Он невысок, не скажешь, что красив, с огромным носом и в молодости был похож скорее на “вилку в профиль”, чем на будущую звезду. И в начале карьеры такая непрезентабельная внешность была для него серьезным препятствием к славе. Сейчас в его имени — целая эпоха американского кино, он — это Дастин Хоффман. Человек с огромным обаянием и невероятным чувством юмора. В этом я убедилась лично во время нашего интервью в Париже, в отеле “Георг V”.
О российских корнях и отношениях с Барброй Стрейзанд, о своем внуке и об актерском искусстве, которым он владеет в совершенстве, Дастин Хоффман рассказал в эксклюзивном интервью “МК”.
— Я НЕ-НА-ВИ-ЖУ все эти поездки с промоушеном фильмов, потому что чувствую себя как продавец подержанных машин, которому нужно всучить свой товар, — начал он разговор.
— Но ведь звезда должна соответствовать имиджу?
(Пренебрежительно хмыкает.)
— Я рос с мыслью, что кинозвезда должна быть как Рок Хадсон или Тэб Хантер, но, конечно же, не таким, как я. Я был таким тщедушным, словно вилка в профиль... И вообще стать актером и не помышлял, собирался стать профессиональным пианистом — и в этом заслуга бабушки по линии отца.
— Они ведь родом с Украины?
— Из Киева. И я очень благодарен за то, что русские победили гитлеровцев, иначе бы из моей родни приготовили бы кусок мыла. И, естественно, вашего покорного слуги не было бы. Именно под бдительным оком бабушки я играл гаммы часами. А вечером, когда приходили отец с матерью, бабуля говорила: “Тутси, — так меня называли дома, — давай-ка полонез Огинского”, — и закрывала мечтательно глаза, однако четко отбивала ладонью такт за тактом и гневно открывала глаза и грозила пальцем, если ошибался. Большая актриса была моя бабушка!
— Великого пианиста из вас не вышло, но получился великий актер.
— Прочитав в юности “Преступление и наказание” Достоевского, первый роман в своей жизни, я понял, что хочу стать актером и сыграть Раскольникова. Но, конечно же, до этой роли было как до неба, но я закончил школу актерского мастерства “Пасадена плейхаус” и далее обивал пороги студий, чтобы найти хотя бы одну завалящую ролишку... И мне все отказывали, ссылаясь на мою нефотогеничность. Я работал где только можно, чтобы продолжать мои поиски дальше. До 30 лет я жил ниже официального порога бедности.
— И в один прекрасный день все изменилось?
— В один прекрасный день, кстати, я особо запомнил этот день, поскольку оформил пособие по безработице, меня нашел Майк Николс и предложил сыграть роль восемнадцатилетнего парня! А мне уже на тот момент исполнилось 30. И с фильма “Выпускник” все помчалось, как с горки на санках.
— А кроме Достоевского что вы еще читали из русской литературы?
— Осваиваю Александра Пушкина, хотя, конечно, понимаю, что поэзию нужно читать в оригинале... Но ваш язык такой трудный!..
Да, кстати, знаете, у меня есть знакомые русские в Лос-Анджелесе, они приходят ко мне в гости и под водку-селедку рассказывают отличные анекдоты.
— Вам нравятся анекдоты?
— Да, но я их сразу же забываю. Странно, я могу наизусть заучить тексты огромных монологов, а анекдоты в голове не держатся!
Когда я читаю сценарий, то не обращаю внимания на то, что происходит вокруг. Меня интересует сам текст. Что я могу максимально сделать в этой роли? Мы, актеры, не контролируем свою роль и не отвечаем за результат. Мы делаем то, что требует от нас режиссер. И поэтому у нас страшная незащищенность.
— То есть театр вас привлекает больше, чем кино?
— Когда ты работаешь в театре с публикой, то делаешь роль в ожидании реакции публики, и это видно сразу — насколько хорошо ты сыграл. В кино же работаешь с режиссером на площадке — он дает советы, “руководит”, как нужно делать, в общем, мешает играть, а потом... режет в монтерской, как ему удобнее. (Смеется.)
— Одновременно с ролью в “Тутси” вам предложили сыграть роль Ганди. Почему вы выбрали именно “Тутси”?
