Это только со стороны кажется, что детям известных родителей все в жизни дается с полпинка. Накатанная отцами дорожка подчас оказывается скользкой, и лоб на ней себе расшиб не один десяток так называемых звездных деток. Вечные сравнения, разумеется, не в пользу наследников. Даже если отпрыск чего-либо добивается на родительском поприще, от фраз вроде “ну конечно, папочка помог” уже не отвертеться. Самым гордым и независимым даже фамилии нередко приходится менять. Каково же тогда сыну покойного Игоря Талькова? У него же не только фамилия папина, но и имя. И занимается он тем же, чем отец, — поет. Но звучный псевдоним брать не спешит. Он помнит, как 12 лет назад на похоронах отца, сдерживая мамины слезы, сказал: “Мама, не бойся, теперь я Игорь Тальков”. Он — действительно Игорь Тальков. Пусть и с приставкой “младший”.
— Игорь, когда убили отца, тебе было 9 лет. Помнишь тот день?
— Тогда я почему-то не поверил в то, что случилось что-то страшное. Пришел с улицы, мама говорит: “Папы нашего больше нет”. И потом сразу какие-то люди во дворе. Куча людей. Наша квартира превратилась в какой-то бедлам... Стоит гроб, я вижу отца, все плачут, рыдают, в обмороки падают. У меня шок: смотрю на отца и не понимаю ничего. Единственный раз заплакал, когда гроб стали уже гвоздями заколачивать.
— Каким запомнился отец?
— Строгим. Отца я боялся всегда. Например, мама мне санки купила. Со спинкой. Только я обрадовался: о, сейчас покатаюсь! Так он мне спинку отломал. Типа, пацан не должен на санках со спинкой кататься. Если упал — вставай сам. Такие принципы. Но самым страшным наказанием для меня было, когда отец ставил меня перед собой, заставлял смотреть в глаза и проводил со мной беседу. От страха готов был просто описаться. Отлупил он меня только пару раз в жизни. За вранье. В оценки мои он никогда не лез. Говорил: не показатель, главное — башка чтоб на плечах была. Всегда говорил, что добро должно быть с кулаками. Учил меня драться... Часто повторял: “Нужно быть честным”.
— Что в тебе от отца, как думаешь?
— Говорят, я дурак такой же импульсивный. Меня очень легко завести. От чего, кстати, тоже всю жизнь пытаюсь избавиться. По рассказам людей, знавших отца близко, он был очень рисковый человек. Можно просто послушать его песни и сопоставить с тем временем, в которое он жил. “Перестроились ублюдки во мгновенье ока”, “КПСС — СС”, — люди в залах просто в обморок падали.
— После его смерти разгорелся громкий процесс, который ни к чему не привел. Как думаешь, почему?
— Все следствие было направлено на то, чтобы как можно больше скрыть улик. Все следователи же куплены... Я вообще как думаю: отец пел антикоммунистические песни, которые в принципе были выгодны новой ельцинской власти. Но после путча отец начал уже петь о Ельцине. У него есть песня “Господин президент”, где он обращается к нему: что ж вы, наобещали столько всего, а ничего не меняется. Уже стал мешать. Так что, считаю, это политическое убийство.
— А сам пытался докопаться до истины?
— Официально до истины добраться уже не удастся. Дело закрыто. Я общаюсь с людьми, у меня есть определенная информация, но разглашать ее пока не хочу... Отец мой обладал пророческими способностями. Однажды он летел на гастроли, и самолет стало жутко трясти. Отец всех тогда успокаивал: “Не бойтесь, если я в самолете — он не упадет. Меня убьют при большом стечении народа, а убийцу не найдут”. Так все и получилось. Потом таинственным образом стали умирать люди, которые могли хоть что-то рассказать. А другие не хотят, боятся.
— Не пробовал пообщаться с Газмановым, Муромовым — теми, кто находился тогда рядом?
— Я со всеми пробовал общаться: никто ничего не знает. И мне советуют не лезть в это дело. Зачем, говорят, тебе это надо — губить свою жизнь. Против таких сил бесполезно бороться. У нас же сейчас как: если кто-то начинает соваться куда не следует, убрать такого — нет проблем. 200 долларов, по-моему, стоит.
— Кто-то из знакомых отца после его смерти тебе пытался помочь?
— К сожалению, я так понял, что у отца вообще не было друзей. Чтобы даже просто звонить на Новый год. Его боялись люди. За правду, за честность. Но боялись только дураки. Знаешь, я вообще заметил, что люди сильные, смелые и успешные, они как киты — к ним вся дрянь липнет. Вот и к отцу тоже.
— Сейчас на концерте ты исполнил две песни отца, но не объявил об их авторстве. Почему?
