Часть 2.
(Продолжение. Начало в №81 от 12 апреля)
Программа реформ Столыпина
Сначала подавление терроризма — а потом реформы. Столыпин считал, что в неустойчивой, сотрясаемой взрывами и выстрелами террористов стране нормальные реформы не осуществятся. Нужны не только законы о новом, но и те, кто обеспечит их выполнение. Поэтому первоочередная задача: сохранить государство, дать отпор экстремистам.
Возможно, что и Витте, и многие другие здравомыслящие деятели России думали так же. Но им не хватало решимости отмежеваться от экстремизма. Напротив, они всячески оправдывали террор — оправдывали косностью и тупостью самодержавия.
А вот Столыпин думал иначе: “Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете... Россия сумеет отличить кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных хирургов”.
Он ввел военно-полевые суды. И хотя число расстрелянных и повешенных революционеров за период с 1906 по 1909 год не превышало, по официальным данным, и 2500 человек — по сравнению с почти 3 тысячами убитых террористами представителей власти (сам Столыпин уцелел чудом — при взрыве бомбы на его даче были убиты 27 человек, тяжело ранены — 32, в том числе и его дочь, и его сын), на Столыпина обрушилась вся демократическая Россия, вся Европа. Л.Н.Толстой написал знаменитое “Не могу молчать”.
Традиционные обвинения Столыпину: палач, вешатель, убийца — сегодня для нас звучат иначе в свете опыта всего ХХ века и в свете того террора, с которым уже столкнулся век XXI.
Мы уже знаем, что происходит в случае победы революции, после ее победы.
Знаем, что только в Петрограде, по официальным данным ЧК, от 20 октября 1918 года было расстреляно 500 заложников, вина многих из которых состояла только в принадлежности к старому правящему классу.
Мы знаем, как по указанию Льва Троцкого трибунал приговорил к расстрелу в Свияжске каждого десятого из 2-го Петроградского полка Красной Армии, в том числе коммунистов, командира и комиссара полка. Знаем о многочисленных жертвах чудовищной коллективизации. Знаем о большом терроре 1937 года.
В свете возможной победы революции 1905 года и потенциальных жертв масштаб действий Столыпина представляется всего лишь жестокой, но неизбежной профилактикой. “Где с бомбами врываются в поезда, под флагом социальной революции грабят мирных жителей, там правительство обязано поддерживать народ, не обращая внимание на крики о реакции. К нашему горю и сраму, лишь казнь немногих предотвратит моря крови”.
Тогда, в начале века, многие категорически не принимали таких заявлений Столыпина. Но исторический итог мы знаем — столыпинский антитеррор остановил революцию. И если Россию все же потом, после 1917-го, залили моря крови — то потому, что победу над первой революцией не использовали для проведения настоящих реформ.
С чего начинать реформы? Витте — как и вся либеральная Россия, и тем более как все социалистические партии и течения России — исходным считал отстранение царской монархии от руля российского государства. Словом, сначала взять власть, а уж затем проводить реформы.
Столыпин же считал, что сначала надо накормить народ, дать гражданам работу с достаточным доходом. Надо освободить крестьян и от диктата общины. И уже затем пускать к избирательным урнам. Основа демократии — независимый гражданин. Только тогда его голосование будет свободным . “Сперва гражданин, — говорил он, — потом гражданственность”. И далее: “Крестьянин без собственной земли легко прислушается к толкам... Собственность крестьян на землю — залог государственного порядка”. И еще: “Пока крестьянин беден, не обладает личной земельной собственностью, пока он находится насильно в тисках общины, он остается рабом и никакой писаный закон не дает ему блага гражданской свободы”.
Это становится все больше ясно и нам, когда к урнам идут граждане, по рукам и ногам “связанные”, зависимые от государства и его бюрократии: от сроков выплат зарплат, от размера пенсий, от тарифов на электричество и тепло, от произвола аппаратчиков в центре и на местах.
Мы тоже начинали с демократии, с создания нового государства. А теперь видим, как на его лице растет хорошо нам знакомая щетина авторитарного бюрократизма. Ничем иным аппарат, пока он всевластен, и быть не может — если в стране нет, говоря словами Столыпина, самостоятельных собственников, экономически независимых граждан, прежде всего многомиллионного третьего сословия.
