Вокруг — мирный сельский пейзаж. Наливаются подсолнечник и кукуруза, коровы щиплют травку, комбайны укладывают ровными рядками сжатые колосья...
И вдруг навстречу нам по шоссе чешет странная парочка: впереди комбайн, за ним пристроился БТР.
Фотограф хватается за камеру: боится упустить удачный кадр на тему “войны и мира”.
“Не волнуйтесь, снимете еще, — успокаивают сотрудники пресс-службы ГУВД Ставропольского края. — Тут война и мир все время рядом...”
Идея этой поездки родилась из-за парадоксов. В теленовостях что ни день, то сообщение о том, какими быстрыми темпами восстанавливается мирная жизнь в Чечне.
Кадыров всех беженцев зовет домой и обещает до сентября обеспечить их жильем. В подтверждение его слов телевизор показывает, что жилье в Грозном ремонтируют, а в сельских районах идет уборочная. Приезжайте: будет вам и кров, и стол.
В унисон с ним выступает и наш президент: пора, говорит он, дорогие беженцы, домой. Пожили-погостили — надо и честь знать. И опять крутят радужные чеченские сюжеты на тему мирной жизни: в них студенты Грозненского университета сдают сессию, а про выстрелы и подрывы в них ни слова.
Особенно поразило меня такое сообщение: “Вчера во многих микрорайонах Грозного отключали свет, но сегодня линия отремонтирована. Свет есть!” “Во как, — подумала я, — день без света в Грозном — уже ЧП федерального уровня. Значит, и правда жизнь налаживается...”
Заглянула в Интернет и в сводках происшествий по Северо-Кавказскому региону нашла то, чего не было в телевизоре: “Сегодня на территории Чеченской Республики ранено 5... Вчера один убит, 8 ранено... За прошедшие сутки на фугасах подорвалось 2 машины... Вчера боевики предприняли попытку подрыва блокпоста, среди жертв...” И т.д. и т.п. А про мирную жизнь в Интернете почему-то ни полслова.
Ну и чему верить? И тут мне предложили коллеги: “Завтра в Грозный едет гуманитарная колонна из ГУВД Ставрополя. Если поедешь с ними — увидишь все своими глазами...”
Вот так я оказалась в Чечне.
Вместо крестов — пики
Первую остановку делаем в станице Курской Ставропольского края. При въезде в село — суперукрепленный пост ГИБДД. Хотя до Чечни еще добрых 50 км, но люди настороже, и есть из-за чего. Напротив местного отделения милиции стоят 26 обелисков: столько сотрудников погибло здесь между двумя чеченскими кампаниями. В так называемое мирное время. У станичников не раз угоняли скот, воровали детей и взрослых... Сейчас вроде бы спокойно. Но в прочный мир уже никто не верит.
По этому поводу на Кубани говорят: “Когда для всей России наступает мир с Чечней — для нас начинается война”. Поэтому, когда в начале этого года правительство перестало финансировать сводный милицейский отряд, охраняющий административную границу с Чечней, ставропольцы, наученные горьким опытом, блокпосты демонтировать не стали и теперь прикрывают границу собственным телом и карманом.
Ночевать решили по ту сторону рубежа, в станице Новотерская. Вообще-то считается, что здесь еще “мирная” Чечня. Но, судя по тому, с какими предосторожностями мы ехали, будто пробирались в тылу врага, миром тут и не пахло. Наш микроавтобус летел так, будто за ним черти гнались. Особенно напрягалась наша охрана перед блокпостами. Хотя на машине стояли синие милицейские номера, а на лобовом стекле был приклеен пропуск на “проезд всюду”, старший в группе приказал водителю: “Гони, не останавливайся. Видишь, какие у них бандитские рожи...”
Расслабились все, только когда машина въехала на территорию пункта временной дислокации сводного отряда милиции Ставропольского края. За нами захлопнулись мощные ворота, по периметру глухой стены — вышки для часовых. “Выходите, здесь вы недоступны для снайперов”, — обрадовали нас хозяева. Интересно, так кто у кого на прицеле?..
— Крупномасштабных военных действий здесь не было, — объясняет нам командир отряда подполковник Юрий Архипов. — Но расслабляться не приходится. Недавно боевики пытались подорвать местную комендатуру, а в мае они угнали “Урал” с четырьмя солдатами. Потом нашли остов сожженной машины, а через неделю в подвале одного заброшенного дома и связанных солдат. Наш блокпост тоже много раз обстреливали, хотя это могли быть и не боевики вовсе, а местные контрабандисты. Их же сам черт не разберет: днем он мирный селянин, а ночью достал оружие — и уже боевик...
