Его картины украшают богатые дома и частные галереи в Америке, Европе и России. Президенты, бизнесмены, политики и великие актеры заказывают ему свои портреты. Мастер светской интриги, он не устает эпатировать публику, ежедневно испытывая на себе весь спектр человеческих страстей – от слепого обожания до лютой ненависти. Один из самых модных в мире художников Никас САФРОНОВ делится секретами своего успеха с Ириной Мамичевой.
«ДЛ»: Многие считают, что искусство и бизнес – вещи несовместные, что «художник должен быть голодным». Вы, конечно, не согласны?
Никас Сафронов: Мне нравятся слова Ницше, который говорил, что если долго смотреть в бездну, через какое-то время бездна начинает смотреть на тебя. Захочешь быть голодным – будешь. Бизнес и искусство вполне совместимы – так же, как гений и злодейство. Вот нищета и талант не совсем совместимы… Художник, артист, музыкант должны уметь перевоплощаться, передавая через звуки, кисть, мимику, жесты творческое состояние. Вот за это и платят деньги, хотя сам момент перевоплощения никак с ними не связан.
Есть определенные устои, которые удобны для общества, – оно хочет некой логики, красивой картинки. Человек должен быть днем прилично одет и причесан, любовью он должен заниматься ночью и желательно у себя в спальне и так далее. Банальное понятие о том, что художник должен быть бедным, из этого же ряда. Таким образом очень легко оправдать собственную неодаренность и завистливость. А тот, кто подрывает эти устои, вызывает у некоторой части общества протест, и общество в конце концов его может даже изгнать, если он еще к тому же неизвестен.
«ДЛ»: Ну, о вас этого не скажешь. Напротив, вы весьма обласканы обществом, хотя, если следовать вашей логике, и подрываете его устои.
Н.С.: Если вглядываться в историю искусства, то в ней было не так уж много художников, которые на самом деле были бедны. Даже Ван Гог был не столь несчастен, как об этом принято говорить. У него был брат Теодор, который ему давал столько денег, сколько было нужно для жизни. Другое дело, что он тратил их не на краски, а на проституток и на абсент, которым поил всех своих друзей. И Гоген с его молодыми девушками и маленьким раем на Таити тоже не бедствовал.
Художник может иметь очень много денег, а жить при этом очень скромно. Один мой богатый знакомый как-то сказал: «Я живу как простой инженер, но чаевые приходится давать как миллионеру». Человеку ведь много не надо. Некоторые миллиардеры едят гречневую кашу и другую самую простую еду, не пьют алкоголя и при этом практически живут в самолетах. На каком-то этапе деньги уже становятся неинтересны – ты уже можешь прокормить семью, иметь престижную машину, хороший дом, ты уже занимаешься благотворительностью… Можно остановиться и почивать на лаврах. Но вот тут начинается самое интересное – ты работаешь ради идеи, движения, куража, может быть, ради тщеславия, но уже не ради денег. И потом, как только человек перестает работать, он постепенно начинает умирать – сначала духовно, а потом и физически. Так что надо постоянно поддерживать себя в форме.
Я просто убежден, что художник должен быть богатым и от этого свободным. Его свобода как раз и проистекает из его обеспеченности. Захотел найти красивый пейзаж на Гавайях – сел в самолет и полетел. А живя в коммуналке и думая, как утопить соседа, чтобы забрать его вторую комнату, «Джоконды» не напишешь.
«ДЛ»: Мне кажется, что деньги, наоборот, ограничивают свободу. Нужно все время думать, как их не потерять и на что потратить.
Н.С.: Деловой богатый человек обычно не попадает в такую ситуацию. Он знает, как заработать, знает, как их и сохранить и остаться при этом свободным. И поэтому художник может быть богат и при этом думать только об искусстве. Дали знал, что каждый мазок должен выбивать золотой, но мог заплатить 500 долларов за один батон. Он не понимал, что такое деньги, но хорошо знал, что их должно быть много.
