Под чеченским солнцем Перец растет на удивление быстро. Еще зимой он был от горшка два вершка, а сегодня запросто достает до умывальника. Перец — это батальонный барбос, чья мамаша наверняка согрешила с каким-нибудь служебным овчаром.
В результате кобель получил в наследство широкую грудь, здоровенные сахарные клыки и гулкий раскатистый лай. Он — любимец комбата. Признает только его. Завидев обожаемого бородатого человека, бросается к нему, как подвыпивший член городской управы, и лезет целоваться. А наличие остальных прощает недовольным ворчанием.
Единственное исключение — боевой выход. Когда группа собирается на задачу, Перец не лает, не ворчит, а ревностно наблюдает, как владельцы умопомрачительной тушенки и каши натягивают на себя пятнистые или грязно-серые балахоны, вытаскивают на улицу черное железо с резким и неприятным запахом. Комбат при этом внешне нисколько не меняется — вроде бы такой же жесткий, немногословный. Но собачье сердце чует хозяйское волнение и опаску. И пес уже не ворчит, а волнуется тоже.
Собираемся вместе с группой и мы. Это подразделение спецназа хорошо известно в Чечне как нашей, так и другой стороне. Только за последний месяц бойцы притащили с гор и лесов 17 боевиков — с оружием и важными документами. Комбат Митрич говорит об этом небрежно, как бы вскользь, но при этом ревностно посматривает в нашу сторону и теребит аккуратную густую бороду. Бородачом комбат стал вовсе не из-за форса. Просто в начале нынешней зимы в одной из стычек с бандитами подбородок Митрича разворотил осколок. Вот и приходится теперь маскировать шрамы.
Но по-настоящему комбат гордится не только взятыми в бою боевиками, обнаруженными схронами, но и еще двумя вещами — умением своих офицеров, солдат петь хорошие песни и бытовым обустройством своих подразделений. Здесь, если надо, могут и на два голоса затянуть, есть и своя, батальонная песня. Может, и нескладная, а своя.
Посмотрите, мужики!
Помолчите, мужики!
Восемь пуль на одного —
Вот и баста.
А если б вовремя коня,
Если б вовремя огня,
Если б вовремя обнять —
Он бы спасся...
Что касается быта, то здесь у каждой роты помимо душевых — своя баня. Кирпичная. Собственными руками сложенная. А жар такой — что шкура со спины слазит. Откуда кирпичики? С развалин, вестимо. Не одну неделю разбирали бойцы и командиры взятый с боем бандитский опорный пункт, сооруженный на окраине дачного массива. Зато теперь даже камень чеченский служит мирному делу — легкому пару.
Мы объясняем Митричу, что специально приехали посмотреть, как у него служат, живут и воюют ребята из Подмосковья, которых в батальоне 17 человек.
— Там которые мамаши волнуются, разъясните, — басит комбат, — солдатиков ихних в чистоте содержим. Помыться, постираться... Опять же кормежка... Пайков не жалеем... Пошли привесы...
После такого телеграфного комментария хочется отложить в сторону блокноты и записаться в разведчики. Если же без шуток — в Чечне бывают разные подразделения. Приходилось читать про мордобой, сержантское и офицерское пьянство и прочие ужастики. Не знаю, не встречал. Может быть, просто повезло: за две кампании судьба больше сводила с нормальными десантниками и спецназом.
Опять же внешний вид у бойцов — на отличку. Спецназ вооружен не так, как обычная пехота, где на десяток автоматов, возможно, имеется один раздолбанный пулемет. Нет, здесь к оружию и огневой мощи относятся трепетно. На пятнадцать человек — четыре пулемета ПК, которые чеченцы небезосновательно называют “красавчиками”: со ста шагов эта 7,62-миллиметровая машина прошибает шейку рельса. Добавьте сюда пару-тройку РПК, несколько “винторезов”, почти у каждого помимо штатного оружия — “Стечкин” или “ТТ”, которые здесь, в Чечне, добывают всеми правдами и неправдами и берегут как зеницу ока. Я уж не говорю о ножах, боеприпасах, гранатах, ночной оптике, качественных прицелах. Со всем этим арсеналом не страшно покидать базу...
Но главное, почему любой журналист готов ехать со спецназерами куда угодно, — это, конечно, выучка разведчиков, когда один целого взвода стоит. Это я специально говорю, чтобы успокоить родителей бойцов: вдруг читают сейчас эти строчки.
— Мы когда из Москвы уезжали сюда, — рассказывает ротный Александр, — к эшелону чуть не со всей области мамы-папы понаехали. Из Подольска, Наро-Фоминска, других городов. Откуда только узнали?
— И чем закончился родительский натиск?
— Если честно, боялся одного: а ну какая-нибудь мамаша голосить начнет. Мол, куда сыночка увозите, ироды! А ко мне подошли и негромко спросили: вы их хоть стрелять-то научили?..
