Михаил Пореченков — частый гость в каждом доме, где есть телевизор. В образе Лехи Николаева из “Агента национальной безопасности” его увидела и полюбила вся страна. Но нельзя назвать Пореченкова героем сериала-однодневки, он еще и первоклассный театральный актер (вместе с Константином Хабенским перешел в труппу МХАТа), а когда снимается в “большом кино”, то всегда показывает блестящую игру. Настоящий мужчина, спортсмен, охотник, образцовый семьянин, еще чуть-чуть — и герой.
— Миша, в последнее время вы не сходите с голубых экранов. Каких сюрпризов ждать от вас зрителям в будущем?
— Себя хвалить всегда очень тяжело (смеется). Но осмелюсь сказать, что я — определенная гарантия качества проекта, в котором участвую. Я не считаю себя актером высокого полета, большой кинематограф меня не любит, поэтому я пытаюсь добирать опыт в малых формах, но на длинных дистанциях. То есть работаю пока в сериалах. Сейчас выходит вторая часть “По ту сторону волков”, выйдет также “Линия судьбы” Димы Месхиева — у меня там небольшая, но довольно яркая, острохарактерная роль. Потом выйдет “Правило номер два”, где я играю одну из главных ролей. Конечно, обидно, что кинорежиссеры не замечают моих работ, но что поделать, каждому — свое.
— Но зато в сериалах популярность выше, народная любовь опять-таки. Людей, снимающихся у Сокурова или Муратовой, на улицах не узнают...
— Ну не знаю... Хватает мне уже популярности. Теперь хочется поработать в больших серьезных проектах, совершить новое движение, новый скачок, перейти на следующую ступень.
— Таких проектов пока нет?
— Большинство режиссеров, когда разговор заходит обо мне, отмахиваются: “Не, этого брать не будем”. Все боятся ломать существующий образ. А есть режиссеры, которые не боятся, — Дима Месхиев, Александр Анатольевич Прошкин. А так — в театр наши режиссеры не ходят и то немногое, что они обо мне знают, превращают в штамп.
— Значит, агент Леха Николаев — пройденный этап?
— Нет, почему. Сейчас вовсю работаем над продолжением. Я смотрел недавно первые серии — ну это вообще детский сад какой-то. У меня идет колоссальный набор опыта, качественные скачки, которые замечаю я и видят мои близкие. Уже снято 40 серий — объем-то колоссальный.
— В Лехе Николаеве много от вас?
— Это я и это не я. Процентное соотношение я вам не скажу. Но вообще-то этот парень очень похож на меня.
— Сценарии сериалов часто переделываются прямо на съемочной площадке. С “Агентом” происходит то же самое?
— Наши сценаристы — это вообще отдельная история. Все кинопрофессии растут — операторы, режиссеры, появляются новые актеры. А со сценаристами как-то туговато. Действительно, иногда приходится прямо на колене все переписывать.
— Правда, что на роль Лехи Николаева вас выдвинул женский коллектив?
— Существует такая легенда. И мне она нравится, а значит, так оно и было.
— И часто по жизни вас выручала обаятельность и привлекательность?
— Нет, когда уже меня стали узнавать. Например, сейчас в аэропорту стюардессы стараются усадить поудобнее, на первый ряд, чтоб можно было ноги вытянуть. В магазине без очереди отпускают.
— А когда вы не были известным? Девушки, наверное, штабелями падали?
— Совсем нет. Я был скромным молодым человеком. Каким остаюсь и по сей день.
— Я заметил, что вы хорошо помните свое детство — всем рассказываете, как вас выгнали из двух детских садиков за нецензурную брань...
— Ну да, что-то такое припоминаю. Но в деталях, конечно, не смогу рассказать, как это происходило.
— Все эти истории вы придумываете в процессе, чтоб не скучно было на одни и те же вопросы отвечать?
— В процессе (смеется). Что-то придумываю, а что-то — святая правда.
— Вы росли в достаточно жестких условиях: интернат в Польше, военно-строительное училище...
— Какие жесткие условия! Я рос во вполне благополучной семье, с мамой, с папой, которые меня любили, и все относились ко мне очень хорошо. Когда я приезжал в деревню, скажем, меня окружала одна забота и любовь. Потом интернат — ситуация обычного подросткового коллектива...
— Неужели домашний мальчик не испугался?
