КИМ-АЗЛК-ОАО “Москвич” умер. Еще недавно он включал свой главный конвейер на 3 часа в день, и вот теперь, когда из 26 энергетических вводов отключены все, завод встал окончательно. Выплатить 600 миллионов рублей долга “Мосэнерго” гендиректор г-н Асатрян не смог. В прошлом году из ворот автозавода выкатилось всего 800 машин, так что клиническая смерть теперь просто переросла в физическую. Которую и зафиксировали корреспонденты “МК”.
“Гудит, как улей, родной завод...” так начиналась популярная советская частушка... Вчера мы побывали на родном когда-то для тысяч москвичей Автозаводе имени Ленинского Комсомола. Который не “гудит” уже с ноября прошлого года. Неделю назад заводу обрезали провода. И теперь в цехах слышен лишь недовольный шепот рабочих. Выражать свое недовольство начальством громко они не осмеливаются — вдруг выгонят. Хотя логики в этой покорности маловато — у местного пролетариата и так не осталось ничего. Даже цепей.
7.30 утра — время начала первой смены. На проходной скучает вахтер Любовь Васильевна. Не торопятся проскользнуть мимо ее глаз опоздавшие — она больше не пишет на них докладных. Какая теперь разница — опаздывай, не опаздывай...
— Дома-то делать нечего, вот и ходят они сюда по привычке. Ну и я от них не отстаю, — говорит вахтерша.
Мы выходим на улицу. Возле проходной несколько человек не могут решить — идти на митинг протеста к Дому правительства или нет. Больше эмоций у женщин. Мужчины поспокойней.
— Вот я проработала с 63-го года, она с 67-го. Куда нам теперь? Здесь наша жизнь прошла... — чуть не плачет бедно одетая женщина.
Во всех бедах рабочие винят директора завода Асатряна.
— Нам зарплату даже за декабрь не выплатили, а он-то поди не голодает. Тут один арендатор говорил (по словам рабочих, очень много заводских помещений сдается. — Авт.), что такую аренду платит, что нам на зарплату должно бы хватить. Продали Ледовый дворец, площади в Подольске, много чего еще...
В 1997 году на АЗЛК работало 12 тысяч человек, сейчас осталось 2300. Еще при акционировании власти говорили, что существует бизнес-план, при котором через два года завод будет работать “в ноль”, то есть самоокупаться.
— Они своего добились, теперь мы на нуле, — говорят мужики-рабочие.
— Говорят, Потанин скупал акции “шарикоподшипника”. По тысяче рублей платил. Вот бы я своих 40 штук продала! — продолжает женщина. — Да не покупает никто. В прошлом году прислали из администрации завода письмо, предлагали уступить по рублю штука. Так они мои 30 с лишним лет на заводе оценили...
От рабочей проходной мы направляемся к проходной для руководства. Звоним в отдел кадров — больше никого из начальства нет. Замдиректора по кадрам тут же нас “остудил”.
— Мне по телефону вас не видно, присылайте письмо, тогда и поговорим...
Как сказали нам на вахте, электричество на “Москвиче” отключают с 9 утра и на весь день. Ходить на работу руководству смысла нет — городские телефоны тоже вырублены. Рабочий класс более дисциплинирован. По территории время от времени проходят потерянные группы людей в замасленных спецовках.
Так и не получив официального разрешения на вход, мы перелезаем через забор. В одном из цехов видим людей за работой. Интересуемся, откуда энтузиазм.
— Так дачный сезон начинается! — говорят они. — Покупаем за свои деньги материал на базе, варим двери и калитки, потом по документам вполне законно вывозим и продаем. Жить-то надо.
На заводе остались одни ветераны, молодежь давно разбежалась. В кузовном цеху пожилые рабочие вяло покуривают.
— Куда нам идти? Мы уже старые. Это молодым везде у нас дорога. Начальство говорит, что денег нет, а откуда денежки на виллы во Франции?.. Ребята, вы перед начальством не светитесь, давайте мы вас потихоньку проведем и все покажем.
И мы идем по пустым цехам. Кругом замершие сборочные роботы, ряды некрашеных кузовов. И — тишина. Только в сборочном цеху какая-то жизнь теплится. Две бывшие сварщицы швабрами разгоняют талую воду.
В “сборке”, неподалеку от музейного 407-го “Москвича”, кто-то ремонтирует личную машину. Метрах в ста копаются в другой.
Больше всего рабочие хотят, чтобы государство передало контрольный пакет акций (59%) городу. Вроде бы Касьянов подписал эти бумаги, и вроде город этот пакет взять готов, но отчего-то дело замерло. Один из рабочих зло бросает:
— Призывают нас на митинг. Как баранов хотят уложить у Горбатого моста. Хрен им! Я не пойду. Сколько баек уже нам скормили. И кредиты давали, и долги прощали. Директор тогда показуху устроил — новый кузов рекламировал. Мы его чуть не всем заводом на 14-й этаж веревками поднимали! И что? Все эти “Калиты” на хрен никому не нужны. Лучше бы пикапы делали...
