Время залечивает любые раны. Великая война уже далеко в прошлом, но сегодня Европа встревожена проявлениями неофашизма, расовой нетерпимости — питательной среды, на которой вызревали зерна Второй мировой.
Об этой проблеме, а также о перспективах российско-германского диалога корреспондент “МК” беседует с послом Германии в России Эрнст-Йоргом фон ШТУДНИТЦЕМ.
Эрнст-Йорг фон Штуднитц — родился в 1937 г. в Берлине. Доктор юриспруденции. Всю свою жизнь посвятил карьере дипломата. В 1990—1995 гг. возглавлял управление Центральной и Восточной Европы министерства иностранных дел ФРГ, а с 1 ноября 1995 г. — чрезвычайный и полномочный посол Германии в нашей стране. В настоящее время Эрнст-Йорг фон Штуднитц завершает свою долгую и успешную работу в России.
— Простите мне мое любопытство, господин посол, но ваша фамилия звучит необычно: “фон” Штуднитц. Напоминает о временах рыцарства. Или это своего рода дипломатический ранг?
— Это дворянская фамилия. Но вы знаете, что сегодня в Германии дворянство не существует. Оно отжило свое еще после Первой мировой войны, превратилось в часть фамилии. Теперь это просто история. В моем роду и мой отец, и дед, и прадед — все были офицеры. Служили государству. Но после войны, когда пришло мое время выбирать, я выбрал мирный путь, мирную службу. Я единственный дипломат из “фон Штуднитцев”.
— Но если, как вы говорите, ваши отец и дед служили в армии, то...
— Воевали ли они на Восточном фронте? К счастью, нет, мой отец во время войны находился во Франции и в Италии. А мне самому было восемь лет, когда война закончилась, и я сравнительно хорошо помню эти события. Наша семья бежала из Силезии, к которой приближался российский фронт. Это было в конце января 45-го.
Мы вынуждены были перебраться на север Германии, в Шлезвиг-Гольштейн, куда вошли англичане и американцы. До советской зоны было всего 40 км. Ближайший город, за которым стояли советские войска, был Любек. Нам повезло: советскую оккупацию не все перенесли благополучно.
— Как и в России: будем помнить немецкую. Но вот исторический парадокс: недавно, в день рождения Гитлера, Москва вынуждена была принять беспрецедентные милицейские меры, чтобы не пустить на свои улицы неофашистов. И в Германии есть та же проблема — рецидивы нацизма, неонацизм. В чем, на ваш взгляд, его корни?
— Я не считаю, что это рецидивы. Эти молодые люди, выходящие на улицы под знаком свастики, они, как бы это сказать, небольшого ума. Они даже не знают, о чем говорят. Идеология нацизма вряд ли им вообще понятна. Но они хорошо знают, что свастика очень провоцирует общество. Это как реклама — пусть нас видят, слышат. Если бы они пытались выразить свой протест иным образом, их бы никто не воспринял всерьез...
— То есть вы считаете, что за этим не стоит конкретная идеология фашизма?
— Именно так. По крайней мере у нас, в Германии, это просто провокация. Основу неонацизма в период раздела Германии заложила секретная служба бывшей ГДР — “Штази”. Она формировала и поддерживала первые группы неонацистов в ФРГ. Сегодня, когда открыты архивы “Штази”, это точно установлено. Тогда же, в период противостояния, именно “рецидивы фашизма” в Западной Германии были козырем в идеологической войне Востока с Западом. Верхушка ГДР и “Штази” знали, с каким огнем играют, но они сознательно пошли на эту провокацию против нас, чтобы нанести по нам удар.
— Немецкие коммунисты из ГДР поддерживали фашистов в ФРГ — но это же нонсенс!
— Да, и при этом в самой ГДР были те же “рецидивы”. В 1986 и 1990 годах я работал в Постоянном представительстве ФРГ в Восточном Берлине. И уже тогда там, в ГДР, существовали небольшие группы, отдельные молодые люди, которые использовали нацистскую символику. Восточногерманскому правительству это, разумеется, было крайне неприятно, но об этом практически никогда не говорили публично. И все же произошел один инцидент, который просто не было возможности игнорировать. Тогда Штефан Хермлин, один из лидеров еврейской общины, который был числе репрессированных во время войны, обратился лично к Хонеккеру, Генеральному секретарю ЦК СЕПГ, которому пришлось признать факт наличия в Восточной Германии неонацистов. Но эти акции, подчеркиваю, были единственно тогда возможной формой протеста восточногерманской молодежи против режима коммунистов. И мне кажется, что здесь, в сегодняшней России, — это тоже протест.
— Но против чего?
— Против их положения, в котором они находятся. Никто их не принимает серьезно. Это проблема, которую называют в США “white trash”. Как это будет по-русски?..
— “Белый мусор”...
— Да, знаете ли, именно так. Эти люди сами по себе ничего не представляют в обществе. Как правило, их уровень образования крайне низок. Но каждый человек обладает чувством достоинства. И если его не утвердить обычным путем: учебой, карьерой — они начинают говорить: “Я — белый, и это гораздо лучше, чем черный. Значит, я все-таки лучше, чем другие”. Это не идеологический вопрос. Это психологический, социологический вопрос.
И мне кажется, скинхеды здесь, в России, точно так же относятся к другим национальностям: кавказцам, чернокожим студентам...
— Соглашусь с вами, но только с одной поправкой. Проблема скинхедов во многом порождена грубейшими просчетами наших правительств, допустивших неконтролируемую иммиграцию, которая приводит к ответной реакции в обществе и появлению “белого мусора”.
