Игрок. 3-кратный чемпион СССР по футболу (114 игр, 99 мячей), 2-кратный обладатель Кубка СССР, лучший бомбардир 1945 и 1947 годов. 6 из 19 мячей в ворота четырех лучших клубов Англии в 1945 году, 6-кратный чемпион СССР по хоккею, 2-кратный обладатель Кубка, чемпион мира 1954 и 1956 годов, Олимпийский чемпион 1956 года, обладатель приза “Лучшему нападающему мира 1954 года”, заслуженный мастер спорта.
Тренер. Главный тренер хоккейной команды “Спартак”, чемпиона СССР 1967 года, главный тренер сборной СССР — чемпиона мира 1973 и 1974 годов, главный тренер сборной СССР в серии матчей со сборной НХЛ 1972 года; заслуженный тренер СССР, кавалер ордена Ленина.
“Чем больше имя знаменито, тем неразгаданней оно” — это Белла Ахмадулина. Что касается неразгаданности великого человека, то это не о Боброве. Все, знавшие его очень близко и просто знавшие, подчеркивают: величие на футбольном поле и на льду — продолжение его достоинств Человека. Он был открыт людям, щедр, общителен, заинтересован в успехе партнеров, учеников, близких, обладал светлым умом, глубоко аналитически мыслил. Природа и родители щедро одарили его всеми достоинствами нации.
Благодарен отцу за многое и, конечно, за то, что мальчишкой пристрастил к футболу. Видел игру великих. Видел на поле Боброва. И слышал застрявшее в ушах: “Держите Бобра!” Но как удержать ветер, бурю?! Есть созвучие в словах “буря” и “Бобер”. Остановить невозможно, поэтому били по ногам, ломали ребра. А он шел на ворота — в футболе и хоккее, не оглядывался.
В приеме мяча риск сломать ногу — процентов на 80. Все пустое. Он не знал дороги назад — шел вперед и забивал.
Класс нападающего в футболе лучше других оценивают вратари.
Леонид Иванов, вратарь сборной СССР и “Зенита”:
— В умении забить в невероятной ситуации, видении игры, взрывной реакции, искусстве рывка и дриблинга равного Боброву в нашем футболе не было.
Анатолий Акимов, вратарь сборной СССР, “Торпедо” и “Спартака”:
— Всеволод никогда не принадлежал к числу везунков. Так иногда казалось потому, что он вытворял с мячом все что хотел, притом легко и артистично. К тому же он был выдающимся стратегом — видел все на три хода вперед. Бобров в футболе и хоккее — красная глава в советском спорте.
В самых экстремальных условиях Бобров не терял чувства юмора. Однажды во время игры он спросил опекавшего его всеми недозволенными способами защитника: “А если я уйду в раздевалку? Что ты будешь делать?” — “И я пойду”, — был ответ. Даже в раздевалке Бобров был опасен для соперников.
Из бесед в кабинете Николая Петровича Старостина.
— Поступки человека — его характеристика без печати и подписи. Когда я вторично вернулся в Москву почти инкогнито (несмотря на усилия Василия Сталина, Берия все же осуществил подлую цель мщения и выслал его из Москвы), единственным человеком, который меня встречал на вокзале, был Бобров. Откуда он узнал о приезде — не знаю, да не суть важно. Но такое не забывается. Он согрел мне душу.
Прекрасный рассказчик, редкостный технарь Сергей Сальников на вечере в ЦДРИ рассказал:
— После войны тренер Аркадьев взял меня в состав ЦСКА на игры в Чехословакию. В автобусе кто-то очень чисто стал насвистывать оперную арию. Заметим, что Аркадьев был прекрасным знатоком музыки. “Кто свистел?” — спросил тренер. Смущенный Бобров признался. “Я так и знал: это тот, кто искусно работает с мячом”.
Неделю назад на игре в Сокольниках друг и соперник на льду Боброва, классный защитник 50-х годов Анатолий Сеглин рассказал:
— То ли к чемпионату страны 49-го, то ли 50-го года Бобров не готовился — у него была травма. Играем с ЦСКА и славим Бога за то, что Бобра нет. Но он появляется и отвозит нам 8 шайб.