...Мэрия Москвы уверена, что беды АЗЛК начались “со времен всей этой демократии и реформ правительства Гайдара”. Но на самом деле звезда АЗЛК стала закатываться с ввода в строй в Тольятти “ВАЗа”, начавшего выпускать русифицированных “итальянцев”, покоривших сердца автолюбителей. Тем более что советские “мэры” Москвы по традиции отправляли работать на главный конвейер АЗЛК лимитчиков, алкоголиков из ЛТП и “пятнадцатисуточников”. И качество машин было на том же уровне.
К тому же завод болел “СПИДом советского автопрома” — подражательностью своей продукции, из-за чего мог рассчитывать на сбыт только в пределах СССР и стран Восточного блока: продукция по мировым стандартам была фактически антикварной...
Лишь советский тотальный дефицит позволил в 80-х работать предприятию на всю проектную мощность, выпуская по 120 тысяч машин в год. Но когда страна начала “входить в рынок” и доходы граждан поляризовались, “РЕНОмизированные” в 1988 году “Москвичи-2141” практически перестали пользоваться спросом. Бедные покупать не могли, богатые брали иномарки. И даже тогда, когда доходы граждан стабилизировались, они предпочитали иномарки-трехлетки или же “Жигули”.
Первый раз завод встал в 1992 году. И фактически простоял до 1997-го, когда федеральное управление по делам несостоятельности уже было готово за долги продать этот горе-автобизнес по частям.
Но Юрий Лужков уговорил Бориса Ельцина подписать указ о переходе контрольного пакета акций в московскую собственность. Лужков нашел в Ереване директора одного тамошнего завода Рубена Асатряна и дал ему денег на частичную модернизацию модельного ряда в сторону “машины для чиновника” (“Долгорукий”, “Князь Владимир”, “Калита”). После мощных вливаний в АЗЛКовские “вены” “крови” московского налогоплательщика завод смог в 1998 году выпустить 40 тысяч машин, а г-н Асатрян попытался развернуть два проекта: СП с “Рено” “Автофрамос” (по выпуску модели “Меган”) и сборку все тех же “Москвичей” в Ереване.
Но дефолт 1998 года оборвал эти и без того безумные планы. А денег мэрии оказалось недостаточно для того, чтобы и выдержать удар, и выплачивать многомиллиардные долги, накопившиеся еще с советских времен. Уфимские моторы канули в небытие, “Рено” отстранился от дел, а чиновники предпочли “Вольво” и “меринов” “Москвичам”. Заказ на московское такси положения не спас, и завод стал умирать окончательно, теряя людей, подразделения и сбыт. К тому же, если верить Московской счетной палате, на заводе были нелады с использованием финансовой помощи.
Два года назад Белый дом дал предприятию последний шанс, реструктурировав его задолженность по льготной схеме. Но его условия — не сорвать ни один текущий платеж — предприятие не выполнило.
На днях Юрий Лужков в отчаянии заявил, что федеральное правительство преднамеренно банкротит “Москвич”. И что если правительство отдаст физически (а не на бумаге) мэрии контрольный пакет акций завода (естественно, без долгов), то мэрия его поднимет. Но для реанимации трупа нужны не только миллиарды (не рублей), которых у мэрии может не оказаться, но и новые конкурентоспособные модели, которых нет даже в проекте за отсутствием на заводе КБ, фактически разогнанного четыре года назад.
Похоже, банкротство “Москвича” неизбежно. Но гипотетически выход все еще есть: “Рено” по-прежнему наблюдает за событиями в Текстильщиках, и правительство России может продать рухнувший автозавод “Автофрамосу” за 1 рубль, как это некогда делал Рузвельт с госсобственностью в годы Великой депрессии, чтобы спасти отечественный бизнес. Тогда акции и долги будут поделены между “Рено” и Тверской, 13, а завод станет производить автомобили, которые не стыдно продавать не только в Москве.
Пока такой вариант выглядит фантастически. Примерно так же, как заводской пейзаж, напоминающий сейчас результат взрыва нейтронной бомбы.
...Обратно нас выводили как участников дореволюционной маевки — огородами. Мы прошли по темным лестницам, нащупывая ногами ступеньки, на первый этаж, потом закоулками к проходной. Из заводской тишины мы окунулись в радостный гул города. Которому в общем-то на судьбу автозавода плевать. Хотя и не всем. Продавец газет в переходе метро пожаловался нам:
— Закисает коммерция моя. Я тут два года торгую, а как у “Москвича” неприятности начались, так процентов на 60 выручка упала. Надо куда-нибудь к “ЗИЛу” перебираться, может, хоть его не закроют...