— С этим не поспоришь. Большой приток иностранцев в наши страны создает большие проблемы. Демократия требует открытых границ для свободного перемещения людей — это проявление современности. Но, “покупая” таким образом свободу передвижения, нам приходится “покупать” и недостатки. Это один момент.
Второй, чисто немецкий: в 50—70-х годах Германия переживала экономический бум. Тогда мы и пригласили, как мы их называли, гастарбайтеров из Испании, Франции, Италии, Греции и Турции. На наш призыв откликнулись миллионы. Мы думали тогда, что, проработав несколько лет, они вернутся домой. Но они остались жить в Германии. И тогда возникла проблема. Если итальянцы или испанцы, в целом гастарбайтеры из Европы более или менее интегрировались, женились на немках, их дети пошли в немецкие школы, адаптировались к языку, то с турками этого не произошло. Они интегрировались в производство, но не в общество.
— Такое же явление мы наблюдаем в России, где сходным образом возникла проблема с так называемыми “лицами кавказской национальности”.
— Но мы не можем сказать им сегодня “идите домой”, верно? Те же турки в Германии — это 100000 работодателей, создавших почти четверть миллиона рабочих мест. Но, как я говорил, их интеграция в общество происходит трудно. Например, они не женятся на немках, предпочитая искать жен из среды единоверцев. Поэтому они берут жен из Турции. И это значит, что их жены плохо или совсем не говорят по-немецки, а их дети растут тоже со знанием только турецкого языка. Значит, есть всегда свежий приток тех, кто еще не адаптировался к нашему обществу. Итальянцы, испанцы — те женятся на немках...
— А русские? Их после распада СССР много перебралось в Германию?
— И русские тоже. Такая проблема только с турками.
— Пусть турки изучают немецкий, а кавказцы — русский, и проблема будет решена? Так просто...
— Знаете, я достаточно долго жил в Америке. Так вот, в мире принято критиковать систему американской высшей школы. Мол, это слабая школа, в ней низкий уровень подготовки. Но американская высшая школа имеет большое преимущество. Помимо того, что она дает базовые знания, она работает на интеграцию эмигрантов. Изо дня в день из студентов здесь делают американцев: с первого дня от них требуют, чтобы они говорили только по-английски. И каждый день учащиеся начинают с присяги американскому флагу...
— Вы не планируете новый приток “гастарбайтеров”? В России избыток рабочих рук, и многие хотели бы попытать счастья в Германии.
— Промышленный бум 50—70-х годов завершился, сейчас идет медленный, постепенный рост, свойственный стране с уже развитой экономикой. Поэтому мы принимаем лишь ограниченные группы иностранцев. Я не говорю о высококвалифицированных рабочих или научных кадрах — для них уже сложился мировой рынок рабочих мест. Те же компьютерные программисты — они нужны везде, и в прошлом году Германия предоставила российским программистам облегченный визовый режим. Права же на гражданство мы даем сегодня двум категориям россиян. Мы принимаем, но в ограниченных масштабах, российских немцев. Из них в России остались только те, кто не владеет немецким языком. Еще мы принимаем евреев, которые хотят соединиться с еврейскими общинами, находящимися в Германии. Фашизм целенаправленно уничтожал евреев, и мы просто обязаны восстановить историческую справедливость. Число таких переселенцев из России за последнее десятилетие составило около 160000.
— Последние десятилетия Россия и ФРГ активно развивают партнерские отношения. Какие приоритеты вы бы выделили здесь в первую очередь?
— Приоритеты лежат, прежде всего, в экономическом пространстве. Кончено, мы хотим развивать и расширять торговлю, инвестиции. Последний германо-российский саммит в Веймаре не случайно сделал ударение на этом аспекте. Во-вторых — и мне кажется, именно это очень важно — следует развивать наши культурные отношения. Две мировые войны разрушили сильные связи, существовавшие между нашими странами. До Первой мировой войны одна только немецкая колония в Санкт-Петербурге насчитывала более 60000 человек, которые там постоянно жили и работали. Сейчас приходится эти исторические связи воссоздавать заново, шаг за шагом.
И вот пример: 14—15 мая наше посольство и ряд немецких культурных центров и организаций, в частности Немецкий культурный центр им. Гете, откроют на Новопушкинской площади в Москве информационный павильон. Таким образом мы хотим привлечь внимание москвичей и гостей столицы к проводимому в это же самое время российско-германскому форуму “Вместе — в XXI век”, а также к перспективам и возможностям, которые открывает изучение немецкого языка.
— Язык, который мы основательно упустили после войны. Сейчас, согласитесь, в России приоритет отдается изучению английского.
— В России более 3,5 миллиона человек изучает немецкий язык. Во всем мире не наберется столько молодых людей, которые изучают наш язык. И это — символично. Чего можно достичь благодаря знанию языка, продемонстрировал президент Путин в своей речи в германском бундестаге в сентябре прошлого года. А во время московской встречи Путина и Шредера в том же году они придумали эту идею — олимпиаду по русскому и немецкому языкам как иностранным, которая завершится совместным молодежным форумом в мае в Москве. Совместный патронаж над этим форумом осуществляют Людмила Путина и Дорис Шредер-Кепф. Надеюсь, что и культурная акция, которую мы будем проводить 14—15 мая на Новопушкинской площади в Москве, у памятника вашему великому поэту Пушкину, тоже станет связующим звеном между нами. Приглашаю москвичей побывать в эти дни у нашего павильона. “Вместе — в XXI век” — это хороший лозунг...
— Благодарю вас, господин посол...
