Отец-основатель, локомотив, бессменный руководитель — как только не называли за эти годы Сергея Шойгу. И не мудрено: именно он создал эту мощнейшую структуру с нуля и все, чем может гордиться МЧС, бесспорно, по-большей части именно его заслуга.
«Для нашей страны счастливо совпало то, что общество нуждалось в создании профессионального спасательного корпуса и то, что пришел человек, который эту идею воспринял, правильно понял и реализовал», — говорят его подчиненные. И утверждают: пройдя со своим шефом в буквальном смысле и огонь и воду, они и дальше готовы следовать за ним без оглядки.
Но кто же тогда останется присматривать за рожденным им детищем?
О том, каким ведомство спасателей было, каким оно стало и каким будет, а также о роли конкретной личности Шойгу в этой истории, «МК» беседовал с первым заместителем руководителя МЧС Русланом Цаликовым.
— Руслан Хаджисмелович, вы один из старейших сотрудников МЧС, участвовали в его становлении и развитии. Как это было?
— Вообще, необходимость создания таких структур как МЧС, продиктована самой жизнью. Мы живем в определенных условиях конкретных рисков и сообразно им человечество обустраивается. От этого обустройства зависят и безопасность людей и решения как противостоять рискам. Когда-то это были голод и холод и мы научились охотиться, высекать огонь, строить жилища. Потом пришли риски военно-политических конфликтов и у каждой страны появились министерства обороны, чтобы отразить агрессию, службы правопорядка... И вдруг возникли новые риски: оказалось, что технологии, которые человек придумывает, тоже несут в себе опасности. Ведь Кюри со Складовской, расщепляя атом, думали, я уверен, в-основном о том, что это новый, прорывной для человечества источник энергии. И меньше всего о том, какие беды он может нести. Стало понятно, что количество и качество новых технологий, призванных улучшить нашу жизнь, сделать ее более комфортной, несут человечеству и дополнительные риски — риски техногенного характера.
Или возьмем геоклиматические изменения. Можно сколько угодно говорить о цикличности этих изменений, спорить о том, какой же тренд будет преобладать — потепление или похолодание. Но совершенно очевидно, что Земля как живой организм, живет по неким законам, которые мы, к сожалению, не до конца знаем. Стало ясно, что человек не способен эффективно защититься от новых опасностей нашего времени.
Вот, например, затонул «Адмирал Нахимов». Прямо на траверсе, все видели берег, но в результате — огромное количество жертв. Или взять Чернобыльскую трагедию: люди там проявили массовый героизм, но скольких жизней он стоил. А участившиеся землетрясения, пожары... Все это стало повсеместным и, практически, повседневным и оставлять граждан один на один с бедой стало уже невозможно. Появилась необходимость и общественная востребованность создания новой структуры.
Еще в Советстком Союзе были предприняты определенные шаги по ее созданию: организована комиссия по чрезвычайным ситуациям при Совете Министров СССР. И готовилось решение о придании этой комиссии сил пожарно-спасательных подразделений. Но все, что произошло с СССР, стало этому помехой. А в России уже был создан корпус спасателей, который как раз и возглавил Сергей Кужугетович с самого начала.
— Когда вы с ним столкнулись впервые?
— Первый раз я с ним встретился в 91 году, в Северной Осетии, где я в то время работал министром финансов и где произошла чрезвычайная ситуация, а именно сход лавины на военно-грузинской дороге. Сергей Кужугетович тогда привез группу спасателей и они, под его непосредственным руководством, можно сказать, героически спасли людям жизни, рискуя сами попасть под лавину, и эвакуировали несколько десятков человек из опасной зоны. А как только людей вывели, сошла вторая лавина, которая разбила в пух и прах все автомобили, но при этом, уже никто не пострадал. Вот тогда я с ним и познакомился. Позже он меня привлек к совместной работе в рамках смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов. Было осуществлено много дел и задумок, в том числе, мы придумали и предложили тогда схемы финансового обеспечения жителей Южной Осетии и Абхазии, которые почти в неизменном виде просуществовали до самой войны в 2008 году. А в 1994 году наступил момент, когда он предложил мне перейти в МЧС России. Я сразу же сказал, что пойду и, кстати, не спросил на каких условиях, перспективах и т.д.
— Почему?