Юрий говорит правду, когда утверждает, что отличить боевика от мирного жителя практически невозможно. Много раз в Чечне мы видели такую картину: сидят вдоль дороги на корточках мужчины, о чем-то друг с другом разговаривают, а стоит им на тебя посмотреть, даже мельком, — и становится зябко.
Новотерская по внешнему виду мало отличается от Курской: в палисадниках цветут те же мальвы, на улицах так же копошатся куры и пасутся козы. Только одно отличие: на местном кладбище рядом со свежими могилами — не обелиски, а пики. Их по местным чеченским обычаям ставят родственники погибшего, чтобы напомнить его врагам: месть не за горами. Судя по тому, сколько пик мы видели, — о мирной жизни здесь говорить еще рано...
Хотя один маленький росток этого хрупкого мира нам все-таки показали. Это здешний детский сад “Солнышко”. Через две недели он начнет работу. С его директором Кайпой мы познакомились в кабинете Юрия Архипова. Подполковник решал сложную тактическую задачу: из каких подручных средств построить детскому саду недостающую часть забора? Оказалось, Кайпа — частый гость на ПВД. Прийти сюда ее подтолкнуло отчаяние:
— Я же только в этом году закончила пединститут. Опыта работы никакого, а помещение было — страшно вспомнить! Ни окон, ни дверей — и горы мусора в каждой комнате...
Ремонтом детсада занимались все подчиненные Архипова. В свободное от боевых дежурств время они вывозили мусор, красили, белили, устанавливали качели, детские горки и песочницы.
Я спросила Кайпу, почему она не попросила помочь сельчан, родителей ее будущих воспитанников. Девушка очень смутилась и призналась, что односельчане не поверили, что такое в принципе возможно — детсад для их детей. Ведь что это такое — многие в Чечне уже не помнят.
“А ваши труды не окажутся напрасными — может, родители и не захотят, чтобы их дети ходили в садик?” — “Что вы, совсем наоборот! Теперь, когда садик почти готов, у меня от желающих отбоя нет — на сто мест 150 заявлений...”
Недавно Ставропольское ГУВД решило взять над детсадом в Новотерской официальное шефство. Беда только в том, что у шефов финансы поют романсы. Поэтому поиск спонсоров для детского садика “Солнышко” продолжается.
База просит тепла
Наверное, нет такого журналиста, который бы писал о войне в Чечне и не был в Ханкале. Здесь находится временная группировка войск, задействованных в антитеррористической операции. Здесь штаб. Здесь командующий. Отсюда “собры” и омоновцы получают приказы, здесь они отсыпаются между “зачистками”. А нашего брата-корреспондента привозят сюда на экскурсию, чтобы мы собственными глазами увидели: “Красная Армия всех сильней!”
Конечно, такого количества военной техники, как в Ханкале, раньше мне видеть не приходилось. Это впечатляет. Но и таких скотских условий, в которых живут здешние военные, я тоже раньше не видела. Температура внутри сборного вагончика — а это лучший вариант местных жилищных условий — замерла на отметке 42. Вентилятор от духоты не спасает, следов же кондиционера не удалось обнаружить даже в помещении штаба.
Другая летняя проблема — пыль. Еще при подходе к базе мы задраили все окна в машине, но пыль все равно белесым дымком струилась внутрь салона, попадая через малейшие щели, оседая на губах, зубах и в легких. Пыль такая плотная, что, кажется, машина погрузилась на дно илистого пруда. Как водители при нулевой видимости умудряются не сталкиваться друг с другом — загадка. Тем более что движение на трассе перед Ханкалой очень оживленное.
Но мои собеседники, хоть и ругали пыль и жару последними словами, признавались: все-таки летом на базе жить в тысячу раз комфортней — жар костей не ломит. А вот зимой—осенью наступает сущий ад: Ханкала тонет по пояс в грязи, в армейских палатках не спасешься от мороза и ветра. На элементарные бытовые удобства здесь начинаешь смотреть совсем иначе, чем дома. Жизнь — это цивилизация!