Понимая, что от объявленных выборов в Думу уже нельзя отступать, Столыпин всячески пытается уменьшить роль на выборах зависимых граждан. Отсюда его стремление уйти от “чистой” демократии, ввести разные цензы, создать избирательные курии с разными нормами представительства в Думе и т.д. Смысл этих мер один: голодный и нищий, задавленный диктатом “мира” русский крестьянин голосовать в духе реформ не готов.
Я думаю, и в нашей стране, и в других странах мира, даже сейчас, спустя 100 лет, становится все более и более очевидным кризис популистской демократии (один человек — один голос). Похожий кризис произошел две тысячи лет назад в Древнем Риме (когда плебей голосовал за того, кто давал “хлеб” и “зрелища”), что в конечном счете привело к гибели не только античной демократии, но и самой античной цивилизации.
Целые слои общества, причем наиболее важные для страны — интеллигенция или, скажем, малый бизнес, — практически вообще не имеют шансов обеспечить свое представительство именно в представительных органах (и как раз в силу самого характера популистской демократии). Многие уже не с раздражением (как когда-то), а с растущим пониманием вспоминают идею Горбачева иметь в парламенте страны квоты, гарантирующие представительство писателей, ученых, молодежи, женщин, ветеранов войны и труда. Страна видела наиболее интеллектуальный депутатский корпус именно тогда, когда не было полного господства популистской идеи: один человек — один голос, и не господствовал принцип, что побеждают на выборах по проценту голосов к числу голосующих, а не к общему числу всех избирателей (принцип, фактически отдающий власть голосующему меньшинству граждан).
Где ключевое звено экономических реформ? У Витте главное — индустриализация страны. Именно в области техники мы отстаем. С точки зрения перспективы — правильно. Но правильно ли саму эту перспективу делать сущностью реформ?
Столыпин считал исходным вопрос о земле , о крестьянстве. По Столыпину, инициативный, деятельный крестьянин, фермер — это рынок для промышленности. Это и производитель хлеба, масла и других сельхозпродуктов для экспорта, и, соответственно, источник поступлений валюты из-за рубежа. Это и “полноправный” налогоплательщик и “наполнитель” бюджета. Эффективное крестьянское хозяйство, давая достаточно дешевое продовольствие, снизит зарплату и цену работника для индустрии, в итоге — снизит себестоимость в промышленности, цены.
Без процветающего сельского хозяйства промышленность России будет обречена на чахлую жизнь под зонтиком государственной подкормки, жизнь “на игле” льгот за счет налогов с народа. И в те годы в России было достаточно политических и экономических сил, бескорыстно, а чаще очень даже корыстно выступавших в защиту “отечественного”, “национального”. Надо было обладать большим мужеством, чтобы доказывать первоочередное значение именно аграрной реформы. И не только доказывать, но и год за годом проводить эту линию в бюджетах, налогах, ценах, льготах и т.д.
Для нас, десятилетиями видевших, как разоренное советской индустриализацией сельское хозяйство камнем висит на шее всей экономики, простоявших в очередях за мясом и маслом десятки часов (которые могли быть отданы производительному труду) и, наконец, наблюдающих уже сегодня расходование миллиардов долларов на ввозимое продовольствие, — подход Столыпина, а потом аналогичный подход Николая Бухарина к соотношению НЭПа и индустриализации не является чем-то далеким и академическим.
Аграрная реформа. А в чем должна состоять сама аграрная реформа?Ответ Столыпина предельно прост: крестьянин должен стать собственником земли, хозяином.
Идея настолько ясная, что Витте иронизировал: “У Столыпина явилась такая простая, можно сказать, детская мысль, но во взрослой голове... чтобы многие из крестьян сделались частными землевладельцами... Индивидуальная собственность... вводится не по добровольному согласию крестьян, а принудительным порядком”.
Витте прав, говоря о “полицейском духе” реформы, ее принудительном и насильственном характере. Прав он и в части “простоты” идеи. А вот в целом — неправ.
Ведь иначе чем с помощью насилия в отношении общины выделяющиеся из нее фермерские хозяйства на защитить. И без предельной простоты реформы, ее понятности каждому из ста миллионов полуграмотных крестьян коренные преобразования не происходят.