А вот Веласкес был жадным и тщеславным. Такой пример: через много лет после создания портрета королевской семьи (на этой картине присутствовал и он сам) его наградили важным орденом. И он испросил у короля разрешение вписать этот орден в картину на свой костюм. Но при этом никто не оспаривает его величия как художника. Был гениальный художник Эль Греко. Так он завидовал и даже делал какие-то пакости Рубенсу, который был в должности дипломата при короле и считался достоянием Нидерландов. А Эль Греко считал себя полуотверженным и очень по этому поводу горевал… Мы также мало что знаем о Феофане Греке, Данииле Черном, Андрее Рублеве – они тоже наверняка имели свои пороки, но ведь нас интересуют только прикосновения их темперы к доске, которыми создавались чудеса иконописи.
В человеке вообще сосуществует много всего. От отца, скажем, он получил остроту ума, а от матери – бережливость и даже жадность. Гитлер, уничтоживший полмира, любил детей и собак, сходил с ума от одной не очень даже красивой женщины – Евы Браун, хотя мог иметь любую. Гениальность вообще никак не связана ни с пороками, ни с добродетелями, ни с бедностью, ни с богатством.
«ДЛ»: Для кого художник рисует свои картины – для себя, для вечности или все-таки для своих современников?
Н.С.: Вспомните историю великой «Джоконды». Один купец заказал Леонардо да Винчи портрет своей жены и заплатил залог. Сам Леонардо был очень красивым, сильным, талантливым и к тому же богатым человеком, о нем грезили многие женщины того времени, и жена купца скорее всего тоже была влюблена. Но художник не мог ответить ей взаимностью, поскольку был, как мы знаем из истории, другой ориентации. Он смотрел на нее просто как на модель, а она смотрела на него восхищенно – как на мужчину. И именно поэтому, наверное, и удался этот портрет. Леонардо вернул купцу залог, не отдав картину. И подарил ее французскому королю Франческу I, который, в свою очередь, передал ее музею.
То есть можно думать, что выполняешь конкретный заказ, а получается – пишешь для всех. Вообще художник, конечно, работает в начале своего творческого пути для заработка. Но когда заработает деньги и имя, его картины начинают покупать музеи, и он уже становится историей, входит в вечность.
«ДЛ»: Вашу фигуру постоянно сопровождают какие-то скандалы. Это продуманный пиар или образ жизни?
Н.С.: Зачастую скандалы высосаны прессой из пальца, и клубящиеся вокруг меня мифы не имеют никакого отношения к моей реальной жизни. Но в некоторых случаях я иду на эпатаж сознательно.
Диоген залезал в бочку и делал многие вещи, которые считались неприличными, ради того, чтобы заставить о себе говорить. Вообще древние греки считали, что если человек при жизни оставил след, то у него есть шанс остаться в памяти и после смерти. Сальвадор Дали, с которым меня часто сравнивают, виртуозно владел искусством эпатажа, и мы его помним и ценим до сих пор, а дальше будет еще больше... Сегодня по-прежнему интересуются теми, кто «нашел миллион» при жизни. Что такое «Черный квадрат», который стоит миллионы долларов? С точки зрения живописи – ничто. Но любую глупость можно так раскрутить, что потом это становится историей, достоянием и в конце концов занимает свою нишу в искусстве.
Я думаю, если бы Христос или Магомет были живы, они частично использовали бы ту же технологию, которой сегодня пользуется любой известный человек: телевидение, журналы, газеты… Потому что в мире, где живут миллиарды людей, заставить говорить о себе не так-то просто.
«ДЛ»: А как же быть с известным изречением, что цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех?
Н.С.: Целей-то много. Один живет в монастыре, и это единственное успокоение его души, другой держит ресторан, куда приходят всего два-три клиента, и ему достаточно, а третий хочет сразу всего – и шумихи, и славы, и удовольствий. Неважно, чем человек занимается, у каждого свой путь. Кто-то говорит, что нельзя показывать обнаженное тело, а кто-то считает, что можно и нужно. Как-то во Франции в двадцатые годы одного фотографа посадили в тюрьму за то, что тот фотографировал секс людей с животными, а через год один дотошный адвокат доказал, что он оформлял «Золотого осла» Апулея, то есть был всего лишь иллюстратором. И фотографа тут же выпустили. Даже в изречениях великих философов одна и та же тема, одно и то же понятие звучат по-разному. То есть каждый говорит свои слова, как он лично понимает ту или иную тему.
«ДЛ»: Успешные актеры сегодня не обходятся без агентов, помощников, продюсеров. Нужны ли они художнику?