“У людей едет крыша от того, что они месяцами вынуждены жить как в тюрьме, — рассказывает руководитель местной службы психологов Олег Гуляев. — А иногда стресс накапливается и выливается на товарищей по оружию. Был случай, когда над парнем подшутили, а он выхватил пистолет и приставил ко лбу шутника... Чудом обошлось без жертв”. Еще психолог говорил, как много значит для солдат, командированных в Чечню на 6 месяцев, связь с домом. Поэтому гуманитарный конвой из регионов омоновцы ждут как манну небесную. Ребятам везут подарки, письма, видеозапись семейных торжеств. Даже свежие газеты на Ханкале — невиданная роскошь и вызывают бурю восторга. Как раз в тот день, когда мы были на базе, туда приехал поддержать боевой дух своих подчиненных ставропольский генерал Сапрунов.
О профессионализме наших военных в Чечне ходит много пересудов. Но вот мнение самих военных, услышанное на Ханкале:
“Есть отряды очень хорошо подготовленные. Например, ростовский ОМОН, пермский. У них самая сложная зона ответственности — Ведено, горные районы. Но иногда сюда приезжают абсолютно случайные люди: одни за звездочками, другие за орденом, третьи — лишь бы с работы не поперли...”
Попадают в Чечню и тихие пьяницы, которые там за месяц-другой допиваются до “белочки”. И “лишние” люди, попавшие у себя на местах под сокращение, которых начальство ставит перед выбором: либо командировка в Чечню, либо топай на пенсию. Но самый худший вариант — трусы. Бояться за свою жизнь — это нормально для человека, но если страх становится сильнее разума, он толкает на садизм и наркоманию.
В общем, не людское это занятие — изо дня в день убивать себе подобных и самому быть пушечным мясом. Поневоле озвереешь от такой жизни — и, может, поэтому наши омоновцы так любят брать с собой на “зачистки” всякое зверье: собак, кошек, кроликов и даже крыс. Пусть хоть что-то рядом будет в этом аду человеческое...
Поездка на “черемшу”
Это называется “отправиться на черемшу”. Пошел, к примеру, новичок в одиночку погулять по Грозному, а его похитили и на черемшу отправили: то есть увезли в горы, где он на коленях с утра до вечера траву собирает. Чеченцы ее жарят, солят, маринуют. А тем временем родственники собирают выкуп. Похищают и русских, и чеченцев, и приезжих, и местных. Но столичный журналист — особая добыча. За меня могли бы и 10 тыс.$ дать. Если учесть, что для рядового чеченца и сто рублей в месяц — солидный доход, мои шансы погулять без охраны по Грозному и вернуться обратно домой были ничтожно малы.
Женщин на улицах Грозного подавляющее большинство. Мужчины без особой нужды стараются по городу не ходить: их могут “зачистить” военные патрули. Даже среди ясного дня. Даже если при себе будут документы, в которых написано “сотрудник МВД Чеченской Республики”. О таких случаях мне рассказывали очевидцы, коллеги пропавшего.
Но женщин, к счастью, не трогают. Поэтому с утра пораньше они разворачивают бойкую торговлю вдоль разбомбленных улиц. Ставят маленький столик, на него — десятилитровые баллоны с местным паленым бензином 66-й пробы. Гонят бензин по тому же принципу, что у нас самогон. И аппарат похож на наш самогонный. Но работа вредная: дышать парами бензина опасно для здоровья, зато прибыль выше. Затрат никаких — нефть бьет дармовая, некоторые качают ее прямо у себя во дворе с помощью ассенизационных машин.
Еще в городе торгуют продуктами. Кто-то действует примитивно: едет на оптовый рынок в Хасавюрт, затаривается, потом распродает в розницу в собственной лавочке. Таких самодельных прилавков — пирамидок по всему Грозному пруд пруди. Иногда тут же ставят мангал и столик со стульями. Получается кафе. Если рядом воткнуть щит и написать на нем “Автосервис”, то это уже торговый комплекс.
Как еще зарабатывают себе на жизнь в Грозном? Самый выгодный бизнес — торговля вокруг блокпостов. Солдаты продают мирным жителям до смерти надоевшие консервы из пайка, а взамен покупают овощи, пиво, водку. Любой пустяк рядом с блокпостом стоит в два раза дороже.
Говорят, очень неплохо зарабатывают местные швеи на пошиве военной формы для пижонистых омоновцев. Берут ленинградскую ткань, натовские лекала — и получают модный чеченский вариант, который, кстати, и стоит в 10 раз дешевле, чем фирменный из “Военторга”.
Если в семье есть машина, то можно зарабатывать на воде. Соседям обычно возят бесплатно, другим 5 рублей канистра. Выгоднее всего возить воду солдатам, но за сотрудничество с военными может попасть от боевиков.