— Я попал к таким же ребятам, к своим ровесникам, мы быстро стали друзьями. Все было хорошо, да и время было хорошее. Были строгие правила в интернате. Но тем веселее было их обходить. Конечно, за нас волновались — мы в другой стране, вдалеке от родителей, люди несли за нас колоссальную ответственность. Я теперь как отец это хорошо понимаю. Но тогда мы были безголовыми — любовь так любовь, танцы так танцы, убегать так убегать.
— В общем, успели похулиганить всласть?
— Нет, я рос таким же подростком, как и все. Ничего не было во мне особенного.
— А военное училище?
— А что военное училище? Казарменный режим, 40 км от города, деревянные казармы. Нету простора, чтобы развернуться. Так, разве какие-то элементарные шалости и проступки.
— И за какую элементарную шалость вас разжаловали из сержантов в рядовые?
— За катастрофическое нежелание оставаться в армии. Я понял всю систему, и мне этого хватило. Я понял, что мне это не нравится и я не хочу там существовать. И этого было достаточно для того, чтобы я просто вычеркнул ее из жизни. И когда это случилось, мне просто стало безразлично, что я нарушаю, что не нарушаю, рамки устава меня больше не держали.
— Так и остались рядовым?
— Да, я остался рядовым, хотя практически закончил военное училище и должен был выпускаться лейтенантом. Чистые погоны — чистая совесть. Я рядовой военно-строительных частей, ветеран войск специального назначения, потому что военные строители — это войска специального назначения (смеется). Я — спецназовец.
— Со своими школьными и армейскими друзьями видитесь?
— Это очень сложно. Я приехал в Екатеринбург и случайно встретился с одним своим сослуживцем. Потом так случилось, что один мой одноклассник рядом живет со мной в одном доме. Но время, к сожалению, безжалостно, оно стирает все, и мы так разбежались, что всем нам, боюсь, уже вместе не собраться. Хотелось бы с ребятами повидаться — но как это сделать?..
— Вы жили в Польше, в Таллине, сейчас вот в Петербурге живете. А есть у вас любимое место на земле?
— Есть, но оно не имеет отношения к географии. У Гордона Р. Диксона есть рассказ “Лалангамена”. Главный его герой всем твердил, что лучше места, чем Лалангамена, во Вселенной не сыскать. Его противник не желал с ним соглашаться, и они устроили пари, выбрав судьей человека, который никогда не врал. И главный герой выиграл пари, потому что на его языке “лалангамена” означает “родина”. Так вот, родина может заключаться в чем угодно — в запахе, в цветке...
— И в каком цветке ваша родина?
— Моя родина — деревня и детство, которое я там провел. Это озеро, лес, наш старый дом, ночные костры...
— Когда последний раз в деревне были?
— В прошлом году заезжал. Охотился. Очень люблю охоту, но, к сожалению, у меня нет возможности часто выбираться на природу.
— На кого охотились?
— Ходили в загон на кабана. Потом — косули, зайцы...
— У вас и собака охотничья?
— Да, немецкий ягд-терьер. Норная собака. Айку три года, и он — дипломированный охотник! Кстати, сейчас я ищу ему невесту.
— В интервью трехлетней давности вы говорите, что придерживаетесь строгого режима: три раза в неделю — спортзал. А как сегодня со спортом?
— К сожалению, когда я выезжаю в командировку, то у меня просто нет возможности найти спортзал. Недавно выезжали в Торжок, там, естественно, никаких залов не было, и я поставил себе задачу: каждый день подтягиваться сто раз, меняя ширину хвата, отжиматься сто раз и приседать сто раз. Всего — триста. А сейчас у меня будет больше свободного времени по вечерам, буду снова ходить в зал. Но так как я человек небогатый, я не могу себе позволить купить годовой абонемент за $2000. Буду проситься в какой-нибудь зал на льготных условиях.
— С вашим именем — это пара пустяков.
— Ну я же не могу говорить людям: “Знаете, кто я такой? А ну-ка пустите меня в этот зал!”
— Но это ж такая реклама его владельцам!
— Ну, если кто-то предложит — я подумаю.
— В свое время вы вели программу “Арсенал”. Вы по-настоящему влюблены в оружие?
— Мне оно нравится, я думаю, что это нормальное мужское увлечение.
— А личное оружие у вас имеется?
— Да. И холодное, и огнестрельное. Охотничье, газовое, шоково-травматическое...
— Арсенал внушительный. Приходилось его применять не в спортивно-охотничьих целях?