Н.С.: Здесь все очень индивидуально. Кому-то нужны, а кто-то предпочитает все делать сам. Иногда думаешь: хорошо, если бы у тебя была няня, как у Пушкина, если бы с детства тебя обучали иностранным языкам, водили в оперу, на балет, учили всему хорошему, что потом пригодилось бы. Конечно, и в африканской пустыне, живя облепленный мухами, можно чего-то достичь – если госпожа удача повернется к тебе лицом. Но шансов, конечно, будет намного меньше.
На 15 миллионов человек рождается 200 талантов, и из них реализуется до конца только пять. Очень многое зависит и от внешних обстоятельств жизни, и от родителей. Плохим родителям, которые при достатке, лучше доверить свое чадо хорошим воспитателям. В детстве про Павлова думали, что он вообще неудачный ребенок, пока за него не взялся дедушка. И, как мы знаем, он стал самым известным физиологом. Так было со многими людьми. А Андрей Тарковский всю жизнь доказывал своему отцу, который бросил его с матерью, что не хуже его. Может, именно поэтому он и состоялся как великий режиссер.
«ДЛ»: То есть никакого рецепта успеха, как я поняла, нет.
Н.С.: Удивительно, что на Западе всегда узнаешь русских детей – у них взрослые, осмысленные лица. Как будто они с детства понимают, чего хотят. Наверное, это не очень хорошо. Мне кажется, человек в молодости должен ошибаться, иногда заблуждаться, влюбляться, разочаровываться. Чтобы вырасти до высокого уровня, надо пройти разные этапы становления.
У меня был и, слава богу, есть школьный друг, который никогда ничего не зубрил, но всегда все знал. У него была потрясающая память, великолепный слух, вообще много разных дарований. Потом он уехал в деревню, в 16 лет женился, стал столяром и начал спиваться. А бывает, другой почти не имеет таланта, но много лет изо дня в день шлифует свои способности. И когда вырастает, так виртуозно играет на скрипке – диву даешься. Потрясающе красивые девушки ругаются матом и не обладают вкусом, а кто-то из них даже работает на панели. Какой тут может быть рецепт?
В Америке есть такое понятие – выживание улицей. Мальчика из обеспеченной семьи буквально выбрасывают на улицу, и он учится там драться, отстаивать свою честь, выпутываться из экстремальных ситуаций. Его могут и убить, но если он выживает, то становится хорошим спортсменом, удачливым бизнесменом, делает карьеру политика и так далее. Это замечательная школа.
«ДЛ»: У вас она была?
Н.С.: Я не рос в Америке, но у меня она была. В 12 лет я уже зарабатывал деньги, подрабатывал на каникулах на хлебо- и пивзаводе. А когда в армии служил, там сжигали мои рисунки. И от армии у меня остались впечатления, как от испанской инквизиции. Но это меня закалило.
А вообще, чтобы чего-то добиться, надо ставить перед собой недостижимые цели, стремиться к большому и великому. У меня вот есть желание — поговорить при жизни с Богом, и я считаю, что это возможно.
«ДЛ»: Вы знакомы и даже дружите со многими «сильными мира сего» – бизнесменами, банкирами, политиками. Не потому ли они к вам благосклонны, что на ваших портретах эти люди выглядят лучше, чем в жизни и лица у них благороднее, и взгляд определенно умнее, и позы величественнее, и одежды из парчи и бархата...
Н.С.: Во-первых, это своего рода игра. Во-вторых, жанр парадного портрета диктует свои законы. И наконец, я действительно сознательно чуть-чуть их приукрашиваю – мне кажется, что каждый человек стремится соответствовать своему идеализированному образу. А значит, у него есть шанс на самом деле измениться в лучшую сторону.
«ДЛ»: А в жизни вы тоже идеализируете людей?
Н.С.: Наверное. Среди моих знакомых есть один очень искренний, чистый, обаятельный, тонко чувствующий искусство человек. При этом он больше бизнесмен. И возможно, я его в чем-то и идеализирую, но нам при этом ничего друг от друга не надо – нам просто приятно встречаться и общаться.
Я искренне люблю многих людей и не стараюсь искать в них недостатки. Я ведь по отцовской линии из рода священников, а по материнской – из медиков и лекарей, поэтому заряжен на позитив. Я рассматриваю все со стороны солнца, а не со стороны темноты.
