Суровые жизненные перипетии, захватывающие страсти, простота изложения и правдивость произведений Владимира Колычева держат в напряжении с первой до последней страницы. Издательство “Эксмо” выпускает новую книгу этого автора — “Молодые волки”, отрывок из которой предлагается вашему вниманию.
1987 год
Они жили вчетвером: она, мама, брат и отчим. Ее родной отец погиб в автокатастрофе четыре года назад. Для мамы это был такой удар, что сердце не выдержало. Ей нет еще и сорока, а уже инфаркт перенесла.
Два последних года они живут с Александром Макаровичем. Капитан милиции, оперуполномоченный местного уголовного розыска. Не красавец, конечно, но и не урод. Когда-то пил по-черному, но завязал, говорит, закодировался.
На маме он женился через два месяца после их знакомства. Это похоже на любовь... Все трое с удовольствием сменили комнату в общежитии на двухкомнатную квартиру отчима. Еще бы! Насте и Денису отводилась на двоих отдельная комната.
Александр Макарович не обижал ни жену, ни ее детей. С Настей и Денисом старался держать себя как с родными. И это у него неплохо получалось. Денис называл его отцом. Только вот Настя почему-то упрямилась. Она обращалась к отчиму по имени-отчеству.
Александр Макарович был в меру строг, любил пространно рассуждать о высоких моральных принципах. Но не искушенная еще жизнью Настя чутьем угадывала в нем нечто фальшивое, ненадежное, пугающее, а потому держалась с отчимом настороже.
Вот и вчера за ужином в присутствии мамы и брата он с пафосом разглагольствовал, обращаясь в основном к Насте, о роли нравственности, добропорядочности в жизни семьи и общества. А сам нет-нет да и поглаживал взглядом ее груди, бугрившиеся под ситцевым халатиком.
Мальчишки, эти хвастуны и грубияны, не интересовали ее ни раньше, ни сейчас. А ведь она уже не маленькая, еще месяц-два, и закончит школу. Видно, не созрела пока Настя для любви, для настоящей любви.
Зато сама она интересовала многих. Еще бы, таких, как она, поискать. Красивое, с крупными правильными чертами лицо. Полные чувственные губы и большие выразительные глаза. Длинная каштановая коса. Развитая грудь, тонкая талия, женственные бедра, длинные ноги. Косметика ей совсем не нужна, слишком коротких платьев не носит. Красота ее была скромной, не вызывающей. Однако она пользовалась ошеломляющим успехом у представителей противоположного пола.
Все в городе знали, что парк — это раздолье для наркоманов и бандитов. Они здесь настоящие хозяева. Вот выберется откуда-нибудь из-за кустов разудалая компания, и тогда случайному прохожему не позавидуешь. По голове треснут или, что гораздо хуже, “розой” из разбитой бутылки по горлу. Бывали такие случаи.
Девушку здесь подстерегала опасность совсем иного рода. Да только Настя об этом не думала. Она ничего вокруг себя не замечала. И на пустующую скамейку на пересечении двух аллей присела машинально.
— Кого я вижу!
Чей-то знакомый с издевательскими интонациями голос возвратил ее в действительность.
— Глазам своим не верю! — Прямо на нее шел Герман.
Рядом с ним вышагивали еще трое. Все под кайфом. Глаза остекленевшие. На лицах блаженные улыбки. Анаши накурились, не иначе. От таких можно ожидать всего. Насте стало не по себе.
— Ты ко мне пришла, Настена? Ты искала меня? — Герман подошел к ней и грубо схватил за руку.
Не отпуская ее руки, Герман присел на корточки и, придерживая ладонью живот, захохотал.
Это послужило сигналом и для остальных. Его спутники приняли ту же позу, из их глоток вырывался такой же дурацкий смех.
Но продолжалось это безумие недолго.
Первым замолчал Герман. Он поднялся на ноги и уставился на Настю тяжелым, злым взглядом.
— Ну что, метелка, пойдешь со мной? — Он показал кивком головы на заросли кустов неподалеку.
— Нет. — Настя до ужаса боялась остаться с ним наедине.
— Тогда пойдешь вместе со всеми. Пустим тебя по кругу. Вставай, сука, пошли!
— Нет!
— Да! — заорал Герман и с размаху ударил ее по лицу. — Я же говорил тебе, ты пожалеешь, — добавил он.
— Ах ты тварь!
Неожиданно для себя самой Настя резким движением ударила его коленкой в пах.