— Такая высокая степень доверия к нему у меня уже к тому времени сложилась. Он вокруг себя создавал такую ауру, что было ясно: если пойдешь с ним вместе — не пожалеешь. Так и случилось: я никогда за эти 18 лет работы в МЧС России не пожалел о принятом тогда решении. С начала я руководил финансово-экономическим блоком, потом стал заместителем министра, потом статс-секретарем. А 5 лет назад — первым заместителем.
— Отличная карьера. Легко было подниматься по этой лестнице?
— Это была большая работа и множество бессонных ночей. Мы все всегда работали как в последний раз, Сергей Кужугетович сам задавал такой темп работы. Но несмотря на то, что физически это было всегда непросто, чисто морально и в духовном плане я никогда не пожалел о своем выборе. Экономист по образованию, привыкший все считать, я за годы работы в МЧС очень серьезно пересмотрел свои взгляды на жизнь. Сегодня я глубоко убежден, что главное в ней — это безопасность и благополучие людей. Все остальное — вторично. В том, что я лично прошел такой «эволюционный путь», считаю, заслуга именно, Кужугетовича.
— Получается, что вы в общей сложности с МЧС России уже более 20 лет. Насколько отличается то, с чем вы столкнулись впервые с тем, что есть сейчас?
— Можно сказать, что это огромная пропасть. Начиналось-то все, откровенно говоря, на энтузиазме, желании помочь людям.
— А давайте попробуем проиллюстрировать этот разрыв на примере той чрезвычайной ситуации, когда вы впервые столкнулись с Шойгу. Как это происходило тогда и как бы это было сегодня?
— В части самоотдачи, не побоюсь высоких слов, героизма, это одинаково и сейчас и тогда. А вот в части технической оснащенности, технологии... Судите сами: тогда это была группа энтузиастов-спасателей, имеющих навыки и желание помогать людям — спасательный корпус, состоящий из 26 человек. Выезжали к месту ЧС из Москвы, общественным транспортом, за свой счет. С собой был минимальный набор оборудования, аптечки первой помощи.
Машин не было — такую помощь им оказывали местные власти. К операции привлекали местные спасательные группы, которые имели какие-то приспособления... В-общем, все на полном энтузиазме. Кстати, это подтверждает первая зарплатная ведомость спасательного корпуса. Она датирована сентябрем. А работать начали в апреле.
— А сегодня?
— Во-первых, сегодня мы территориально распределены по всей стране и из Москвы вылетаем только в случае крупных ЧС, когда необходимо подключить второй и третий уровень реагирования. Во-вторых, оснащенность этих отрядов на самом высоком уровне. МЧС тех лет и МЧС сегодня — это разные величины. Начинали с кирки, мотыги и лопаты как часто шутит Шойгу, а сегодня имеем самое современное спасательное оборудование в мире. Если брать по совокупности и посмотреть и авиационную составляющую и робототехнику и IT-технологии, которые мы применяем в антикризисном управлении, конечно сегодня министерство является флагманом в мире. Это не наше заключение, это отзывы наших коллег, общемировое признание. Есть такая международная аттестационная система спасательных отрядов ИНСАРАГ. Там есть две категории: легкие и тяжелые отряды. Тяжелые — это хорошо оснащенные, многофункциональные. Так вот, наши коллеги нам сказали, что не могут аттестовать наш отряд «Центроспас» как тяжелый. Потому, что он больше, чем тяжелый. И мы тогда совместно придумали для этого новую классификацию: супертяжелый. То есть, практически нет такой возможной беды, в ликвидации которой отряд «Центроспас» по тем или иным причинам не смог бы принять участия.
— Но вы говорили, что и в условиях
В нем с самого начала была создана особая атмосфера, в которой люди работали со всей самоотдачей. И я в 94 году влился в этот же особый микроклимат, почувствовал его. И по сей день в МЧС России можно существовать только принимая этот внутренний мир и отдаваясь этой работе также, как и все, кто тебя окружает.
— Можно подробнее его охарактеризовать, чтобы было понятно, что это за климат такой?
— Если говорить определенными формулировками, то в каждом человеке заложено и хорошее и плохое и в зависимости от той среды, куда он попадает, человек становится или еще лучше или хуже. Так вот, тот корпоративный дух, который мы здесь и стараемся поддерживать, заключается в том, что у нас создана такая среда, когда легче проявить свои хорошие качества, чем нехорошие. И люди, которые не смогли приспособиться к этому климату, по различным причинам, без всякого давления, отсеивались и уходили. А оставались в МЧС только те, кто готов был выполнять поставленные задачи, внимательно и ответственно относясь к своему делу, людям и товарищам по работе.
