Лужайка перед домом: детские качели, газон, кукурузное поле. Вдруг по всему пробегает нервный тик — изображение бугрится, растягивается и плющится. Что это? Первый толчок землетрясения, конец света? Нет, жуть моментально испарится, как только мы поймем, что камера отъехала от окна, через которое мы наблюдали за лужайкой. Стекло было начищено до такого блеска, что мы его не заметили — абсолютная прозрачность сбила нас с толку.
Шок от первых кадров “Знаков” (2002 г., США, 100 мин.) изглаживается мгновенно, не успев оставить след в памяти. Режиссер М.Найт Шьямалан, снявший когда-то “Шестое чувство”, допускает такую осечку сознательно: волна ужаса, срочно сосланная в подсознание, уже плотно въелась в ткань фильма — через несколько минут она вновь настигнет нас. Мы не успеваем задуматься, зачем режиссеру понадобилось такое вступление, потому что сюжет с первых минут берет нас в тиски нервного напряжения. Отец семейства Мел Гибсон вскакивает с постели в полусонной тревоге, прислушивается к ночным шорохам и бежит на кукурузное поле. В зарослях он находит свою дочку, лунатично обращающуюся к отцу с вопросом: “Ты мне тоже снишься?” Чуть позже Гибсон найдет свое кукурузное поле вытоптанным в форме гигантских и причудливых знаков. Тем же вечером по телевизору сообщат, что на землю началось массовое нашествие инопланетян. Вопрос: если Шьямалан решил срубить денег на войне миров, то зачем он выбрал в главные герои фермера с двумя детишками, который умеет только прятаться? Он бывший пастор, поссорившийся с Богом из-за случайной смерти жены. Именно поссорившийся, хотя ему кажется, что он утратил веру. В чем разница? В том, что смерть жены он понял как знак Бога, но не увидел в нем никакого смысла. А между тем знаки продолжают поступать по всем каналам, выстраиваясь к финалу в поразительную весть. Нужно только уметь ее прочитать. Но где взять ключ от кода? Как провести границу между знаком и случайным шумом? Например, для одного второстепенного персонажа даже рекламные паузы в репортажах о конце света — знак. Он считает, что весь конец света придуман, чтобы впихнуть в эфир побольше рекламы лимонада. Впрочем, может, не такой уж он и второстепенный. Мы ведь мало чем от него отличаемся, если решили, что Шьямалан снимает кино о конце света ради денег или славы.
Нашествие инопланетян, огромные круги примятой кукурузы на полях, звуковое бульканье по сломанным радиоигрушкам — все это слишком эффектно, чтобы стать языком. Настоящие знаки притаились в тени: все гораздо серьезнее, чем конец света. Они слишком прозрачны, мы не в состоянии на них отвлечься. Только изредка по ним пробегает рябь, которую мы называем смертью, чтобы больше не думать. Конец света нужно раздуть до вселенской сенсации, показать по всем телеканалам, только тогда мы начнем различать важное в своей душе. Иными словами, дело не в том, чтобы не отвлекаться на рекламу. Наоборот, важно осознать ее смысл. Важно понять собственные действия как язык, который обращен к тебе же. Как это сделать? Шьямалан дает тот же ответ, мимо которого мы прошли в “Шестом чувстве”, — наблюдать за детьми. Они сканируют с тебя ту весть, которой ты являешься, но которую не замечаешь. Так что никакой мистики — “Знаки” с легкостью могли бы обойтись без инопланетян. Но тогда мы продолжали бы воспринимать “Шестое чувство” как всего лишь фильм с одной из самых оригинальных развязок в истории кино. Сейчас же стало ясно, что у режиссера были совсем другие амбиции. Он знает, что ему есть что сказать, и главное — как. Вот это последнее ему и не прощают. Мы не хотим признать, что честнее всего о конце света может рассказать испорченный телевизор.