— Я вас умоляю... Что вы из меня зверя делаете?!
— Ну, припугнуть хулиганов, например?
— Если оружие достал — нужно стрелять. Это закон. Пугать никого никогда не надо. Или не надо его тогда доставать и строить из себя фраера. Достал — стреляй.
— По улицам спокойно ходите?
— Очки, капюшон и — пошел. И никто не пристает. К поклонникам я отношусь вообще спокойно — для них же и работаем. Иногда какие-нибудь казусы случаются, но в основном — без эксцессов.
— Любите побыть один?
— Последнее время стал любить. Устаю от общения. Иду в номер, закрываюсь и просто тупо лежу, ничего не делаю.
— Многие считают, что актерство — богемная профессия.
— Это тяжелый, шахтерский труд! Это очень тяжелая мужская профессия, и никакого налета богемности в ней нет.
— Не женская?
— Много вы видели женщин-актрис, внутренне, по характеру, не похожих на мужчин? Не бывает таких! Внешность обманчива, но я вас уверяю, что внутри они все очень жесткие, очень целенаправленные, очень волевые.
— А депрессии с вами случаются?
— Конечно.
— Как с ними боретесь?
— Спорт. Семья. Жена. Собака.
— Про вас пишут: секс-символ, супермен, мачо...
— Можно назвать как угодно, хоть табуреткой. Мне все равно — это ж не звание заслуженного артиста. Ну назвали и назвали, если им так нравится — пускай. Вот если далай-ламой назовут — это я понимаю, признание. А секс-символ, мачо — ерунда какая-то, несерьезно. Это просто так меня представляют. На самом деле я абсолютно простой и спокойный, нормальный человек. Ничего сверхъестественного собой не представляющий.
— И драться не любите...
— Конечно не люблю! Я уже нахватал столько “плюшек” и на ринг выходил — как-никак профессионально занимался боксом. Зачем мне еще драться? Я знаю, как это происходит, и знаю, что это очень неприятно. Я — самый мирный человек!
— Последнюю драку вспомнить можете?
— Это было год назад. Я защищал свою жену. Я понял, что ее оскорбили, и другого выхода разрешения конфликта не видел. Моих родных и близких трогать нельзя.
— За вами — как за каменной стеной?
— Я бы так не сказал. Я за своими близкими, за своей семьей чувствую себя более защищенным, чем они за мной. Они — хранители очага, дома, они любят меня, знают меня и всячески оберегают от ненужных стрессов. А я, к сожалению, не могу полностью их защитить, часто нахожусь в разъездах. Хочется чаще общаться с родителями, хочется добрые слова говорить маме с папой, но ты приходишь к ним, и как-то все не складывается, простых слов не говоришь. Вроде бы все и без этого понятно, а потом оказывается, что надо было сказать просто несколько хороших слов.
— Отдохнуть от работы удается?
— До августа следующего года у меня все расписано. Без выходных. У меня нет ни одного выходного! Так что поехать с родными и друзьями на дачу, посидеть за столом, сделать шашлык, поболтать — такое случается очень редко. Или с женой пойти в кино — мы целый год, по-моему, в кино не ходили.
— Но телевизор-то хоть вместе смотрите?
— По отдельности — у нас разные интересы (смеется). Мы накупили много кассет и DVD — так до сих пор до них руки не дошли.
— На сына времени тоже не хватает?
— Когда я приезжаю, я пытаюсь как-то участвовать в жизни семьи, что-то делать. Но времени очень мало. Сыну, кстати, 12 октября исполнился годик.
— Папу узнает?
— Да. Ему часто показывают мою фотографию.
— В семье отношения после рождения ребенка не изменились?
— Говорить, что все осталось так, как есть, — нельзя. Скорее всего они даже улучшились. И жена стала еще взрослее и серьезней.
— У вас, я слышал, есть продюсерский центр?
— Я ушел оттуда. Этот центр сейчас существует, но без меня. Я понял, что невозможно совмещать актерство и продюсерство.
— Нет желания открыть свое дело?
— Какое? Маленькую швейную мастерскую?
— Хоть бы и так. Или, например, ресторанчик, как делают многие ваши коллеги?
— Сейчас пока нет. Может быть, когда-нибудь потом. А кто будет за этим следить? Разве только жена — я ей доверяю все финансовые вопросы.
— У вас все решает жена?
— Конечно. Она — главный человек в доме.