Подмосковных пацанов выучили не только метко стрелять из всех видов оружия. Их здорово натаскали на работу в горно-лесистой местности, обучили приемам рукопашного и огневого боя. Так что на батальонную базу в Чечню прибыли не зеленые новобранцы, а пусть пока не обстрелянные, но уже бойцы. Впрочем, необстрелянными они были недолго. Уже через месяц их стали включать в группы, работающие в горах.
Вот Виктор и Михаил из Одинцовского района. Они, еще будучи школярами, мастерили самодельные тренажеры, штанги и гантели да читали книжки про спецназ. Иные сверстники вечерами по подворотням шатались с пивком да цигарками, а ребята мускулатуру развивали и учились Родину любить. “Покупатели” из разведки как увидели их на сборном пункте, так и вцепились обеими руками: сейчас таких здоровых парней нечасто встретишь...
Вот Серега из Каширы. Парень под метр девяносто. Знаменит тем, что отличился на первом же боевом выходе. Их группа на горной тропе лоб в лоб столкнулась с разведдозором арабов. А Сергей как раз шел первым. Ночь. Тучи. Туман. Ветер. Бородатая рожа прямо перед носом. Сергей испугался и с перепугу звезданул бандита кулаком по лбу. Позже выяснилось — наповал. Следующего достал ножом. Остальных уложили так же, без шума и пыли. Сереге в качестве трофея достались классные горные ботинки, снятые с убитого боевика. Надевает их он только на боевые и надеется сберечь на дембель.
— Как пройду по родной улице в трофейных — все девки мои!
Но до девок пока как до Луны, и служить ребятам, по их собственному признанию, “как медному котелку”. Вот очередной выход опять же...
Поднялись затемно. Осмотр групп. Проверка оружия. К назначенному часу прибыли БТР и три бэхи — БМП, значит. Грузимся. Трогаемся. Задача такая. По оперативным данным, в районе Мескер-Юрта наблюдается оживленное передвижение мелких бандгрупп. Бандиты ходят по ночам в село, тягают туда оружие, тюки какие-то. Решено на эту оживленную ночную тропу выставить засаду. Делать это надо неприметно и для противника неожиданно. Поэтому командиры придумали такой трюк. Разведчики шумно приезжают в район, изображают какую-нибудь работу и так же шумно уезжают. Но не все. Одна группа должна незаметно раствориться в зарослях, быстро и скрытно пройти лесом к тропе и так же незаметно занять вычисленные на карте и высмотренные ранее в бинокли позиции.
Вот мы и едем. В Чечне уже чувствуется приближение знойного лета: грязь высохла, и на дорогах образовалась знаменитая, мелкая как пудра пыль. Головная машина поднимает целое облако этой пудры, и следующие едут в густейшей завесе. Впрочем, противоядие разведчиками давно найдено — это строительные очки-консервы, которые отпускники дюжинами скупают на столичных строительных рынках. На московской стройке они надежно закрывают глаза тех, кто сверлит или красит бетонные стены, а здесь в самой жуткой пылище можно спокойно хлопать глазами.
Чеченские легковушки порскают от брони, как тараканы. Жители городков и селений, через которые идет колонна, разглядывают технику и солдат с тупым любопытством. Так смотрят волки на хорошо охраняемое стадо. Чуть зазевался — извините. В Аргуне, чуть не в центре города, на транспортном кольце, за несколько дней до наших маневров чеченцы в упор обстреляли БМП с людьми на броне. Погиб офицер штаба группировки. У нас же, тьфу-тьфу, все обошлось. Без приключений миновали трассу, сельскую дорогу, пойму извилистой речки.
Спешились. Мигом выставили охранение. Осмотрели окрестности. Отсюда до места засады километра два. Но мы даже не смотрим в ту сторону. Ведь за нами наверняка наблюдают.
Ближе к вечеру начинаем потихоньку собираться. Для тех, кому назначено отправляться в засаду, — никаких построений, видимых инструктажей. Просто командир группы обходит своих людей и каждому ставит задачу. Твое место такое-то... Наблюдать такой-то сектор... Позывные такие-то... Без команды не стрелять... Путей отхода не будет. Случись что — будем держаться до подхода брони — местность позволяет.
И вот — час “Х”. Темнеет. Колонна трогается, чтобы скоротать ночь на ближайшем блокпосту. Броня проходит через лесок, и там на полном ходу разведчики спрыгивают и прячутся в густых зарослях. Через полчаса группа со всей возможной осторожностью выходит к точке сбора. Теперь бросок на позиции. Дистанция — десять. Две тройки блокируют, собственно, полевую тропу, еще одна — берег речки. Четвертая прикрывает тыл. А мы прикрываем радиста. Идем аккуратно и медленно, изо всех сил всматриваясь в землю под ногами, — не наступить бы на сухую ветку, не налететь бы на невидимую в сумерках проволоку от растяжки. Разведчики сливаются с лесом, они словно парят на фоне густейшей растительности. А я хоть и стараюсь ступать неслышно, а все равно — как слон в посудной лавке. То ветка хрустнет, то листва зашуршит под сапогом. Кажется, вся группа при этом неодобрительно посматривает в мою сторону.