«ДЛ»: Многие ваши работы вызывают ассоциации с полотнами старых мастеров. Почему вы, такой современный и модный, тяготеете к эстетике прошлых веков?
Н.С.: Недавно я включил телевизор, и там показывали фильм с Софи Лорен. Я не мог оторваться от экрана – такая это была потрясающая игра и все настоящее, режиссер Де Сика, большое кино. Колоссальное удовольствие я получаю, когда смотрю такие старые советские фильмы, как «Вий», например. Да, там нет компьютерной графики, там почти рисованные хаты, все более примитивно снято, но при этом все точно и логично, а главное, все точно по Гоголю. А когда я смотрю новый фильм по сюжету «Вия» – «Ведьма», то не понимаю, при чем тут Гоголь, и вообще – какое это отношение имеет к кино.
А старинные картины, там на них – шелк так шелк, краска так краска – ее художник сам вручную растирал. А какие были гобелены и какие замки, где они висели, а какие продукты настоящие, которыми они питались! Поэтому тяга к прошлому – это на самом деле тяга к тому, что было настоящим. К Византии, к античному искусству, в Ренессансу, к Веласкесу, Брейгелю. Там даже в маленькой картине увидишь деталь, там до мелочей прописаны и пальцы у героев, и ногти, и каждая морщинка на лице тебя привлекает. И все очень точно – по цвету, тени, настроению. А то, что мы видим сегодня – и в живописи, и в кино, и в современной литературе, – это только клипы, «бульварное чтиво». Может быть, и неплохое, но оно не имеет никакого отношения к настоящему искусству.
«ДЛ»: Вас обижают нелицеприятные высказывания или уже выработался иммунитет?
Н.С.: Кто-то говорил мне, что на меня свыше 10 миллионов ссылок в Интернете. И порой пишут откровенную глупость и всякий бред. Правда, почему-то именно это и фиксируется людьми.
Как-то на одной вечеринке полуобнаженные девушки-модели затащили меня на сцену и в шутку тоже стали раздевать по пояс. А «Аргументы и факты» раздобыли фотографию с этой вечеринки и поместили ее рядом с портретом Путина моей кисти, который, кстати, ему так понравился, что он даже прислал мне грамоту и золотые часы. И уважаемая мною газета возмущается: вот, мол, кто рисует у нас президента – голый художник! Может, в следующий раз подсмотрят, как я занимаюсь любовью со своей женой, и на этом основании обвинят меня в аморальности? Конечно, никакого иммунитета быть не может. Как ни стараешься относиться к этому философски, все равно переживаешь. Поэтому я стараюсь ничего о себе не читать и не смотреть.
«ДЛ»: Вы ведете активную светскую жизнь и при этом много работаете. Одно другому не мешает?
Н.С.: Я работаю каждую ночь с 24 до 6–7 утра. Потом сплю примерно до полудня, днем начинаются встречи, интервью, обсуждение различных проектов, вечером обычно ужинаю или участвую в каких-то мероприятиях, потом опять за мольберт. Моя жизнь выстроена достаточно жестко.
Отдыхаю я в основном, когда пишу что-то – пейзажи, наброски, воспоминания каких-то ранних наблюдений. Путешествуя, всегда делаю зарисовки и наброски. Я не люблю тупо загорать на пляже без дела – всегда считаю время и думаю, сколько всего мог бы за него сделать. По этой же причине на многих тусовках просто отмечаюсь – прихожу и быстро ухожу.
«ДЛ»: Если не секрет, на что вы тратите деньги?
Н.С.: У меня несколько детей, я им всем помогаю. Есть также школа в Ульяновске и гимназия в Димитровграде, которые я курирую. Я построил часовню на месте, где похоронены мои мама и папа. А в городе Ульяновске я построил храм святой Анны. Также я участвую во всевозможных благотворительных акциях, это и «Спасение снежного барса», и помощь бездомным кошкам, брошенным собакам, детям-инвалидам, обществу слепых…
«ДЛ»: Что в вашем понимании красота?
Н.С.: Красота – понятие субъективное. Кто-то видит ее в девушке-модели, а кто-то – в человеке с внешностью благодетеля, глаза у которого светятся добротой и милосердием, что так свойственно русской натуре. Дом, женщина, поступок, отношения, мысли – все это может быть красивым.
