Война в Сирии идет уже четыре с лишним года. Если вдуматься, то это дольше, чем длилась наша Великая Отечественная.
И чуть меньше, чем Вторая мировая.
Но об этой последней войне на Ближнем Востоке, на далеком-далеком краю света, благополучные обыватели вспомнили лишь тогда, когда отголоски ее рикошетом задели их самих.
Тысячи сирийских беженцев как саранча расползлись в разные стороны, оставляя после себя тонны мусора, дурной запах плохо вымытых тел — но, наверное, только так и можно было заставить Европу очухаться от своего комфортного сна...
И увидеть, что она натворила.
Начавшийся в феврале 2011-го якобы гражданский протест против режима Башара Асада превратился сегодня в войну фактически за выживание человечества.
За тот привычный мир, который мы с вами знаем.
Где ты волен надевать джинсы или покрывать голову хиджабом, читать светские книги, изучать Коран или как взрослый человек смотреть на планшете фильм +18.
Мир, где не режут головы специально затупленными ножами, не сжигают, не насилуют, не пытают, не заставляют разделывать, а затем есть мясо собственных детей. Как это было в захваченном террористами Хомсе. Об этом мне рассказала красивая сирийская девушка Эвлин, телеведущая и депутат, с роскошными светлыми волосами и в мини-юбке. Она надевает ее, потому что ей так нравится. Это ее свобода выбора.
Собственно говоря, за тысячелетия человеческой истории ничего лучше, чем эта иллюзорная, казалось бы, свобода, равняющая властелинов и смердов, придумано не было.
Четыре года назад, когда война в Сирии только разгоралась, террористы представлялись обезумевшими самоубийцами, цель которых была одна — взорвать себя и окружающих, войти в рай с шахидским поясом на талии.
Все изменилось.
«Исламское государство», ИГ, строит свой адский рай на земле.
Так уж вышло, и это не специально, каждый раз я, спецкор «МК», оказывалась в Сирии в переломные моменты ее истории. За два месяца до начала войны — в еще цветущем Дамаске.
В самом эпицентре — зимой 2013-го, когда, казалось, режим Асада скоро падет.
Европа и Америка тогда считали, что еще чуть-чуть поднажать — и последний «диктатор» Ближнего Востока попросит пощады. Его можно будет спокойно приплюсовать к уже повешенному Хусейну, разбитому параличом Мубараку, закончившему свою жизнь в промышленном овощехранилище полковнику Каддафи...
Асад устоял. Худощавый врач-офтальмолог, ставший президентом почти случайно.
Он не стал разменной пешкой в отношениях США и взращенных ими себе на беду исламских радикалистов. Учитывая печальный опыт Милошевича и Каддафи, не сыграл в поддавки и не сдал по шажку страну, чтобы самому в итоге оказаться на виселице.
Башар не просто сумел переломить ход истории, но и заставить Запад считаться с собой.
При всем богатстве выбора другой вменяемой альтернативы, кроме Асада, сегодня нет.
Перед напором толп беженцев, перед мрачной перспективой господства «людей в черном».
Пункт назначения
Между территориями, захваченными ИГИЛом, и теми, где стоят правительственные войска, до сих пор курсируют маршрутки. В Дамаске можно сесть на рейсовый автобус и доехать в Алеппо, минуя блокпосты. Если, конечно, ваш автобус по дороге не расстреляют.
На оккупированных террористическим «Исламским государством» землях по-прежнему платят федеральные пенсии и зарплаты государственным служащим. Здесь все так же в ходу сирийские лиры.
Хотя, как провозглашают террористы ИГ, первое, что они сделают, окончательно присоединив к себе Сирию и создав здесь свое государство, — это придумают новую валюту, она побьет все прежние устойчивые дензнаки, и доллар, и фунт, не говоря уже про рубли, так как не будет принимать участие в мировых финансовых банковских спекуляциях и, как говорят исламские теоретики, зависеть от них.
Игиловцы создадут свой раритетный золотой динар, который станет цениться выше всех остальных национальных денег, откопают и продадут антикварные ценности, найденные в том числе и в древней Сирии, украденные из ее древних музеев.
Новый «счастливый мир» — без угнетения, неравенства, власти денег — будет опять построен на человеческих костях.
Кажется, мы все это уже проходили — в России в 17-м, семьдесят лет назад, в Бухенвальде и Освенциме.
Мы встретились в Дамаске с Марьям. Она и ее семья живут под властью ИГИЛ два года. Женщину отпустили только потому, что она умолила: ребенку нужно в больницу. Родных оставили в заложниках — их убьют, если она не вернется.