Добавлю: этому рекорду — 8 шайб в одном матче — 52 года. Никого нет и близко. И еще рекорд Боброва: за 79 игр он забил 80 мячей. За ним — Пономарев, Симонян, Блохин.
Образы великих обрастают не только легендами, но и шелухой. Бытовало мнение, что Бобров не любит черновой работы. Прекрасный защитник, а затем и выдающийся тренер Анатолий Кострюков мне рассказал:
— ЦСКА заканчивал тренировку, все уходили в раздевалку, а Всеволод Михайлович оставался на льду и совершал минимум 200—250 бросков по воротам, даже по пустым, с разных позиций. При его-то мастерстве. А это черновая работа.
Случались в жизни Боброва и печальные рекорды. Костоломы, футбольные бандиты систематически его добивали. Не дать сыграть, закрыть, прикрыть Боброва — мечта тренеров, дело чести, доблести и геройства защитников. Первая операция мениска в 1947 году в Югославии результата не дала. Вторая, в 1950-м, ничего не изменила. По свидетельству доктора Белаковского, “Сева играл на уколах, с перевязанными коленями”. После третьей, в 1952-м, специалисты были категоричны — с футболом нужно проститься. Четвертая, в 1953 году, вернула его в хоккей...
“Это была драма человека и спортсмена, вынужденного уйти из футбола, и подлинное возвращение к жизни — он продолжал играть в хоккей”, — писала выдающийся хирург Зоя Сергеевна Миронова.
Из далекого футбольного детства память бережно сохранила кроме отца еще трех людей, которые укрепили вечную любовь к футболу. В нашем дворе по 2-й Мещанской улице работал холодный сапожник дядя Вася. Он с охотой зашивал наш штопаный-перештопаный мяч, но требовал, чтобы дратву мы, пацаны, ему драили варом. Дядя Вася первым рассказал нам о чудо-футболисте, который забивает тогда, когда хочет. Второй — дядя Митя Куприков. Он отмазывал нас, дворовых футболистов, после разбитых окон, поломанных скамеек. Своей дочке Нине говорил: “Дружи с ребятами-футболистами, а не со шпаной”. Третий — директор нашей незабываемой 249-й школы Николай Васильевич Новиков, фронтовик, человек внешне суровый и добрейшей души. Если сборная школы обыгрывала соседей, в этот день двоек не ставил. Приходил на наши матчи, а за воротами всегда стоял наш талисман — Алик Аронов, большой поэт, прекрасный журналист, золотое перо “МК”. Он стоял за нашими воротами — кучерявый, огромные глаза, чуть шепелявый. Забитый мяч отмечал прыжками на месте, ударами в ладоши, криком. А за школу играли Володя Агапов, Боря Татушин — фигуры в советском футболе очень известные. Они были партнерами Исаева, Симоняна, Сальникова. Агапова забрали в армию, читай — ЦСКА, а там другой футбол.
Мальчишек в те годы вечером на футбол не допускали. Но на “Динамо” работал фронтовой друг Николая Васильевича, и он повел нас на стадион. Там-то мы впервые увидели Боброва. О матче ничего не помню. Взглядом прилип к кумиру и мечтал только об одном: чтобы он забил. А в школу стал частенько наведываться форвард “Спартака” Иван Конов. Он ухаживал за нашей учительницей. Зауважали мы Лидию Ивановну очень — с уроков не убегали, табеля не подделывали, классный журнал чернилами не заливали. Тем более что Конов рассказывал нам о футболе, о Боброве, с которым был даже близко знаком. А потом мы, чуть повзрослев, перебрались на любимую “Бурю”, теперь здесь “Олимпийский”. Эта “Буря” дала нашему спорту Виктора Тихонова, Володю Брунова, Агапова, Татушина, часто появлялся Нетто. На “Буре” мы впервые близко увидели Боброва. Он появился на хоккейном матче женских команд “Динамо” и “Буревестник”. По цепочке пронеслось: “Бобер, Бобер!” Побежали смотреть — и вправду Бобер. Все старались протиснуться к нему поближе, дотронуться. Приезжал он ради хоккеистки Волковой. Но кого это интересовало, если рядом Бобер?! Важность этого момента я осознал вечером, когда сказал отцу, что видел Боброва. Он остудил мой порыв: “Подробно — что Бобров говорил, с кем был, как был одет...”