Ну и, конечно, самый прибыльный источник доходов — гуманитарка. Воруют все: от продуктов до стройматериалов. Население дурит властей фальшивыми справками: согласно им в каждой целой грозненской квартире прописано не меньше 10 человек, на всех стараются получить пайки. А власть в ответ дурит население: на деньги, которые уже грохнул федеральный центр в восстановление Грозного, можно было бы отстроить заново пять таких городов. Но ни одного заново построенного жилого дома я в Грозном не видела. Посреди сюрреалистических пирамид, сложенных из разбомбленных домов, неприличной новизной выделяются лишь правительственный комплекс и здание местного “Энерго”.
Русские уходят и возвращаются
Недавно президент по телевизору сообщил нам, что в Чечню возвратились сто русских семей. Может быть, может быть... Но в Грозном русских остались единицы. На Пасху в этом году на русское кладбище пришли всего 8—10 старушек, да и те попали на растяжку, которую поставили боевики...
Правда, бывают и другие истории о русско-чеченской дружбе. Одна женщина рассказывала, что соседи-чеченцы всегда предупреждали ее о планирующихся облавах во времена правления Масхадова, когда русских отстреливали, как бродячих собак.
Уже в Ставрополе меня познакомили с пожилой женщиной, которую вывез из Грозного друг детства ее сына, чеченский полевой командир. А сын в тот момент сидел в окружении на Северном. Или вот еще совсем свежая история.
— Недавно наш доктор принимал роды у чеченки. Сначала она не могла разродиться — у нее ребенок неправильно лежал, потом началось кровотечение. Но закончилось все хорошо: родился пацан, и мать осталась жива. Папаша на радостях назвал сына Андрюхой. В честь нашего доктора, — рассказывал командир ставропольского ОМОНа полковник Алексей Астанков.
Потом я узнала, что подобные случаи не редкость, так что с недавних пор военные врачи стали помимо традиционного набора медикаментов брать в чеченские командировки и аптечки для родовспоможения. Кстати, рождаемость в Чечне, несмотря на войну и разруху, очень высокая. Почти в каждой семье 2—3 ребенка, и многим детям нет и двух лет.
Слушая эти рождественские истории, я все время спрашивала своих собеседников: если чеченцы и русские так помогают выжить друг другу на войне, то кто же тогда мародерствует во время зачисток в домах чеченцев, кто отрезает пленным русским уши и головы? “Это же война, — отвечали мне собеседники. — Она как увеличительное стекло: хороший человек становится лучше, плохой хуже. Но самая запомнившаяся, самая трогательная встреча за эти чеченские дни у меня была с бабой Любой. Она живет на перекрестке двух улиц, поэтому ее железные ворота изрешечены пулями со всех сторон.
— Кто это так, баба Люба? — спрашиваю.
— Война, детка, война... — отвечает.
За забором — крошечный чистенький дворик, как шатром укрытый девичьим виноградом. Тут же растут пышные кусты роз.
— Может, вам лучше огород развести?
— Огурцы купить можно, а красоту не купишь. Я люблю цветочки, всегда старалась развести. Еще люблю, грешница, конфетки. С пенсии обязательно покупаю себе несколько штучек карамелек.
— А почему не уезжаете из Грозного, разве вам не страшно?
— Страшно, дочка, но тут я родилась. Уж тут и умирать буду...
У баба Любы есть сын и дочь. Сын живет в Белгородской области — в 95-м мать поехала к нему, но долго не выдержала:
— Я там от тоски вся черная стала. И все старики так, кто уехал из Грозного, все прибрались на тот свет. Ведь мы — коренные грозненцы. Мама моя здесь родилась, тут похоронена. И я тут хочу.
На прощание баба Люба подарила нам два огурца с собственного огорода. И долго крестила на дорожку.
Еще минуту назад все было тихо, спокойно, почти мирно. И вдруг рядом взорвался фугас, солдаты с ближайшего блокпоста стали палить из автоматов вкруговую. За окном нашей машины засвистели пули. В мгновение ока с улицы исчезли торговки, шашлычники и просто прохожие.
А еще через несколько минут воздух над домами стали утюжить “вертушки”, и по рации передали, что город закрывают. В Грозный как будто бы проникла группа боевиков, и нам предложили убраться из города подобру-поздорову.
Из города мы удирали, как будто нас гнала стая волков...
P.S. За сутки, которые мы провели в относительно мирном Грозном, произошло 3 подрыва, пострадали один военнослужащий и пятеро жителей.