Герман схватился руками за ушибленное место и скорчился от боли. Двое его дружков подскочили к Насте, пытаясь схватить ее. Одного она наотмашь ударила растопыренной ладонью по лицу. Не от силы удара, а скорее от неожиданности нападавший потерял равновесие и оказался на земле. Но другой подобрался к ней из-за спины, схватил за руки и лишил возможности сопротивляться.
— В кусты ее тащите, в кусты! — благим матом орал Герман.
Он уже успел оправиться от удара. Как-никак он находился под наркозом, а это обезболивает.
— Эй, погоди, не торопись, — одернул его чей-то негромкий, но повелительный голос.
Настя невольно обернулась.
К Герману и его дружкам подошли трое парней. На пьяниц не похожи, на наркоманов тоже. Но и законопослушными гражданами их не назовешь. От троицы исходила угроза.
— О, блин, блатари нагрянули, — испуганно прошептал тот, который держал Настю за руки.
Вперед выступил чернявый. Хищный прищур, жестко сжатые губы.
Он мгновенно определил в Германе главного и вплотную подступил к нему.
— Зачем бабу обижаешь? — прошипел он и с силой ударил Германа головой.
Обливаясь кровью, тот рухнул на плитки тротуара.
— Ша, ублюдки! Хватайте своего мудака и сдергивайте! — негромко, но с силой в каждом слове приказал чернявый.
Дружки Германа по-холуйски закивали, подхватили приятеля под руки и бросились наутек.
— Козлы! — сказал один из приятелей чернявого. — Ну, никаких понятий, падлы...
Угрюмый, морда кирпичом, типичный уголовник. Такой прирежет и не поморщится. Но, видно, и зря обижать не будет.
— Надо было им всем рога поотшибать, — сказал другой. — Такую кошечку обидели... Ну что, отваливаем?
Белобрысый, худощавый, не удался ростом. Но опасный, как змея. Такие жалят быстро и смертельно. Но Насте он показался сейчас безобидным.
— Идите, я вас догоню, — чернявый с интересом разглядывал девушку.
— Ну да, конечно. Базара нет, — понимающе подмигнул ему белобрысый. — Не теряйся, Хмурый... А мы отваливаем.
Хмурый ничего не сказал. Только кивнул.
Высокий, стройный, грудь широкая. Синие глаза, тонко очерченный с горбинкой нос. Красивое лицо. Жесткий взгляд властного, не по годам мудрого человека. От таких женщины теряют голову.
Насте он сразу понравился.
Он был опасен. Но девушка этого не замечала. В ее глазах он предстал героем-спасителем. Такой не способен на подлость.
— Совсем оборзела молодежь, — лед в его глазах таял, когда он на нее смотрел.
А ведь сам не такой уж и старый. Чуть больше двадцати.
— Спасибо вам! — Настя в смущении отвела взгляд.
— Только без “вам”. Договорились?.. Меня Антоном зовут.
— Настя...
— Ты больше здесь, в этом парке, одна не появляйся. Всякой шпаны здесь как нерезаных собак. Хочешь, я возьму тебя под свою опеку? — предложил он.
Насте почему-то не хотелось отвергать его предложение. Он ей нравился все больше.
— Погуляем вечерком? Только не сегодня — завтра.
— Можно, — охотно согласилась она.
— Тогда в восемь, у кинотеатра. Идет?
— Идет!
Он и его дружки промышляли в основном квартирными кражами. Фартовыми слыли домушниками. Бывало, чистили магазины. На прошлой неделе, к примеру, “взяли” склад меховых изделий, удачно сбыли краденое, денег отхватили немерено.
Во всех делах Антон был и организатором, и вдохновителем. Слушались его беспрекословно. Явный лидер, жестокий, умный. Прежде чем идти на дело, он долго и тщательно обдумывал операцию. Голова работала как ЭВМ, постоянно в ней что-то просчитывалось, созревала какая-нибудь новая деталь к уже продуманному плану. И поэтому работали чисто, без трупов, следов после себя не оставляли. Не зацепишься...
Но это сейчас, а поначалу он допускал, бывало, непростительные ошибки. Первый раз он попался в пятнадцать лет. Вместе с такими же несмышленышами-пацанами, как и сам, угнал мотоцикл. Но далеко не уехали — поймала милиция. По молодости тогда отделался двумя годами условно.
В шестнадцать неудачно залез в карман к барыге-спекулянту. И загремел на “малолетку”, опять на два года.
В двадцать его замели на сбыте краденого. На этот раз он отдал “хозяину” три года.