— Кто знаком с творчеством моего отца, тот и так понимает, что я пою его песни. А кто не знаком... Какая им разница. Отцовские песни за свои я не буду никогда выдавать. У меня и своих полно, пишу с 17 лет. Просто так выгоднее для начинающего... Вернее, для не устающего начинать молодого певца.
— И сколько лет ты уже начинаешь?
— С 17 лет, то есть 4 года.
— Значит, музыкой ты начал заниматься сразу после школы. А поступать куда-нибудь не пробовал?
— Вообще, получилось так, что в школу я пошел раньше всех — еще шести не было. А закончил позже всех, потому что три года потерял.
— Как это?
— После гибели отца я перестал ходить в школу. Отца убили 6 октября, то есть в начале учебного года. Вот я и запустил учебу. Наверстывать не хотелось, и я решил, что пойду в тот же класс заново. Потом еще год, когда меня из школы исключили, и я искал другую. А из одной школы отец сам меня забрал — так и получилось три года.
— Рвением к учебе, гляжу, не сильно отличался?
— Да, после смерти папы у нас резко ухудшилось материальное положение. Ведь у моей мамы профессия была лишь одна — жена. Со мной начали все сюсюкаться: “наша кровиночка”, “бедный ребенок”. И из духа противоречия я ушел на улицу. Прошел путь обычного пацана — тусовки, подвалы, драки. Школу, конечно, забросил. Доходило до того, что в 11-м классе, ради того, чтобы допустить меня к экзаменам, учителя переписывали журнал. Чтобы сократить количество “н”. Но настало время, когда я понял, что начинаю просто деградировать. Достал пылившийся синтезатор отца и стал заниматься. Даже записался в музыкальную школу. Но проходил туда буквально месяц. Понял, если захочу возненавидеть музыку, пойду обязательно ей учиться. Стал на слух подбирать аккорды. Сначала классику, потом другие песни. А в 18 у меня появилась определенная сумма, и я потратил ее на музыкальный компьютер.
— А жил-то на что?
— Много чем занимался. Даже в “Гербалайфе” работал. Торговал бижутерией, контрабандными сигаретами, коньяком каким-то. В этом плане талантом я не обделен. Но потом понял, что в жизни надо заниматься чем-то одним. И занялся музыкой. На это много чего повлияло, хотя творчество отца я для себя открыл довольно поздно — лет в 17... Вообще, смешно — меня постоянно сравнивают с человеком, которого я практически не знал. Общались мы очень редко. Бывало так, что, живя в одной квартире, могли не видеться месяцами. Я просыпался в школу — он еще спал. А когда я засыпал — отца еще не было.
— А выступать-то ты когда начал?
— Проходило много всяких вечеров памяти отца. Вот там я впервые и выступил. Сначала спел песни отца, потом уже кое-что из своего. Конечно, приходилось слышать фразы типа: “Ты никогда не перепрыгнешь своего отца”. На что я отвечал: “Я никого не собираюсь перепрыгивать...” Ради опыта стал выступать на открытых площадках. У меня фора в чем? Когда объявляют: “Игорь Тальков-младший” — сразу овация. Но что меня подстегивает работать дальше — когда ухожу со сцены, тоже звучат аплодисменты.
А затем на меня вышел один продюсерский центр. Но у них ставка была только на мою фамилию. Думали сделать пару хитов отца и на этом деньжат срубить. Я тогда подумал: если стану петь песни отца, то в этом образе заштампую себя навсегда. Как отдельную личность меня не будут воспринимать. Но, слава богу, у меня есть характер, сделать им этого я не дал. Восемь месяцев я просидел в дерьме. С ними я расстался, но по своей неопытности мне пришлось отдать деньги, которые они якобы в меня вложили.
— На большую сумму попал?
— Я попал на конкретную сумму, до сих пор отдаю. Но сейчас мне, считаю, повезло. Познакомился с прекрасными людьми, на студии которых по иронии судьбы писал свой последний альбом отец. Говорят: мальчик, работай, пиши альбом. Ну я и пишу. Но те песни, которые нравятся мне самому, — рок-баллады, ну и заводные танцевальные тоже. В этом альбоме не будет песен отца — их оставлю только для концертов.
— Наш шоу-бизнес делится на несколько эшелонов. Как считаешь, в каком ты?
— Ой, я во всех тусовках уже поперебывал. У меня чередуется: то совсем левые площадочки, то в Кремле выступаю. Как два года назад, когда был концерт, посвященный памяти отца, — под мою финальную песню “Надо жить” вышли все звезды.
— Насколько далеко простираются твои амбиции? Каким ты себя видишь через пару-тройку лет?
— Любой творческий человек хочет, чтобы его песни звучали везде и всегда. Я хочу добиться хотя бы одной миллионной этого. Хотя бы чтобы мой диск продавался, чтобы я писал альбомы. Чтобы у меня были гастроли, чтобы у меня брали интервью, чтоб я мог самовыражаться.