— Я сильно похож на индуса? Да, мне обещали, что кастинг будет в Индии и все будет нормально, но в роли Тутси была моя жизнь. Скитания и мечтания любого актера, стремящегося получить роль, что равносильно еде и питью и даже более. Актеры меня поймут. Поэтому я отказался от роли Ганди, о чем не жалею.
— Расскажите о вашей новой роли в фильме “Невероятная судьба Гарольда Крика”.
— Один налоговый работник, живущий тусклой жизнью обывателя, является персонажем романа писательницы, у которой свои неразрешенные проблемы. Однажды Гарольд Крик слышит голос в своей голове, который рассказывает о его жизни. Гарольд решает, что он псих и судьба предвещает ему смерть, обращается к психиатру. После этих консультаций он решает превратить свою жизнь в комедию, и тут начинаются невероятные приключения, в том числе роман с булочницей… Так главный герой понимает через свой роман, как хороша его жизнь.
Я же играю второстепенную роль профессора психологии — такая скользкая личность. И вот я думал о нем — понимаете, из сценария об этом профессоре ничего, кроме того, что он преподает в университете, невозможно понять. Вы не знаете, что он ест, пьет и т.п. Но я в своей роли должен был передать все его качества, которые дадут зрителю возможность понять, что он за фрукт. Я постарался и действительно горд за этот фильм. Я сказал это только лишь три раза за мою кинематографическую карьеру. Да и работа с таким режиссером, как Марк Форстер, приносит невероятное удовлетворение.
— Но ведь это же небольшая роль?
— У всех у нас жизнь полна несовершенства, и у каждого живет в голове писатель, пытающийся написать за нас историю, которую мы должны прожить. Самая главная проблема в жизни — конфликт наших желаний и реальности — то, как мы все время пытаемся, чтобы они соответствовали другу другу, а иногда выдаем наши мечты за реальность.
Знаете, как-то у нас на вилле собрались друзья с маленькими детьми. Пока мы “заседали” за столом, они нарисовали на стенах дома солнце, кораблики… И потом все собрались посмотреть, а дети объясняли смысл рисунков. А один режиссер их слушал-слушал и сказал: “Почему я не могу сделать то же самое?”
— Как вы выбираете своих партнеров?
— Сексуальных?
— Нет, по работе — в кино.
— Ну надо спросить у партнеров... Это провокационный вопрос.
— Вы знакомы уже сорок лет с Барброй Стрейзанд и недавно снимались с ней в фильме “Знакомство с Факерами”. Вы дружите домами?
— Мы никогда не были особенно близки... Мы оба всегда очень заняты и не являемся такими уж светскими людьми. Основное время мы проводим каждый у себя дома. Но я приходил на ее концерты, и между нами были всегда теплые отношения, а фильм еще больше нас сблизил. Единственное, Барбра не переносит, что я рассказываю всем, как мы встретились в Нью-Йорке в театральной студии, где мы работали в гардеробе и чистили туалеты.
— Страх перед камерой у вас, наверное, давным-давно прошел?
— Чтобы себя “возвеличить” в ваших глазах, я бы наговорил сейчас массу небылиц, однако я не скрою, что перед каждой ролью я нервничаю и переживаю... А что вы хотите? Стивен Спилберг рассказал мне, как в первый съемочный день ему пришлось резко притормозить и остановить машину на обочине — его вырвало. Боксер Шугер Рей Леонард говорил, что у него перед каждым боем понос. Известно, что Лучано Паваротти за кулисами упирается и его выталкивают на сцену. Очень трудно побороть свой страх.
— Что самое радостное случилось у вас за последнее время?
— Моя старшая дочь Дженна сделала мне царский подарок, родив мне внука Аугустуса. Он уже вполне осмысленно на меня смотрит. Правда, молча... Пока ему еще нечего мне сказать. Я его люблю тискать, целовать и заваливать подарками — впрочем, так я себя вел и со своими детьми. Надеюсь, Аугустус не будет разочарован своим дедом, когда вырастет.
— Это верно, мало кто может соперничать с вами в успехе.
— Если успех и принес мне что-то новое, так это отсутствие страха смерти. Как только вы становитесь звездой, вы уже бальзамированный мертвец. Слава должна равняться свободе. Это единственное важное уравнение.