Жизнь в неволе закалила его, выветрила из него много хорошего, сделала матерым волком, сильным и хитрым хищником. Жил по понятиям, по неписаным воровским законам. Всегда в “отрицаловке”, на работы ни шагу. Не сломили его ни шизо, ни карцеры. В обиду себя не давал и других зря не обижал. С зоны вернулся уважаемым в своей среде вором.
И снова все по-старому. Но уже без глупостей. Прежде всего осторожность. И вот уже два года он живет в свое удовольствие, нет у ментов повода сесть ему на хвост.
На зоне он получил кличку Хмурый. Все верно, среди таких же уголовников, как и сам, он умел прятать свои чувства за маской холодного равнодушия ко всему, был неулыбчив, строг. Слов на ветер не бросал. К чему порожняки гонять? Заявлял о себе только делом. Да и в миру, среди законопослушных обывателей, не торопился распахивать душу перед каждым встречным. Даже перед друзьями...
Другое дело Настя. К ней у него сразу появилось непривычно сильное чувство. Любовь с первого взгляда — неужели такое может быть? Еще вчера он мог уверенно ответить: “нет”.
У него были женщины. И с каждой его связывала только страсть, желание “попарить шишку”. Тут уж если любезности, то дежурные, ни к чему не обязывающие. Затянул в постель, и все, никаких больше нежностей.
С Настей все по-другому. Да, она сексуальна, спору нет. Красивая! Мечта, а не девушка. Даже оторопь берет, когда представишь ее голой, да еще и в своей постели. Но кроме плотского испытываешь к ней и иное влечение. Душевное. Она согревает своим внутренним теплом, пробуждает светлые чувства. Его даже на лирику потянуло.
С ней можно улыбаться, болтать о всякой ерунде, казаться таким, как все, кого он называет слабаками. И не чувствовать при этом никакого внутреннего дискомфорта. Словно крылья распахнулись за спиной. Странное ощущение... А ведь он знает ее всего-то несколько часов.
Тяга к деньгам не делала Антона жадным. Он с легкостью расставался с червонцами, добытыми с таким риском. Они дарили ему власть, радость жизни, все, к чему он стремился. Но шиковал он вдали от глаз участкового. Зачем давать повод для нездорового любопытства?
В следующий раз она, отбросив сомнения, отправилась с Антоном в пустующую квартиру.
Не отказалась от бокала шампанского. Смело расправилась и со вторым, третьим...
Опьянела, потеряла голову и потому без сопротивления отдается — пусть так и подумает о ней Антон, когда это произойдет. Может, не будет ее тогда презирать.
Но он, похоже, не торопился вкусить от запретного плода.
Бережно, словно она из хрупкого стекла, подвел ее к ложу, застеленному белоснежной простыней, зашел к ней сзади, прижал к себе. Его руки запорхали по всему ее телу, искусно затрагивая потаенные струны чувственности.
Охваченная желанием, она даже не заметила, как осталась без платья. Антон опустился на колени, зацепил пальцами ее трусики, медленно потянул их вниз.
Его влажный теплый язык скользил по ее атласной коже, а руки сбрасывали белую кружевную ткань.
Обнаженную, он уложил ее на кровать. Разделся сам. Его шальной язык коснулся сосков ее грудей, забрался в ложбинку между ними. Стал опускаться ниже, коснулся живота. Затем снова пополз вверх. Их губы слились в долгом поцелуе.
Настя изнывала от неземного блаженства.
Пальцы Антона коснулись ее “норки”, нащупали “волшебную кнопочку”. И она куда-то полетела на крыльях острого наслаждения. Сознание тонуло в волнах страстного желания... И вот ее тело содрогнулось под давлением взорвавшейся в ней бомбы. Неужели может быть так хорошо!
— Как ты? — с нежной улыбкой спросил Антон, когда Настя пришла в себя.
Ее тело прикрыто простыней — это он позаботился. Милый, дорогой!
— Чудесно! — Она зажмурила от удовольствия глаза, потянулась. — Ты волшебник!
— Будет еще и не то, — коснувшись губами ее уха, пообещал он. — Но только не сегодня.
— Но почему?
— С тебя пока хватит и этого...
— Не хватит... Я хочу большего...
Неужели он не понимает, как она хочет продолжения. Ее жажда не утолена!
— Эй, ты еще не остыла...
Прошел день. И снова они в той же самой квартире.
— Ну что, как вчера? — спросил осторожно Антон.
— Как вчера... — кивнула Настя.