Через лет 25 я рассказал Всеволоду Михайловичу эту историю. Он улыбнулся и спросил: “Чего же ты в футбол за мастеров не заиграл?” — “Дурак был, учиться пошел”.
За достоверность этой истории не отвечаю. Но рассказал мне ее Казарминский, друг Боброва, человек замечательный. Мы случайно встретились около кинотеатра “Ленинград”, и он затащил меня к себе на чашку чая. Мне было интересно побывать в доме, где так любили Боброва, где он был родным.
— Однажды, — рассказал Леонид Михайлович, — вечером Сева прибыл домой, голодный. А в доме — шаром покати. Отыскал пачку лапши, сварил ее на воде и прямо из кастрюли начал есть, сидя на табуретке. В это время на пороге появилась его первая жена — солистка Театра оперетты. В шубе, с букетом цветов, шикарная, и начала в резких выражениях выговаривать Севе за внешний вид — а он был в майке и трусах, — за еду из кастрюли и вообще. Тот молча спокойно ел. Затем встал, подошел к супруге и вывалил ей на голову остатки лапши. Думаю, что это был последний вечер супружеской жизни.
Мы теперь часто употребляем “не вешай лапшу на уши” и не знаем, что впервые эту акцию осуществил Всеволод Михайлович.
С банкета в честь 80-летия друга Боброва полковника-медика Белаковского я подвозил домой Никиту Симоняна и Любовь Гавриловну Дмитриевскую, жену старшего брата Всеволода Михайловича — Владимира. Первым высадили Никиту Павловича, и по дороге, а затем и остановившись, Любовь Гавриловна рассказала мне о великом родственнике. Оказывается, Сева бы крестным отцом ее дочери Лиды. Из Елоховской церкви он привез к ним домой священника и после крестин накачал батюшку до очень веселого состояния, потом отвез домой. Лиде из загранпоездок привозил кучу тряпок, а из Англии племяннице — слуховой аппарат. Никого не забывал, забывал о себе. За модой не гнался, но чистюля был, аккуратист. Гурманом не был, ел все подряд, особенно любил вареную сгущенку. Очень любил компанию, рюмку ладонью не прикрывал, но меру знал. Очень любил возиться на земле, все делать своими руками. Обустроил дачу.
А я вспомнил, как помогал Всеволоду Михайловичу выложить из плит дорожку от калитки до крыльца, как резиновой кувалдочкой ровнял он плиты. Как к даче подошла машина, груженная песком, и два солдата его ссыпали. И как Бобровы засадили солдат вместе с гостями за стол, накормили прекрасным обедом, как солдаты все спрашивали меня: “А где сам Бобров?” Не могли поверить, что мужик в трусах и футболке и есть Бобров. Как, прощаясь и пожимая им руки, он вложил каждому по десятке.
Живем в смутное время. Произошла переоценка ценностей. Забываем людей, приносивших стране величие, людям радость, гордость, уверенность. Кто сегодня помнит Федотова, Пономарева, Акимова, Жмелькова, Сологубова, Трегубова, Бабича? Разве что люди в возрасте, истинные поклонники спорта. А вот о Боброве не забываем. В этом заслуга его жены Елены Николаевны. Это она создала региональную общественную организацию имени Боброва. При организации — команда “Звезды России”, возраст звезд — 55. Ежегодно в память о Всеволоде Михайловиче проходят футбольные и хоккейные турниры. Звезды уже 11 лет участвуют в чемпионатах мира среди ветеранов. В апреле в Финляндии они вновь стали чемпионами. В Сестрорецке в начале декабря состоится открытие памятника Боброву. На Дворце спорта — мемориальная доска. Говорить и писать о Боброве в прошлом времени не могу — с великими не расстаются.