Причем, такую адаптацию проходили все, независимо от того, были это отдельные люди или целые большие структуры, порой и заслуженные.
— Есть какие-то определенные требования, предъявляемые к сотрудникам изначально или атмосфера сама их меняет?
— Требования, конечно, предъявляются. Но они не такие уж жесткие для нормального человека. Прежде всего, ты должен быть порядочным. Во-вторых, желающим помочь человеку, иначе тебе нечего делать в МЧС. Ну и, в третьих, надо самому со временем становиться носителем этого духа.
— А как же профессионализм?
— Профессиональное мастерство крайне важно, ему, безусловно, уделяется огромное внимание. Но без этих трех качеств, все остальное может оказаться невостребованным.
— И все же, начиналось-то все с полного нуля. Приходилось, что называется, учиться на ходу. Были ситуации, которые задали определенный вектор развития структуры?
— Организационному и структурному построению мы учились у тех служб, которые уже существовали в мире, например, у американской ФЕМА. Но привносили в этот образ что-то свое. Что касается чрезвычайных ситуаций... Как например, был создан Национальный центр управления в кризисных ситуациях (НЦУКС) — суперсовременное здание, в котором мы сейчас находимся. Он же не просто так возник. Мы ясно ощущали недостаток информации при реагировании на те или иные ЧС. Привожу пример: зимой
Мы понимали всегда, что для того, чтобы эффективно реагировать на ЧС и избежать потерь и наших бойцов, и населения, и сотрудников объекта — нужно знать об этом объекте все досконально. Так и родилась идея НЦУКС, который сегодня, конечно, на совершенно другом уровне владеет и управляет ситуацией. В нем сосредоточены все точки возможного возникновения опасности и постоянно прогнозируется развитие ситуации по каждой из них. Эта информация обрабатывается, анализируется, выдается заранее, по ней проводятся определенные мероприятия, оповещение.
— Вы сейчас, видимо, говорите о службе прогнозирования — относительно новом направлении в нашей стране, которое появилось и развивалось в недрах МЧС?
— Это одна из самых первых наших служб. Еще в начале
Можно привести пример землетрясения в Фукусиме. Когда все только произошло и все новостные ленты пестрили молниями о происшествии, никто не понимал, чего ожидать. Но у нас здесь уже был точный прогноз, когда волна дойдет до наших берегов, какой высоты она будет и сколько у нас есть времени, чтобы вывести население. В считанные минуты было все просчитано, информация о возможном развитии события доведена до региона, жители были оповещены об опасности и о том, что необходимо предпринять. И, хотя волна все-таки дошла до наших берегов, все уже находились на безопасном расстоянии ни один гражданин России не пострадал.
— Есть что-то из сделанного МЧС, что за эти годы вас удивляло или чем бы вы особенно гордились?
— Мы гордимся всем, что когда то создавали и делали. А удивление? Пока делаем что-то, мы ничему не удивляемся. Только когда уже все завершится, бывает, оглянешься назад и подумаешь: неужели все это мы? Вот, например, Ленское наводнение в 2001 году. Северный город полностью сметенный стихией с лица земли. И 40 тысяч человек, оставшихся без крова. И короткое северное лето, за которое нужно было все восстановить. Представляете? Было поручение Президента. И наш министр — строитель по профессии,но все остальные — не строители, а спасатели, как все это сделать? Это ведь значит, что надо доставить туда со всей нашей огромной страны материалы. А они должны быть где-то произведены, где-то упакованы, погружены на железную дорогу. Нужно было определить графики прохождения составов, потом доставлять все это речными судами, организовать разгрузку в порту на реке Лена. Нужно было собрать туда рабочую силу привлечь строителей, организовать работы на месте и фактически возродить весь город заново... МЧС все это выполнило, и руководил этой операцией на месте, собственно как это и бывало Шойгу.
И вот когда все это завершилось, и от людей была огромная благодарность, и правительство благодарило... Мы же тогда не просто выполнили поручение, мы показали гражданам нашей страны, что у них есть власть, которая о них заботится.
