Первая сцена, на съемку которой попали корреспонденты “МК”, носила условное название “Фига”. Это обстоятельство сразу приобрело несколько двусмысленный характер, если учесть название будущего фильма. А шли мы в один из павильонов “Мосфильма”, чтобы увидеть в работе режиссера Сергея Соловьева — уже неделю он занят съемкой новой картины под кодовым названием “О любви”. Впрочем, называется фильм совсем не так...
На площадке режиссеру помогает сын Митя. Если логично считать его плодом любви режиссера, то совершенно непонятно, почему же Сергей Александрович так открещивается от слова “любовь”.
— Это решительно неправильное название, с которым надо бороться. Больно поганое и пошлое слово “любовь” — всякую дурость сейчас называют так, — ошарашивает он с вызывающей уверенностью в голосе. — На сегодняшний день для меня есть четыре самых похабных в русском языке слова: духовность, любовь, талант и творчество. Сидит какой-нибудь дурак в телеэкране и говорит: “В своем творчестве я отражаю...” А у него прямо на лбу написано: “Я — дебил...”
Поэтому название фильма будет выглядеть так: “О любви” — как уверяет его автор, китчево, но целомудренно. Хотя со стороны кажется, что длительная работа над образом фиги, которая происходит сейчас на съемочной площадке, очень далека от этой самой любви.
— Сейчас я тебе покажу, как надо. За годы работы у меня выработался собственный стиль. Пальчик большой натягивай, — учит Соловьев... нет, не взрослого рафинированного актера — пацаненка шести лет от роду, чьи пальцы врастопырку как раз умещаются на раскрытой режиссерской ладони. — Это должна быть космическая фига, фига будущего!
Съемочная группа прильнула к монитору, где крупным планом взята лупа с мутноватым стеклом. Постепенно под лупой вырисовывается детский кулачок, сложенный в требуемую идеально правильную конфигурацию. Эпизод снят.
Конечно, фига — лишь мелкая деталь общей картины, хотя от этого ничуть не менее важная и значительная. Потому что у Антона Павловича Чехова, чьи рассказы “Доктор”, “Володя” и “Медведь” Сергей Соловьев переплел и соединил в одну историю, бессмысленных деталей не бывает.
— Просто мальчику подарили большую лупу, а через нее всегда надо что-то рассматривать, — объясняет Соловьев. — Сначала палец на руке, потом — на ноге, потом — себя целиком. Что можно еще? Фигу.
— Сергей Александрович, наверное, имеется особая причина, по которой вы выбрали именно эти рассказы?
— Я их не выбирал — это они меня выбрали. “Доктор” меня выбрал на 3-м курсе ВГИКа в 1964 году. Я захотел снять этот рассказ, а мне сказали: “Нельзя — даже у Чехова бывали чудовищной безнравственности произведения”. Тогда на диплом я захотел снять “Володю”, и мне объяснили, что “у Чехова кроме удачных есть еще и неудачные произведения, и если ты посмотришь внимательно его собрание сочинений, то увидишь, что сам Чехов “Володю” туда не включил. Давай лучше что-нибудь веселенькое”. Тогда я увидел “Медведя”, который меня очаровал...
Декорации будут меняться вместе с взрослением маленького Володи. Последний скачок во времени произойдет через 10—12 лет, когда хлипкий малец превратится в 15-летнего подростка. Кстати сказать, в этой роли Соловьев сначала планировал снять сына, дебютировавшего как актер и сценарист в предыдущем фильме отца — “Нежный возраст”. Однако Митя наотрез отказался, не желая скашивать свои 27 лет до 15 и тем самым обманывать зрителей. Поэтому теперь на площадке он занимается в основном компьютерно-техническими делами, а взамен ему нашли Кирилла Быркина , которому досталось играть в третьей части фильма и влюбиться в 30-летнюю замужнюю Нюту ( Екатерина Волкова ). Еще одно заявление от режиссера — новую картину “О любви” — в определенном смысле можно считать продолжением работы над “Нежным возрастом” — в аспекте Антона Павловича Чехова.
