Пятого декабря, на торжественном обеде, литературная премия “Русский Букер” за лучший роман 2007 года обретет нового лауреата. Жюри под председательством Асара Эппеля ломает голову: кого из писателей назвать первым и вручить чек на 20 тысяч долларов?
Критики в оценке книг щедры на комплименты, пожурят чуть-чуть, коль автор в чем-то сплоховал. Бездарных в “Букере” не обнаружить. Трое из шестерки финалистов уже соперничали в премии “Большая книга”: Александр Иличевский, Игорь Сахновский и победительница Людмила Улицкая, получившая самую денежную русскую премию в 3 млн. рублей.
Еще не очень прославленным авторам трудно соперничать с мировой знаменитостью, но они не уступают в мастерстве, а дерзостью еще и превосходят! Книга Людмилы Улицкой “Даниэль Штайн, переводчик“ — безусловно, большая, однако назвать современным романом композиционно и философски зыбкую вещь — все-таки натяжка. Посмотрим, чем дышит и живет русский жанр романа. Главное, он читаем и любим.
“Матисс”
Александр Иличевский покорил литературную публику тем, что увидел героя не за границей и не на долларовом пространстве. Отыскал среди бомжей, униженных, лишенных и жилья, и памяти, и сил. Роман своим обнаженным нервом взрывоопасен и, как гроза, полезен. Но читателю приходится напрячь воображенье, чтобы войти свободно в метафорически насыщенный текст, чтобы в итоге испытать катарсис. Мыслящий и дерзкий автор и в “Большой книге” набрал высокие баллы.
“Бухта Радости”
Роман Андрея Дмитриева привлекает прекрасным знанием зигзагов человеческой натуры, души, придавленной не только обстоятельствами личной жизни, но еще и теми морально-нравственными предписаниями, которым следовали даже интеллигентные и совестливые люди. Дмитриев — поэт, обаятельный лирик, да к тому же искушенный киносценарист. Роман “Бухта Радости” построен на искусном монтаже разных впечатлений и душевных состояний. Герой Стремухин — по натуре вовсе не герой, а слабый, рефлексирующий интеллигент, вечно недовольный собой. Самоедство у него в крови. Он уже приблизился к состоянию почти полного равнодушия и бесстрастия.
Нетерпеливому читателю нелегко следовать за сомненьями героя. Смерть матери буквально заковала его в скорлупу. Сюжет романа сложен, запрятан внутрь — в размышления, в поток сознания, погружен в психологию. Но Дмитриев — не Пруст, а потому он бросил человека к людям, чтоб жизнь ударила его по башке, и он очнулся.
По наводке трое мошенников, прихватив для правдоподобия бабенку, решили облапошить “малахольного” мужика, прикинулись одноклассниками, заманили Стремухину в бухту для подписания бумаг на трехкомнатную квартиру, которая досталась ему после смерти матери. Ситуация для бойкого поп-жанра. Но Дмитриев не пишет детективов. Зато убойный замысел послужил Стремухину поистине подарком. Он словно впервые заметил бег воды по летнему каналу, движенье облаков, хотя немного раздражали люди. Особенно старик с удочкой, с дюралевым бидоном. Знать, что-то их сцепило и уточнило избранный сюжет.
Стремухин ведь не только принял приглашение от якобы знакомых, но еще и точно исполнил чужое предписанье — приготовил мясо “на десять человеческих персон”. В плавное течение сюжета вполз образ “предписаний” из зловещих сталинский времен. Тот старик с “Ракеты”, по имени Храмков, в молодости служил каналармейцем — они “пасли” несчастных заключенных, кончавших жизнь на стройке “Беломорканала”. И как-то, не стерпев сопливость зека, Храмков впал в бешенство, выхватил у бедолаги кирку и узника тупым концом убил. За преступление его не наказали. Храмков усвоил предписанье: “материал” жалеть не надо. Главное, исполнять без ропота “установления” властей.
Для мошенников Стремухин — тоже “материал по теме”. Уверены, что он от них не ускользнет, а потому заранее празднуют победу: владелец “хёндё” намерен был с долгами расплатиться, другой открыть бензоколонку, а третий драпануть в Канаду. Вроде бы и нормальные людишки, а если дело осложнится, пойдут и на убийство.
Не посвященный в жесткий замысел, Стремухин в одиночестве пересматривает свое и материнское прошлое. Она жизнь свою построила по предписаниям тайного друга, любимого женатого мужчины, отца ее единственного сына. Стремухин всегда чувствовал жажду своеволия, но не смел: “душа была тупа и даже алкоголь не принимала”. Тоску по жизни бередили звонки из Осло от женщины, желавшей встречи с ним.
А в бухте Стремухина поразила семья восточного шашлычника Гамлета, его родителей Ишхана и Ливы силой преданной любви. Ах, Гамлет! И на его отца нашелся пьяный психопат-убийца. Дмитриев держит весь каркас романа на упругом стилевом поводке ритмизированной прозы: “ — Что смотришь, уважаемый? Да, я — король мангала. Не веришь — подойди и скушай мой шашлык.” В этой фразе, в ее музыке слышится шекспировская интонация.
