Недовольство клерикальных функционеров непризнанием православного богословия в качестве полноценного научного направления выглядело бы сегодня нелепостью где угодно. Но в России представители Московской патриархии совершенно серьезно обвиняют государство в «дискриминации» этой религиозной дисциплины, требуя признания ее научной. Им уже недостаточно того, что духовные образовательные учреждения получили с 28 февраля 2008 года право на государственную аккредитацию. По мнению клерикалов, стремящихся контролировать все стороны светской жизни, выпускники церковных учебных заведений должны получать дипломы государственного образца, свидетельствующие о высшем светском образовании.
Абсурд? Несомненно. Тем более, что, требуя включения богословия в перечень научных специальностей ВАК, представители Русской православной церкви ничтоже сумняшеся претендуют на причисление системы религиозных воззрений к научным, не замечая присутствия в этом элемента кощунства по отношению к самим основам своего вероисповедания. Да и совершенно непонятно, на первый взгляд - зачем вообще особо стоящий от науки путь миропознания, опирающийся на Божественное откровение и надмирные категории, кому-то взбрело в голову непременно окрестить научным? Ведь, по сути, это то же самое, что требовать звания доктора физико-математических наук для Ростроповича или выдавать Министерство обороны за основной духовный кладезь в деле возрождения отечественной культуры.
То, что во всем этом много нелепицы, не заметит разве, что полный профан. Например, в процессе обсуждения этой «проблемы» на круглом столе, состоявшемся 17 марта в Общественной палате РФ, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев в очередной раз озвучил один из типичных «аргументов» отечественных клерикалов. Священник формулировал свои претензии, исходя из наличия в стране немалого количества богословских отделений и кафедр в разных ВУЗах и получения государственной аккредитации церковными учебными заведениями, что уже само по себе существует в нарушение конституционного принципа светскости государства. Но руководитель церковного учебного заведения считает такую практику серьезным основанием для признания богословия наукой, ссылаясь при этом на то, что «мы признаем научную степень доктора теологии, защитившего диссертацию в Гарварде или Сорбонне, но отказываем собственным ученым в таком же праве. Это антиправовая и вопиющая ситуация».
Конечно, можно было бы предположить, что тут присутствуют чисто человеческие желания о. Владимира и его руководства придать большую весомость статусу богословия. Но с позиции представителей церкви и людей, как предполагается, религиозных это должно было бы выглядеть, мягко говоря, странновато. Поэтому, с учетом непопулярности в нашем отечестве такого греха, как любознательность, можно допустить, что священник просто не знает о том, что в Сорбонне или Гарварде преподается совсем не то, что в возглавляемом им учебном заведении Московской патриархии.
Теология, изучаемая в университетах Европы, является светской, а не конфессиональной дисциплиной и представляет собой науку, аналогичную той, которая называется в России религиоведением. Конфессиональная теология в цивилизованных странах тоже существует, но преподается, как и богословие в России, исключительно в религиозных учебных учреждениях, которыми располагают разные конфессии. Поэтому западные конфессиональные богословские школы - христианские, мусульманские или иудаистские, не имеют никакого отношения к традиционной науке. Разумеется, что в этих условиях никому из них и в голову не приходит претендовать на что-то подобное, так как значимость религии и степень состоятельности самих теологий в цивилизованном мире достаточно высока. Впрочем, и в самой России недовольные тем, что богословие - не наука, а религиозная дисциплина, находятся, в основном, в пределах юрисдикции Московской патриархии. Институции прочих конфессий удовлетворены уровнем богословской составляющей своих религиозных доктрин в значительно большей степени, и перспектива оказаться в списке паранаук с уфологией, алхимией и доктриной академика Фоменко их совсем не прельщает.
Таким образом, странность в стремлении отдельной религиозной организации непременно придать своей конфессиональной доктрине научный статус, остается объяснять немногими причинами. Одна из них может быть сугубо политической, что подтверждается навязываемой государству и обществу клерикализацией все большего количества светских институтов. Вторая - известным признаком деструктивных организаций религиозного толка, на который указывает в своих исследованиях выдающийся психолог ХХ века Тимоти Лири. «Чтобы увлечь за собой людей в современном мире, любое «духовное» учение должно быть «научно обосновано», - определяет он истоки этого феномена. - Духовная наука кажется спасением для многих людей, так как существенно упрощает мир. Например, секта мунистов уловила эту современную потребность людей в научном обосновании свода догматических духовных принципов и создала подобие науки о человеческом поведении и человеческой психологии. Чтобы доказать справедливость претензии на научность, эта секта проводит крупные симпозиумы, приглашая на них выдающихся ученых (которым платит неслыханно высокие гонорары). Тем самым демонстрируется «единство взглядов» мунистов и ученых, а сама доктрина приобретает интеллектуально-правовой статус» («Деструктивные психотехники. Технология изменения сознания в деструктивных культах», СПб, 2002). Тот же самый феномен, свойственен не только религиозным организациям. Его вполне можно было бы проиллюстрировать и тенденцией придания научного статуса псевдонаучным дисциплинам, и стремлением множества «новых русских» к обзаведению дипломами, а политиков - научными степенями, и неимоверно размножившимися сегодня в России «академиями» и «университетами».
То есть, само по себе, как явление, это не представляет собой ничего принципиально нового, так как продиктовано естественным желанием повышения статуса, исходя из собственных представлений о нем и стереотипов общественного менталитета. Однако использоваться это может, как показывает опыт, по-разному. В том числе, со вполне прагматичной целью формирования влияния крупной религиозной организации на изменение внутриполитических реалий целого государства в соответствии со своими ведомственными интересами. Если не сбрасывать со счетов исторические опыты, проводимые с разного рода «научными» - национальными, расовыми и классовыми обоснованиями, то в данной ситуации время задуматься давно уже наступило.