Да, сегодня она расстанется с девственностью. В угоду милому и назло ненавистному отчиму. Да и самой, наверное, будет приятно.
Все повторилось. Неторопливое раздевание, ласки руками, языком, восторг первого оргазма.
Антон не дал ей успокоиться, прийти в себя. Он повернул ее на спину, развел ей ноги, прижался к ней всем своим телом и медленно, осторожно преодолевая сопротивление неподатливой плоти, вошел в нее.
Простыня под ней окрасилась.
Теперь она не девочка, а женщина — так, кажется, говорят в подобных случаях.
— Завтра уезжаю, — через некоторое время сказал Антон.
— Надолго? — встревожилась она.
Неужели он собирается бросить ее? Получил свое, и до свидания?
— Нет, на несколько дней.
В соседнем городе ожидал своего часа ювелирный магазинчик...
— Ты здесь? — удовлетворенно крякнул он. Мерзко улыбнулся. — Я соскучился!
И, не дожидаясь ответа, отправился в свою комнату. Он торопливо разделся, взял чистое полотенце и скрылся в ванной. Когда вышел, Настя, одетая для улицы, подходила к двери. Она торопилась покинуть квартиру.
— Ты куда?
Он стоял перед ней в одних семейных трусах, без майки. И, похоже, его это нисколько не смущало.
— К маме, в больницу.
Настя отводила от него взгляд.
— Погоди немного. Пойдем вместе.
— Я подожду на улице.
— Вижу, ты не рада мне. — Он подошел к ней и взял за руку. — А ведь я соскучился... Пойдем в комнату.
Она подчинилась злой воле и покорно поплелась за отчимом в его комнату.
— Я рад, что у меня такая послушная дочь, — похабно улыбнулся Александр Макарович и подтолкнул падчерицу к кровати. — Ты ведь знаешь, чем мы сейчас займемся. Догадываешься?
Настя покорно кивнула.
Сейчас ей было все равно.
Она повернулась к отчиму спиной, покорно сняла с себя платье, бюстгальтер, трусики. Из ее глаз текли слезы. Закрывая руками груди и волосяной треугольничек, повернулась к нему лицом. С ненавистью посмотрела на него.
Александр Макарович быстро разделся и бросил ее на кровать.
Настя закрыла глаза, попыталась на месте этого ублюдка представить Антона.
Ну почему она не открылась ему, почему не рассказала о домогательствах отчима?
Он сильный. Он наверняка нашел бы способ спасти ее.
Несчастная девушка дернулась, порываясь вырваться из-под отчима. Но было уже поздно. Тот с силой прижимал ее к ложу и уже входил в нее.
В этот момент в комнату вошла... мама.
Настя с ужасом увидела, как расширились от увиденного ее глаза, раскрылся рот, рука схватилась за сердце. Держась другой рукой за косяк двери, она стала оседать на пол.
Голый муж на такой же голой дочери. Залитые слезами глаза девочки. Этого износившееся сердце Елены Николаевны вынести не могло.
Когда Настя подбежала к ней, она уже не дышала.
Жажда мести целиком поглотила сознание Насти. На поминках Александр Макарович напился как свинья. Шатаясь, кое-как добрался до своей комнаты. Не раздеваясь, рухнул на застланную постель. И сразу заснул мертвецким сном.
Лучше бы он никогда не просыпался!
Гости, собравшиеся помянуть Елену Николаевну, разошлись, когда за окном сгустились вечерние сумерки. Измученные Настя и Денис очень хотели спать.
Но спать лег только мальчик. Его сестра готовилась к иному.
Ровно в полночь Настя крадущимся шагом прошла на кухню, взяла длинный острый нож с костяной ручкой. Посмотрела на тускло отливающую в лунном свете сталь, зло усмехнулась: “Смерть ублюдку!”
Александр Макарович спал на спине, широко раскинув руки. На его сытом потном лице играла блаженная улыбка. Наверняка ему снился приятный сон. Может, он во сне насиловал ее...
Ненависть душила Настю. Ее рука, сжимающая нож, сама поднялась вверх.
— Получай, подонок! — И она направила нож ему в сердце.
Но рука почему-то дрогнула. Лезвие ножа пошло левее и под углом. Холодная сталь вспорола кожу над ребрами, коснулась кости и скользнула вдоль нее, в глубь тела не прошла.
Насте же показалось, что нож достиг цели.
Дело сделано.
Она опрометью выскочила из квартиры, бросилась на улицу. Отвечать перед законом за смерть негодяя она не желала. Поэтому и торопилась скрыться, уехать как можно дальше.