Аграрная реформа Столыпина включала такие пять “блоков”: предоставление крестьянам всех гражданских прав (это было наконец завершением освобождения 1861 года: крестьяне получили право свободно менять место жительства, выбирать род занятий без согласия общины или начальства); право крестьянина на выход из общины со своим наделом (опять-таки без ее согласия); льготная продажа выходящим из общины крестьянам миллионов гектаров государственных и удельных (царских) земель; скупка Крестьянским банком земель у помещиков и льготная продажа их крестьянам и, наконец, переселение желающих крестьян на свободные земли в Сибири.
В центре этих мер — разрушение общины. Надо преодолеть, считал Столыпин, главную беду страны — “совершенное расстройство самой многомиллионной части населения России, которая стала экономически слабой, неспособной обеспечить себе безбедное существование своим исконным земледельческим промыслом”.
В государственном строительстве надо начинать с фундамента, местного самоуправления. Столыпин и его команда хорошо помнили опыт реформ 1861 года. Тогда “красные бюрократы” при поддержке Александра II отмену крепостничества сразу же дополнили реформами местной власти, земствами, полицейской и судебной реформами и т.д. Они четко заявляли: нельзя в процессе освобождения оставлять крестьянина один на один со своим помещиком и всей принадлежавшей последнему властью. Именно местная власть — это то звено, от которого зависит успех реформ, так как с нею взаимодействует население.
И Столыпин боролся за реформу местной власти. Он предлагал ввести бессословное местное самоуправление. Создать местный суд. Мировых судей избирать населением. Школьные реформы. И многое другое.
Думаю, что его подход опять-таки важен и для нас. Это у нас все здание демократии осталось без фундамента. Это у нас устройство фундамента отдано на усмотрение местной бюрократии. Хотя весь мировой опыт говорит о другом: демократия начинается снизу, с выборов шерифа (милиционера), судьи, местного комитета и его председателя. Будет это звено прочным, подконтрольным гражданам — можно смело идти на широкую децентрализацию.
И еще один аспект дела: именно на месте граждане способны грамотно судить о хорошо известных им проблемах, учиться самоуправлению, учиться голосовать осмысленно и конкретно за то-то и то-то. На этом уровне происходит и самая первая “выборка” будущих депутатов и будущих администраторов всех вышестоящих уровней.
Конечно, Столыпин предложил широкую реформу и всей системы власти — от уездов и губерний до Петербурга. Но все же центр, узел — по его мнению — на местах. “Главная задача, — говорил он, — укрепление низа. В низах вся сила страны...”
От империи Российской к империи Русской. Умение Столыпина предвидеть, его феноменальная интуиция подсказали, что одной из главных в ходе реформ станет национальная проблема.
Перед Первой мировой войной национальный вопрос стал предметом дискуссии. Даже в кругах социал-демократов шло обсуждение — достаточно вспомнить статьи по национальному вопросу Ленина и Сталина. Но это все — через несколько лет после того, как национальную проблему поднял Столыпин.
Столыпин вначале считал, что реформы — лекарство именно для лечения Российской империи. Собственно, так думали многие (кстати, и мы думали так же: реформы — лекарство для СССР).
Но Столыпин умел, как я уже писал, учиться и раньше других видеть будущее. И он понял раньше всех нечто сверхважное: реформы — это такое лекарство, которое не может не затронуть сами основы империи, которое ставит под вопрос само ее существование в прежнем виде.
А основы были таковы — многонациональность, общий для всех народов царь, равенство всех народов перед царем, ведущая идеология — православие.
Столыпин понял, что освобождение граждан, демократия дадут право не только на свободу в экономике, но и в политике и, неизбежно, право гражданам разных национальностей решать свой национальный вопрос по-своему. Одни нации захотят остаться в России. Другие — уйти. На то и свобода. И к этому надо заранее готовиться. Вариантов тут нет: если свобода и демократия в стране — тогда права и в национальном вопросе.
Далее, Столыпин не мог не видеть, что его аграрная реформа целиком ориентирована на проблемы русского крестьянства.
Он также увидел, что в западных губерниях, хотя там население смешанное, в Думу систематически избираются польские помещики (даже в тех губерниях, где поляки составляли не более 5% населения).
