Больше всего в этом человеке удивляет несоответствие голоса и внешности. Высокий негромкий голос с капризными интонациями подошел бы худому робкому интеллигенту в очках. Внешне же 42-летний мужчина, которого зовут Сергей Заграевский, похож на бывшего спортсмена-тяжелоатлета: высокий, широкоплечий, лысый.
В общем, уверенный в себе человек
– Я бизнесмен, художник, искусствовед и богослов. – Так он отвечает, когда ему задают вопрос о роде его деятельности. – Некоторые художники идут работать грузчиками, чтобы заработать денег, а я занимаюсь бизнесом.
С 10.00 и до 19.00 художник Заграевский в дорогом костюме сидит в офисе напротив Даниловского монастыря и руководит крупной рекламной фирмой. После 19.00 по будням, а также по выходным дням Сергей снимает костюм и начинает жить жизнью богослова, писателя, арт-критика, председателя профсоюза художников и главного редактора художественного рейтинга. Но в первую очередь он – художник. Рисунки Заграевского некоторым нравятся, некоторым нет, но они непременно западают в память.
Вот плывет прогулочный кораблик по Москве-реке, на фоне кремлевских стен, в стороны по воде расходятся волны, на небе светит овальное солнце, похожее на яичницу. А вот московское метро, которое больше напоминает какие-то сказочные купеческие хоромы. «Осень в деревне» осыпает яркими круглыми листьями и радует яркими цветками, очень похожими на те, что рисуют дети младших классов на уроках рисования.
Сережа Заграевский рос чахлым худощавым мальчиком, которого в школе все постоянно обижали за то, что слабый, и за то, что еврей. Перелом в его жизни случился, когда он поступил в МАДИ. Именно тогда Сергей начал искоренять детские комплексы: активно занимался спортом, встречался с различными женщинами и даже стал комсомольским активистом. Потом была аспирантура, защита диссертации (как утверждает Сергей, написанной собственноручно, без посторонней помощи). А вскоре после защиты диссертации он понял, что наукой и преподаванием деньги большие не заработаешь, и стал искать другие пути обогащения: тестировал за деньги компьютеры, которые только начали ввозить в СССР, подрабатывал частным извозом, продавал за границу шкуры и рога крупного рогатого скота, из которых зарубежные партнеры делали удобрения. Работал директором одного небольшого банка. Активная трудовая деятельность продолжалась до 1998 года, пока дефолт не внес свои коррективы в российскую экономику. Банк, которым руководил Сергей, как и многие другие российские банки, прекратил свое существование. И тогда Заграевский решил стать художником.
– Что вам нарисовать? – спрашивает Сергей.
– Нарисуйте собачку.
– Я не рисую животных, давайте я нарисую вам кораблик.
Он берет белый офисный листок А4 и шариковой ручкой быстрыми отрывистыми движениями рисует завитки волн, кораблик с парусом и солнце на заднем плане. Потом, немного подумав, берет еще один листок и рисует собаку, которая лежит.
– На кошку похожа немного, – замечаю я.
– Да нет, посмотрите, у нее уши собачьи, это собака, – уверенно говорит художник. Потом ставит число на обоих рисунках, расписывается и отдает мне.
На стене в его кабинете висит картина, написанная маслом: Ливадия, кипарисы, особняк с колоннами, много солнца и, как всегда, яркие грубые цвета.
– И что, покупают ваши картины?
– Да, берут, я продал несколько десятков своих работ. Мои картины постоянно висят в ЦДХ, и их может приобрести любой желающий.
– Как же вы все успеваете: и бизнесом заниматься, и искусством?
– Я человек одинокий, непьющий, поэтому времени на все хватает: и на работу, и на творчество.
– Насколько мне известно, именно вы создали российский профсоюз художников и являетесь его председателем по сей день.
– Да, я создал эту организацию в 1999 году, и она благополучно живет по сей день, пользуется достаточным авторитетом и реально защищает права художников. Мы совершенно безвозмездно оказываем юридическую поддержку членам профсоюза, и к нашим бумагам очень серьезно и внимательно относятся в силовых структурах. У нашей организации уже есть наработанные методы давления. Профессиональные союзы являются уникальными общественными объединениями. Они созданы для того, чтобы защищать права своих членов, а значит, любой профсоюз – это априори оппозиция исполнительной власти. Это нормально, это прописано в законе. Там есть одна потрясающая фраза: профсоюзы независимы от исполнительной власти, неподотчетны и неподконтрольны, и обязанностью профсоюза считается защита прав.
В кабинет вошла женщина среднего роста в черном костюме и очках и протянула Сергею какую-то папку.
– Вот мой секретарь-референт. Мы вместе уже 20 лет работаем. Еще рога продавали вместе, а сейчас вот рекламой занимаемся.
– Иными словами, как художник вы потерпели фиаско?
– Дело в том, что я пришел в искусство, когда начался полный крах художественного рынка и перестали открываться новые имена. Сейчас большинство новых имен – это в основном дети кого-то из мэтров. Преимущественно идет запас шестидесятников, они пользуются заслуженной славой и авторитетом.
Все внимание общества в настоящее время брошено на другую сторону – это антиквариат. Салоны бурлят, там открываются новые имена, сейчас подняли большой пласт второстепенных художников XIX века. Но в современном искусстве, там, где существует определенный коммерческий риск, – полный застой. В конце 90-х, когда я переходил в искусство, я еще надеялся, что сделаю некий сдвиг. Но увы.
– И что же, потомки будут знать, кто такой Сергей Заграевский? Как вы сами считаете?
– Поскольку я работаю в большом количестве смежных областей, я имею шанс на то, что Заграевский признан все-таки будет как некий общественный деятель, и обо мне уже многие знают. А Заграевский как художник, скорее всего, шансов не имеет, во всяком случае в данную историческую эпоху. У меня очень своеобразный стиль, многих он раздражает. Сейчас пока не мое время. Вот лет через двадцать – посмотрим.