— К этому фильму я отношусь как к тинейджерскому из чеховской эпохи. Центр картины — уже выросший Володя, который кончает жизнь самоубийством. Все линии собираются в нем.
— Герои фильма как-то пересекаются с нынешним поколением?
— Конечно. Мы ужасно хвалимся, что у нас все другое — телеки, видики, Интернет, а как только дело доходит до 14 лет и того идиотизма, который мы называем любовью, и мысли, что придется жить в этом мире с уродливыми взрослыми и их нужно либо всех переубивать, либо как-то к ним подладиться и с ними дальше жить... И такое существо 14 лет либо как-то набирается сил и выживает, либо ломается. В общем-то это и есть история фильма — как была искалечена и убита молодая жизнь.
— Вы основывались на опыте взросления вашего сына?
— Прежде всего я основываюсь на опыте своего собственного взросления. Эти ощущения для меня свежее и живее, чем, например, от прошлых 3—4 дней, которые я уже и не припомню. А спросите меня, что было со мной в 14 лет, и я могу рассказать целые повести, день за днем. Жизнь всегда была одинакова, и главный возраст в ней всегда от 14 до 22 лет, когда все наконец устаканивается. А дальше идет довольно тухлая пора приспосабливания к социуму и занятия малопонятными вещами.
На этом разговор приходится прервать, потому что все уже готово к следующей сцене. — Костя, для тебя команда только одна: “Начали!”, — в очередной раз режиссер делает внушение малолетнему актеру. Голос уже хрипит, и кажется, что вот-вот сорвется, потому что кричать Соловьеву приходится помногу и на приличные расстояния. Мальчик должен пройтись через просторную бильярдную, а режиссерское место находится в соседней комнатке, где жарко от толпы помощников и любопытных.
— Ну помогите же ему кто-нибудь! Сто мужиков стоят рядом!
Костя путается в полах тяжелой шинели, в два раза больше его хрупкой фигурки. Его главная задача — сыграть сонного ребенка, только что выбравшегося из постели, и двигаться в кадре с заданной скоростью, не быстрее и не тише положенного. После десятков репетиций перед самым ответственным моментом съемки всех лишних выгоняют из бильярдной, а полы натирают мокрой тряпкой, чтобы следы от грязных ботинок не смазали кадр. Издалека получившаяся картина производит впечатление жалостливое до жути — одинокий птенец, выпавший из гнезда. Из разреза шинели выглядывают тонюсенькие босые ножки в одном чулке.
— Снято! — разносится над павильоном после двух дублей, и в честно заработанном перерыве на вопрос: “Хочешь, чтобы о тебе написали в газете?” — Костя отвечает мне кивком головы и односложным: “Да”.
Обещали — пишем. Итак, Костя уже ходит в школу и еще в бассейн, но сниматься в кино ему нравится больше. Сегодня он уже полежал в кровати и сыграл умирающего ребенка. Режиссер на него не ругается, спортивную куртку он носит на площадке, чтобы не простудиться, а на съемки он приходит с мамой. К сказанному Сергей Соловьев добавляет, что Костя — очень смышленый мальчик и выбирал он его совсем недолго: “Мне троих привели, я пальцем ткнул в этого и попал”.
Родителей ребенка играют Евгения Крюкова и Александр Абдулов . Хотя его отцовство ставит под сомнение доктор ( Александр Збруев ), также претендующий на этот статус. Во второй части картины к актерскому ансамблю добавится Татьяна Друбич . На должность оператора изначально был приглашен Павел Лебешев , но из-за болезни его заменил Юрий Клименко , работавший с Соловьевым на фильмах “Нежный возраст” и “Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви”. Закончатся съемки где-то к июню, и до тех пор в павильоне “Мосфильма” вместо слова “любовь” в воздухе будут выводить романтичный символ сердца.
