Отдохнули не по-детски

  Все в тумане: оранжевые кирпичи пансионата, ржавые железные ворота. И я сама — несчастный взъерошенный ежик, самая злостная прогульщица журфака МГУ. Но сейчас каникулы, а значит, нужно зажигать. “Поезжай, развейся с однокашниками”, — матерински всплакнула моя начальница, отправляя в студенческий лагерь. Задание простое: не отлынивая от предлагаемых рюмок, отдохнуть в полный рост с ребятами из альма-матер и вернуться в редакцию в здравом уме и трезвой памяти. Второй пункт, по правде говоря, самый сложный.
    
     ...Кинув рюкзак на невинную “пионерскую” кровать, сколоченную еще при генсеке Брежневе, пулей мчусь в столовую. По извивающемуся, как удав, коридору туда-сюда вальяжно прогуливаются сытые и пьяные студиозусы.
     — Немного легкой “отверточки” после ужина — самое то, — щебечет белокурая фея хорошенькому спутнику в круглых очках. — А то вчера Пашка “отвертку” с томатным соком сделал — такая гадость.
     Мне показалось, что эта парочка тут — самые злостные алкоголики. Как жестоко я ошибалась! * * *      На столе красовалась казенная тарелка с одиноким кусочком остывшей золотой рыбки. В памяти тут же всплыло калорийное октябрятское детство.
     “Ну вот, все очень скромно”, — разочарованно подумала я, ковыряясь алюминиевой вилкой в рыбьих внутренностях. Но потом принесли гору тушеной картошечки с мясом и три ванильных сухаря. Отличный закусон, вечер перестает быть томным.
     Моя соседка за столом рассказывает мне о барышне Жур-Жур — местной “зажигательнице”. По словам Лены, Жур-Жур отличается командирским характером, крутым нравом, любовью к спиртным напиткам и еще большей любовью ко всем без исключения представителям сильного пола. А зовут девушку так потому, что учится она на факультете журналистики.
     Курить здесь можно везде, кроме номеров. Как, впрочем, и выпивать. Правда, употреблять спиртное в комнатах не возбраняется. У окна в углу сидит крепыш в светло-бежевых штанах камуфляжной расцветки и кепке. Зажигалки у него не оказалось.
     — Я не курю, — строго, но весело ответил крепыш и почему-то добавил: — должность обязывает. За вами же глаз да глаз нужен…
     — А вы, простите, кто? — озадаченно поинтересовалась я.
     — Факультет государственного управления. В 2036-м мечу в президенты, — гордо сообщил крепыш, и я поспешила ретироваться. * * *      — Мы с Малышом “тутулимся” в душе на подоконнике. Хочешь — приходи после нас со своим, — заговорщицки подмигнула Жур-Жур, которая на деле оказалась совсем не такой жуткой, как ее описали.
     Что такое “тутулиться” — я поняла без перевода. После студенческой ночи пионерские кровати стыдливо разлетаются в щепки. Подоконники куда как крепче. К тому же праздных наблюдателей можно оставить с носом, отгородившись от всего мира фанерной дверью с защелкой.
     Жур-Жур и ее бойфренд Малыш — едва ли не самые веселые люди во всем лагере. Одни из самых шумных уж точно. Отличительная особенность будущей журналистки в том, что за полторы недели пребывания в пансионате ее ни разу не видели трезвой.
     Запивают алкоголь “Кран-колой” — водой из сортира в пластиковой бутылке, потому как газировка закончилась. Вода в кране, к счастью, не кончается.
     — Одино-ка-я пти-ица, ты ле-та-ешь вы-со-ко-о-о, — коротко стриженный блондин Саша бренчит на гитаре. Слова забывают все по очереди, но хор голосов все равно стройный.
     — Дискотеку отменили! Кацев побили! Ура!!
     — Кто такой Кацев? — недоумеваю я. * * *      Братьев Кац в лагере, мягко говоря, недолюбливают. Натан со товарищи — гроза студенческого пансионата. Когда-то его выгнали из лагеря за плохое поведение, но он регулярно возвращается и устраивает беспредел. По слухам, даже насилует барышень.
     — У нас с ним номера соседние, — с квадратными глазами рассказывает мне Лена из второго корпуса. — Вчера утром выхожу в коридор — навстречу Натан с братом. Прижал меня к стенке и спрашивает: “Это не тебя с подругой мы ночью в туалете оттутулили?”
     Но справедливость не заставила себя долго ждать. В тот вечер, когда я явилась в пансионат, шестеро закадычных приятелей во главе с Натаном возвращались из кабака. От нечего делать бросили снежком в проезжавшую мимо машину местных. Из машины вышли четверо с бейсбольной битой. Побитые Кацы вернулись смирные как овечки...
     — Да мы — козлы, — возмущался “униженный и оскорбленный” Натан. — А вот местные — не козлы, потому что они друг за дружку горой, а за меня ни одна собака не вступилась. * * *      “У нас 166 кроватей, и все они за студенческие каникулы превращаются в дрова”, — сокрушенно качает головой администратор Татьяна Николаевна.
     Актов о списании мебели уже несколько лет здесь не сочиняют — бесполезно. Денег на новую обстановку все равно не дадут.
     На один 12-дневный заезд студентов университет тратит 512 тысяч рублей. В столовой работают героические тетки. Зимой, когда сессия наконец сдана, пансионат пользуется у молодежи небывалым спросом: вместо положенных полутора сотен приходится отвально кормить до двухсот человек. Одной только картошки 50 килограммов нужно перечистить и нарезать по 25 кило черного и белого хлеба. А бабулям-посудомойкам за 800 рублей в месяц ежедневно приходится отмывать больше тысячи тарелок — в одно кормление каждый оголодавший студент использует их по три-четыре.
     Ночь в пансионате наступает часов в пять утра, когда кончается водка. День — часа в три дня, когда снова припрет зажигать. Большинство так и ходят круглые сутки неумытыми — в душ не попадешь, там постоянно кто-то “тутулится”. Хлипкая дверь вздрагивает от здорового студенческого секса.
     Что не “тутулилась” — помню точно. Остальное — в тумане.