Безусловно, большая часть того, что выходит из типографий, иного и не заслуживает. Но я не люблю одноразовых книг. Я глубоко равнодушна к кочующим по столице изданьям Минаева, Сорокина, Строгова, Устиновой и Робски. А так же прочим подельникам (имя им - легион).
Книги должны быть основательными, талантливыми. Такими, чтобы хотелось перечитать - и не раз. Несколько таких книг появились в моем доме не совсем обычным путем. Они достались мне даром, что вовсе не умаляет их достоинств.
В нагрузку
Мне - 15 лет. Круг моего чтения - сплошной фикшн с легкой примесью случайно затесавшихся произведений искусства, выбираемых тематически. Специфически - "Гаврилиада", "Лолита", "Упыри". Прочее - эпос об Анжелике, Поющие в терновнике, Дракула, кошмары Стивена Кинга... Глянцевые обложки с потеками бутафорской, ядовито-охряной крови и вызывающе торчащими в разные стороны сосцами.
Я стояла у лотка и примеривалась к маркизу де Саду. Мне в мои годы уже полагалось ознакомиться с нетленками сего маньяка. Но денег - в обрез. А это значит, что завтра в школе мне придется обойтись без завтрака. Поэтому я очень неуверенно торговалась. И продавец, видя мою неуверенность, сбавлял.
Остановились на тридцати рублях. Я с радостью протянула ему заветный полтинник, но... Сдачи нет!
- Послушайте, - вкрадчиво произнес он. - Возьмите в нагрузку эти книги. Они, правда, не новые. Но за каждую я прошу по 10 рублей. Будем в расчете...
Мне очень не хотелось идти на сделку. Но выхода не было.
"Философия в будуаре" напечатанная на кошмарной желтой бумаге, меня разочаровала, и я отдала ее своей знакомой. Одна из нагруженных на меня книг оказалась "мемуарами женщины для утех" - почти де Сад, только труба пониже и дым пожиже. А третью книгу я храню до сих пор и регулярно перечитываю. Русский эрос Серебрянного века. Заветные сказы Ремизова, Письма к амазонке Цветаевой, Крылья Кузьмина и Распад атома Г. Иванова.
Воровство в книжном магазине
Я - студентка Л. института. Предел мечтаний давно остался где-то за спиной (или под ногами). Я учусь плести фенечки, сдавать зачёты на шару и кидать понты. Веду бедную, но гордую жизнь: утром мою полы, днем сплю на лекциях, по вечерам, если нет ни тренировок ни концертов, насилую электрическую пишущую машинку. Я уже научилась разбираться в литературе.
Но денег нет. И когда я попадаю в книжные - я плАчу. Слишком много искушений для бедной хиппочки.
В то время на Бауманской медленно загибался магазин совсем особого рода. Магазин книг "с подмоченной репутацией" - с браком обложек, печати, отсыревших и пр. Там за копейки можно было купить всё, что угодно - от новинок Лукьяненко до Язычества древней Руси Рыбакова. Но зачастую у меня не было даже этих копеек. А Рыбакова под кофтой не вынесешь. Поэтому я позарилась на Олешу. "Зависть". "Он поет по утрам в клозете". Черная обложка, золотое тиснение. Мне стыдно до сих пор!
Дар с барского плеча
Курс третий, самый обрез. Я занимаюсь исторической реконструкцией. Домотканная тесьма, растительный орнамент, полотняные и бязевые переплетения, золотое шитье занимают все мои мысли. На лекциях я не сплю - я либо шью, либо вяжу костяной иглой по древнему методу скандинавов, либо срисовываю с выпрошеной на 1 день книги бесконечные робмы, переходящие в меандры на семинарах по зарубежной литературе. Я ушла глубоко в прошлое, Иггдрассиль растет из моей головы. На прочие возбудители не реагирую. Если меня о чем-то српашивают - поднимаю глаза и небрежно интересуюсь: "Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?". На миллениум я клала с прибором.
Поздно вечером возвращаюсь из клуба реконструкции. Тьма. В руках - горшок с алое (очень полезная в быту травка). На трамвайной остановке разговариваюсь с молодой женщиной. Она полновата, темноволоса. Двое детей, безумная жизнь. Увлечена рукоделиями и историей костюма. Прогуливаемся до ее дома. Она просит обождать и через 3 минуты возвращается. Она дарит мне, совершенно ей незнакомому человеку, первый том "Истории костюма" Мерцаловой. С чем это сравнить? Золотая рыбка - и та бы не смогла осчастливить меня больше. Спасибо, Катя или Оля! Я забыла твое имя, но я помню твой дар.
Найдено на помойке
Курс пятый. Осень. Тоска. На носу - диплом. Что делать дальше?! Как жить со всеми этими вопросами? Я проучилась 4 года, но так и не поняла, что значит - быть писателем. Я сменила пять мест работы, но до сих пор боюсь перемен, самостоятльности и реальной жизни. А может, я просто себя запугиваю?
Я иду выносить мусор. У контейнеров - картонная коробка с книгами. Дождь уже слегка окропил плоды чьих-то стараний, их листва медленно разбухает. Какой-то соц. реализм в пягких обложках. Я сажусь на корточки, перебираю. Фигня, фигня, фигня. Стоп! Вот это находка! Толстенькая, в матерчатой синей обложке, покрытой глянцевым супером, новенькая, еще пахнущая типографской краской - биография В. Набокова! Ну надо же! Листы едва начали волниться с одной стороны. Но вцелом - состояние идеальное. Масса вклеек с фотографиями братьев, сестер, родителей и самого ВВ - от младенца до старика. И весьма интересное, подробное повествование о жизни этого творца - есть чему поучиться, ей-богу!
Подарок писателя
Вот этого добра в моем доме одно время скопилось достаточно. Порою мне казалось, что каждый лузер, выжавший из союза грант на издание своих убогоньких рассказиков, норовил подсунуть мне свое изданьице сопроводив его парой слов "на память от автора". Сперва я их читала. Потом перестала - перелистывала и отправляла в мусор. Моими друзьями всё вернее становились признанные, хорошо переплетенные издания: Булгаков, Шмелев, Лесков, Гумилев.
Я перестала доверять своим современникам. "Впрочем... разве что чудо?" Лукавый Михаил Афанасьевич! Кому как не вам понимать толк в чуде! Мне попался журнал с рассказами малоизвестного Георгия Автандилова. Рассказами, которые проняли, потрясли, влюбили в себя сразу.
Оказывается - у него выпущен целый сборник - тоненькая, в мягкой обложке книжица. Где ее найти? У автора?! Я добралась до него, выклянчила в редакции номер его телефона. Я звонила и трепетала, я мечтала приобрести хотя бы один экземпляр! А получила в дар целый мир.