Или, опять же, это здание НЦУКС, где мы сейчас находимся. Здесь бывает очень много зарубежных гостей гостей и все в один голос говорят: у нас центра с таким уровнем технологий пока нет. А он был построен тоже в рекордные сроки: за 12 месяцев.
Или взять технологии воздушной атаки на плащадные пожары. Несколько лет назад еще все в голос смеялись над предложением тушить верховые пожары с воздуха. Говорили: наоборот, это создаст дополнительный приток кислорода. Результат: сегодня наша пожарная авиация востребована во всем мире.
Уникальный вертолёт Ка-32 с выдвижными стволами. Ствол выдвигается и горизонтально и вертикально, и делает тушение огня гораздо эффективнее. Недавний был пожар в башне «Восток» на территории Московского Международного центра «Москва Сити», нам звонили со всего мира и удивлялись, как удалось так быстро потушить пламя в таких условиях: высота, ветер, ночь... А все благодаря этой технологии: мы добились практически точечного тушения. Плюс неоднократно сброшенные с вертолета Ми −26 тонны воды, которую тут же, из Москвы-реки брали...
А развертывание мобильного госпиталя — когда его отдельные модули спускают в любом месте при помощи парашютов и уже через 45 минут полностью собранный госпиталь стоит готовый принимать пострадавших! И там можно проводить уникальные операции. Это и летающие реанимации, мы можем любого тяжелобольного человека потом переместить в любую точку страны, одновременно 40 человек. 40 жизней, которые, не будь у нас таких технологий, вряд ли удалось бы спасти.
Нам, безусловно, есть чем гордиться. Но если мы в своем развитии остановимся хоть на минуту, нас очень быстро обгонят. Но все дело в том, что в России создана саморазвивающаяся, самообучаемая система, когда каждая ситуация и то, что по ней делается, заносится в память и в дальнейшем она становится основой для будущих подобных ситуаций. Когда сразу же идет запрос на создание новых, опережающих технологий и их немедленное воплощение...
— И конечно же, за всем этим стоит ваш нынешний руководитель? Ведь еще ни одной структуре за столь короткий срок не удалось достигнуть таких результатов, буквально с пустого места...
Это, безусловно, так и здесь надо говорить о совпадении по времени объективного и субъективного. Объективное — это то, что общество нуждалось в такой структуре, а субъективное — то, что пришел человек, который эту идею воспринял, правильно понял, собрал единомышленников и реализовал. И никогда нельзя говорить, что все это делалось вопреки обществу. Нет, все это поддерживалось государством, на это выделялись средства, приходило осознание того, что это надо развивать. Но все же, мы знаем, что все решают конкретные люди. Просто для нашей страны все это счастливо совпало. Плохо, что происходят такие ситуации, но хорошо, что есть структура, которая умеет и знает как с ними бороться.
Понятно, что информационно и технологически у министерства заложен некий ресурс, который будет сам по себе дальше работать и развивать МЧС. Но вернемся все-же к «роли личности в истории». Вот сейчас уйдет Шойгу, поменяются руководители. Заложен ли в МЧС такой же двигатель, только структурно-организационный, способный поддерживать взятый им курс?
Прогнозов на какую-то долгую, историческую перспективу, конечно, сейчас никто не даст, но мы очень надеемся, что система имея свойство самонастраиваться, конечно же, опять таки при поддержке всего общества и государства, будет оставаться эффективной. Почему я не говорю о каких-то отдаленных перспективах? Я же говорю: человеческое общество обустраивается сообразно тех рисков, которые происходят. Ну, давайте на минутку представим, что завтра резко сократится количество катастроф, на всей Земле установится мягкий, ровный климат, снизится риск тайфунов... Понятно, что такая служба, как она сейчас есть, может и не будет нужна. Но в обозримом будущем человечество скорее всего будет жить с этими рисками.
— Кстати, можете рассказать о каких-то новых рисках, которые в России наверняка скоро появятся?
— Новые риски связаны с деятельностью человека. Например, я вам назову такой странный на первый взгляд риск, связанный с загрязнением планеты различным мусором. Можно, конечно, на этом месте улыбаться, но на самом деле это колоссальная проблема. Даже на бытовом уровне. Мы раньше ходили в магазин, покупали сахар, колбасу и нам заворачивали все продукты в такую плотную коричневую бумагу. Мы приходили, перекладывали все это в домашнюю утварь, а бумагу выбрасывали. И эта бумага разлагалась. Сегодня все упаковано в пластик, а он не разлагается. И количество мусора постоянно возрастает, его нужно куда-то девать. Это колоссальная проблема.