Наблюдательный Столыпин не мог не отметить, что в национальных районах Кавказа и особенно Средней Азии голосование определяется родовыми, племенными, семейными связями и что семейно-родовое давление там такое же определяющее, как и давление общины на крестьян в России.
Он был логичен и четко понял, что все эти процессы изменят суть страны. Из Российской империи придется стать Русской . И в мае 1909 года Столыпин провозгласил принцип великодержавного великорусского государственного национализма.
Этим объясняется его интерес к разного рода националистическим и шовинистическим движениям и организациям и контактам с ними. А эти контакты стали поводом для обвинений его в черносотенстве. Ведь интеллигенция тогдашней России понять Столыпина не могла. Петр Струве по этому поводу писал: “Русская интеллигенция обесцвечивается в российскую... Так же, как не следует заниматься обрусением тех, кто не желает “русеть”, точно так же нам самим не следует себя “оброссивать”.
Перед Столыпиным стояла исключительно сложная задача: обеспечить неизбежное развитие в условиях свободы национального русского чувства и не впасть в шовинизм, расизм, черносотенство. Столыпин делал первые, пробные шаги и, к сожалению, не успел выдвинуть в национальном вопросе такую же четкую программу, как в аграрном. Но все же контуры программы были намечены.
Во-первых, Столыпин выступал за свободу и равноправие и наций, и религий.
В этой связи нельзя не сказать и об “антисемитизме” Столыпина. Как глава правительства, как и все высшие руководители монархии — царь, председатели Государственной Думы и Государственного совета, министры, губернаторы, — Столыпин несет ответственность за волну диких еврейских погромов. И за “непредотвращение”, и за “либерализм судов”, и за фактическое поощрение погромов со стороны власти.
Но именно Столыпин с точки зрения своей главной логики: предотвратить революцию — стал инициатором подготовки проекта закона о равенстве евреев. Этим он хотел отвлечь основную массу евреев от революционных настроений. Закон отверг Николай II, как пишет А.И.Солженицын, “с редкой для него твердостью” Столыпин не хотел “светить” царя и в итоге сам оказался “антисемитом”. Но антисемиты не выступают за равноправие евреев. Они заняты разработкой квот при приеме евреев в университеты и аналогичным законодательством.
Во-вторых, Столыпин предложил уточнить границы в Российской империи, прежде всего на западе. Уезды с явно преобладающим русским населением передать из Польши в русские губернии, а из русских губерний отдать Польше уезды с преобладанием польского населения.
В-третьих, Столыпин предложил национальные курии . Чтобы при выборах депутатов голосовали не территории, а национальности. Национальность в этом случае и сама не подавляет других, и сама не становится жертвой голосования.
В-четвертых, Столыпин наметил уже к 1920 году выход Польши из состава России как наиболее не желающей оставаться в империи. Обратите внимание — о выходе Польши говорит лидер, обвиняемый в шовинизме.
В-пятых, Столыпин наметил меры по укреплению позиций русского народа (под русскими он понимал и великороссов, и украинцев, и белорусов).
Эта программа исключительно интересна.
Например, и сегодня столыпинская идея национальных курий и избрание ими депутатов — скажем, одной из палат нашего парламента — сверхактуальна.
Ничего подобного столыпинской национальной программе мы не имели. В 1989 году мои попытки ставить вопрос о будущем СССР встретили бурный отпор: он хочет разрушить СССР. А предложение начать уточнять границы было воспринято как какой-то бред и стремление “подкидывать вопросы”. Зато в 1991 году принялись решать все в пожарном порядке, не имея никаких заделов. Итогом стали Чечня в России, русские в других государствах бывшего СССР и т.д. Разрушителями СССР оказались именно те, кто не хотел заранее готовиться к неизбежной в ходе демократических реформ ситуации. Они действовали революционно, по-большевистски, в шоковом стиле. А вот Столыпин, предлагавший потратить 10 лет на подготовку к выходу из России Польши, был как раз настоящим реформатором.
Подводя итоги, я хочу сделать вывод: программа столыпинских реформ была одной из лучших реформаторских программ российской истории. Какова судьба этой программы? Об этом — в заключительной статье.