Еще недавно, на похоронах матери, Стремухин не плакал: слезы “были высушены тупостью души”. Его внутренняя опустошенность была равна смерти. Бухта лечила его восточным гостеприимством, наивной чистотой влюбленных подростков — рыженькой и рыженького. Он зарядился ветром убежавшей молодости и готов признать спасением даже исцеляющую глупость. Какое счастье возвратиться к самому себе!
В психологическом романе автор не позволит герою встретиться с командой злоумышленников. Лишь женщину, с отчаянья приставшую к “кидалам”, сведет с неузнанным героем. Впотьмах, при комариной звоне он вновь почувствует природный зов. Жизнь возвращается к нему. Дмитриев обрывает роман внутренним монологом рыженькой девчонки, что провела весь день и ночь на пляже без разрешения отца: “…не врать и не выдумывать, все рассказать, как есть”. Новое поколение не откажется от своей любви.
“Человек, который знает все”
Отточивший перо на романе “Счастливцы и безумцы”, удостоенном премии “Русский Декамерон” “за лучшее произведение любовно-эротической тематики”, Игорь Сахновский на этот раз полюбил в своем герое интеллект, полное безразличие к деньгам, когда их стало много, и любовь к жене, хотя она и вовсе не любовь, а какая-то привычка. Теперь жена живет с другим, “одета в порнографическую упряжь”.
Любители изящных детективов нашли в романе несколько напряженных эпизодов, написанных легко, непринужденно, но, к сожалению, как-то без азарта, на одном лишь ожидании: а что он еще может? В изображении Москвы, России тут все как у журналистов: стрельба, преследования, мешки с деньгами — какой не экзотический набор. Правда, в отличие от многих “триллеристов”, Игорь Сахновский довел стилевой строй большого сочинения до лакированного блеска.
В новом романе не очень много эротики, то бишь любви, ну а сексуальное словоизъяснение красавицы Ренаты (в нее влюбился наш герой Безукладников) произойдет под занавес сюжета. Не следует искать в романе следов научной фантастики. Ее там нет, и автор вовсе не к тому стремился. Никто не любопытствует, как герой романа узнает коды заграничных сейфов, всяких тайников, как читает мысли через океан — все равно автор ответить нам не сможет. Просто ему хотелось позамысловатей расшевелить охоту к чудесам…
Автору лично очень приятен этот человек — Александр Петрович Безукладников. Для забугорной женщины Ренаты он просто Алекс. И сам Сахновский с Безукладниковым на дружеской ноге. Ему мила в нем естественность и полная свобода. Известно, автор — творец судьбы всех персонажей. С мастерством Пигмалиона Сахновский выточил фигурки жертв и “ангелов смерти” — расчетливых убийц и властных королей убойного заказа. Так, Виталик Сурин “достиг творческого зенита в рядах уктусской группировки”, давно слывет подручным депутата Шимкевича: “Он убирал чисто и с удовольствием, хоть иногда и шумно, с дурными спецэффектами, зато наверняка. И ни разу не влип”.
Под присмотром таких “артистов” невозможно уцелеть человеку благородному, без денег, к тому же без жены любимой — ее сманил от Безукладникова богатый друг за давние долги. Такие вот чистильщики прижмут к пролету лифта. Безысходность! И схватится герой руками за оголенный провод. И каюк! Но автор не позволил умереть — он возродил Безукладникова и наградил талантом ясновидца.
Вероятно, у героя был достойный прототип. А то вдруг снизойдет на ум догадка: да этот сверхталантливый фантом — не сам ли зашифрованный Сахновский? Заграничные части романа, хотя и выполнены с завидным блеском, но все же в них сквозят неисполнимые желанья — пожить в роскошных дворцово-островных покоях, где все, как в сказке, идеально. Игорь Фэдович Сахновский скрыл, как же ему удалось запросто сходиться с героем, за кем секретные службы разных стран ходили по пятам.
И уж совсем теряешься в догадках, зачем Сахновский забежал в Лондонскую картинную галерею перед встречей с Безукладниковым. Не смущаясь краткостью визита, назвал Рафаэля “сладкой, прилизанной посредственностью”, а в рисунке Леонардо усмотрел лейсбийство: “Крупная, взрослая женщина поразительной красоты сидит на коленях у другой взрослой женщины, и они обе служат как бы живой подставкой для младенца мужского пола, который обращается с недетским предупредительным жестом ко второму мальчику, прильнувшему справа к женскому бедру. Все четверо сопряжены так тесно, что возникает ощущение подглядывания за глубоко интимным ритуалом”. Сей пошлый текст никак не совместим с рисунком Леонардо “Св. Анна и Мария с младенцем Иисусом и Иоаном Крестителем”.
Так раскованы сегодня беллетристы и смелы, хоть каждому давай три миллиона или, как в Букере, зеленых 20.000.