Наконец прибыли. Начинаем устраиваться. На землю — плащ-палатку, затем прорезиненный коврик, на него — спальник. Вот ты и в засаде. Лежишь — наблюдаешь. Красота. Однако уже через полчаса осознаешь, во что вляпался. Ведь лежать — практически не шевелясь и бодрствуя — здесь нужно не меньше двенадцати часов.
Самое разбойничье время — с одиннадцати до часу ночи и с четырех до шести утра. Тут уж гляди — не зевай. А как не зевать, если глаза слипаются и челюсть просто выворачивает. Свежий воздух как-никак. Почти курорт с воздушными ваннами.
Господи, спать-то как хочется! Стрелки на циферблате как будто замерли. Кажется, целую вечность всматриваешься в черные кусты, а на самом деле и двух часов не прошло. А если, пардон, приспичит? Нежелательно, конечно. Но если уж прижмет... Тогда тихохонько отползай в сторонку и стоя на коленях справляй, собака, малую нужду!
Вдруг — что это? За речкой как будто фонарик блеснул. На этом берегу ему вроде ответили. Или показалось? Смотрю на командира группы. Тимур не мигая всматривается в ночь, как будто сканирует темное пространство. Нет, вроде показалось. И снова тянутся тягучие, вязкие часы ожидания. Не спать... Не спать... Не спать...
Я вдруг вспомнил, как пришел к тебе однажды, в самом начале... Ты отворила дверь, твои волосы были прибраны в тугой узел, а на столе было тягучее сладкое вино. И ты ждала только меня... А еще была ночь — черная и точь-в-точь похожая на здешнее небо.
Небо в горах скроено и сшито из черного бархата. А по нему небрежной рукой рассыпана звездная пыль. Хотя какая пыль... Звезды — с кулак. Я выбрал самую яркую. Решил, что если долго смотреть на нее и думать о тебе, то мысли домчатся до мерцающей поверхности и, отразившись, полетят в Москву. Вот они пронзают холодное пространство, накаляются докрасна в плотных слоях атмосферы и, слегка опалив щербатый кирпич старого Кремля, падают на твою подушку рядом с колдовской сетью волос.
Позже, на “разборе полетов” этой засады, я совершенно случайно узнал, что практически все без исключения вспоминают за ночь засады чуть не всю свою жизнь, а также всех, кто им близок и дорог. Забавно.
Но это будет позже. Пока же после всех этих вслушиваний и всматриваний я вроде как задремал. Проснулся от тычка в бок.
— Кто здесь?
— Я не брал!
Который час? Пятый? Командир группы молча протягивает ночной прицел и указывает направление: излучина реки — полевая дорога. Сначала ничего не видно. Потом в зеленом мерцающем свете — от куста к кусту — движутся три темные фигуры. Видно, что они через равные промежутки останавливаются, прислушиваются. У них тяжелые рюкзаки и оружие наперевес. Идут как раз на первую тройку. Десять метров... Семь... Пять... Один... Пуск! Потом куча мала, а через 25 секунд эти трое — с кляпами во рту, руки схвачены за спиной прочной бечевкой — утащены в кусты. А группа снова затаилась, выжидает. А ну как это был дозор и следом из села идут ребята почище? Но проходит полчаса, час — тишина. Светает. В камышах на реке хлопают тугими крыльями гуси. Почему-то становится неуютно на душе: ночь растворилась, и нашу группу теперь обнаружить в общем-то можно. И очень просто. Связист, укрывшись с головой бушлатом, вызывает основные силы:
— “Пятый” — “Кургану”... “Пятый” — “Кургану”... Ждем в гости... Ждем в гости... Как понял? Прием...
“Пятый”, судя по всему, понял хорошо и правильно. Потому что минут через сорок в предрассветной тиши раздался родной рокот бэтээровских движков. А вскоре грязными кабанами выскочили на поляну боевые машины. Свои. Грузим связанную добычу в чрево БТРа. В рюкзаках — взрывчатка, куча взрывателей, какие-то бумаги с арабской вязью, карты с крестиками. Вперед, московиты! Теперь главное — проскочить село, выйти на блокпост, на трассу.
И снова шальной ветер с пылью в глаза, чахлые тополя вдоль дороги. Скорей, скорей, на Ханкалу, где ждут нас родные палатки, баня, батяня-комбат, старенькая гитара и успевший соскучиться Перец.
