Ялте оставила свою нотную тетрадь. И это во времена Ольги Книппер...
Любил ли Ольгу Леонардовну писатель? Как считает Ю.Бычков, безусловно.
Была серьезная, чувственно-нежная тяга к ней. И письма Чехова проникнуты откровенным желанием, восхищением: “Так бы и гладил тебя по спине”. Они видятся в Москве, в Ялте. Короткие нежные встречи. И потом ждут своего “Панфилку”.
Оба в письмах называют именно этим именем будущего ребенка. Ольга продолжала играть в театре, напряженные репетиции — сдавали “Мещан” Горького. После сцены — рестораны до утра. И выкидыш в марте, в Питере. Его привезли в акушерский институт, захлороформили.
“От такого человека не сберегла!” — этот упрек бросили актеры Художественного театра. В Ялту, к Чехову, Ольгу привезли на носилках. Могла ради ребенка бросить все? Могла. С другой стороны — Ольга и Антон Павлович на паях с Морозовым были владельцами театра, а значит, ответственными за него. И сам Чехов ради МХАТа, дабы поддержать его, уже умирающий, писал “Вишневый сад”. Ольга буквально тащила его, а сил оставалось чуть-чуть…