Еще один нарастающий риск — это нехватка питьевой воды. Разве еще лет 30 назад мы могли себе представить то, что вода будет продаваться в магазинах? Сегодня чистой воды становится все меньше и меньше и это тоже колоссальный риск, который может разрастись до уровня чрезвычайной ситуации. Чем дальше развивается человечество, делая свою жизнь более комфортной, тем больше оно же само порождает опасностей, которые надо заблаговременно предвидеть и ими заниматься, иначе они перерастают в чрезвычайную ситуацию.
— Московскую область, куда сейчас уходит ваш министр, с точки зрения безопасности как вы можете охарактеризовать?
— Наверное, мне это делать сейчас не совсем правильно. Я могу только привести слова самого Сергея Кужугетовича, который сказал, что он пришел не в пустыню, а в субъект федерации, где трудились и трудятся люди и где очень много сделано. И по оценке руководства страны, в области произошли очень серьезные изменения к лучшему. Единственное, что я хочу сказать, и в чем я абсолютно уверен, что с приходом Сергея Кужугетовича вопросы безопасности и благополучия людей в Московской области будут решаться еще на более высоком уровне, это однозначно. И не только эти вопросы!
— Вы с таким уважением всегда говорите о своем шефе. Какой он как человек? Ведь 20 лет вашего знакомства с ним — это не только общение по службе.
Я думаю, что так могут сказать многие люди, которые с ним работают: его профессиональные достоинства — суть продолжение человеческих качеств. На мой взгляд, очень ярко его в этом смысле характеризует такой случай. Это был 2002 год, когда при наводнении «утонули» сразу 9 субъектов. Разрушения были очень масштабные и Сергей Кужугетович объезжал побережье Черного моря, чтобы лично посмотреть как происходит ликвидация последствий. Проехал за 5 дней 2000 километров. И вот, в одном месте его машина, которая шла впереди других, останавливается. Он выходит из нее и приказывает всем оставаться на месте, потому, что дальше ехать очень опасно. После этого сам садится за руль и один — без водителя и сопровождения — едет «на разведку». Когда остальные, все-таки не выдержав, поехали следом, он очень ругался и говорил: я же сказал: оставаться на месте! Зачем вы рисковали?
В жизни он совершенно нормальный, обычный человек, никакой не небожитель. Любит хорошо поработать, отдохнуть с друзьями, погонять мяч на поле, шайбу на льду, а вообще он добрый и отзывчивый человек, внимательный к людям друзьям, коллегам, но руководитель требовательный.
И в то же время, многие знают, что у него прямо какое-то сверхъестественное чутье на ситуации. Он как будто бы знает заранее, что нужно делать. Вот происходит какая-то «чеэска» и, вроде бы, ничего не предвещает серьезных последствий. Но он вдруг говорит: готовьте самолеты. И, действительно, вскоре выясняется, что дело серьезное... Я не знаю что это, но нам всем всегда спокойнее, если он сам лично руководит операцией. Я могу множество привести примеров, когда заместители вылетали и руководили, и все было сделано блестяще, и мы получали благодарности от спасенных людей и их правительств. Но, то ли вера у нас уже такая? Мы все знаем, что если он сам присутствует на месте, то все будет хорошо, нам всем спокойнее.
Я уверен, что в Московской области есть много достойных людей, но ей, я считаю, очень повезло, что туда приходит работать именно Сергей Кужугетович.
Может, не повезло в этой ситуации только МЧС...
— Почему? Вы же сами говорили, что в МЧС России остаются только «носители духа». Значит, все должно быть нормально. Кстати, кто теперь возглавит ведомство? Уже можно об этом сказать?
— Что дальше будет с МЧС в целом? Мы надеемся, что с МЧС все будет нормально. Думаю, руководство страны примет соответствующее решение. Но говорить об этом заранее, наверное, будет неправильно. А что дальше будет с каждым из нас? Каждый из нас, говорю и о себе лично, хочет и готов пойти за ним. Да он и сам говорит: я готов забрать каждого, но этого нельзя делать — система должна продолжать работать.