Ее рассказ — в материале «Откровения заложницы ИГИЛ: «Людей сжигали в клетках, на казни сгоняли народ»
Ветер войны
Билетов в сирийскую Латакию в свободном доступе нет вообще. Самолет из Москвы летает туда раз в неделю. И обратно — тоже через семь дней. С пересадкой в Дамаске.
Соседи — плечистые и крепкие ребята, представляющиеся «айтишниками», отправляются именно в Латакию, что неподалеку от Тартуса, где стоит 720-й пункт материально-технического обеспечения ВМФ РФ. В мировых СМИ его еще громко величают военно-морской базой России в Сирии — хотя до недавнего времени здесь трудились всего четыре человека, поддерживали в рабочем состоянии оборудование, оставшееся после развала СССР.
Новость о возможном присутствии наших военных на этой земле мгновенно обернулась очередным мировым скандалом — русские хотят вернуться в Сирию! «Интересно, почему другим можно, а нам нельзя?» — наивно интересуется один из пассажиров в самолете. Кажется, это была я.
Когда через пять часов мы приземляемся в Дамаске, солнца не видно.
Небо закрыл хамсин — сухой, изнуряющий, пустынный ветер, которого не было здесь в это время года 75 лет. Розовый песок на зубах, в волосах, машины на улицах засыпаны им как во время московского снегопада. Оставляя на полу подзарядиться ноутбук, утром при закрытой балконной двери я также нахожу его покрытым аккуратным слоем безвкусной пыли.
Вечером ни зги, ни одного огня — везде только ветер и песок, песок и ветер.
Лишь одиноко поет в мечети муэдзин.
Хамсин ненадолго прекратил войну. Чего воевать, когда не видишь, куда стреляешь? В город пришла тишина. Люди надели марлевые повязки. Но не потому, что опасаются химической атаки, которую, кстати, обещала тусовавшаяся здесь миссия ООН еще в августе 2013-го, объявив, что Асад хочет отравить собственный народ.
Два года назад, когда мы были здесь последний раз, ситуация казалась гораздо более напряженной, — рассказывает Милла Жуковская, вице-президент российско-сирийского Общественного фонда Святого апостола Павла, постоянно работающего в воюющей стране. — Запад действительно попытался «найти» в Сирии запрещенное оружие. По всем средствам массовой информации вещали только об этом.
А мы в это время спокойно обедали в той части города, о которой говорили, что там началась химическая атака, и с нами все было отлично — нам звонили близкие, иностранные журналисты, спрашивали, как мы там, на передовой? И мы передавали в прямой эфир, объясняя, что все в полном порядке.
Валентина Ланцева, глава Фонда Святого апостола Павла, в Сирии 19-й раз. Сейчас она привезла с собой рис, сахар и, самое главное, лекарства. Медикаментов не хватает — даже самых необходимых. Нашему рублю есть к чему стремиться, за последние годы доллар в Сирии вырос аж вшестеро. Средняя зарплата для специалистов с высшим образованием составляет 100 у.е. в месяц.
Отсутствуют банкоматы. Расплачиваться можно только наличкой. Российские бизнесмены, когда-то мечтавшие войти в Сирию со своими проектами, интерес к ней потеряли — ситуация неясна, а чистая благотворительность прибыли не приносит. Да и дорого это...
...Я вспоминаю, как перед самой войной наши обещали подарить христианскому монастырю в городке Сайдная изготовленные в России литые колокола. Чтобы звенели они на всю Сирию. Все это в прошлом...
Умерла от разрыва сердца, услышав о теракте в местной школе, настоятельница сайднайского монастыря матушка Кристина. Матушка Пелагея, руководившая монастырем в деревне Маалюля - самым древним женским монастырем в мире, где мы сами жили уже во время войны, оказалась в плену.
Через несколько дней после нашего отъезда ее обитель захватили террористы. Шесть месяцев пробыли пожилые монахини в лапах бандитов, теперь Маалюля опустела — и проехать туда невозможно. Впервые за две тысячи лет...
Первая леди
Мы — единственные русские, кроме местных и дипломатов, которые оказались в этот час в Дамаске. Русских в Сирии по-прежнему любят. Сурья! Русья! Как похожи эти слова!
На нашу делегацию из шести слабых женщин возлагали какие-то неимоверные надежды. Будто, приехав сюда, мы случайно в своих чемоданах «захватили» и Путина, Абу-Али, как его здесь называют. И мы — то есть он — сделает все, чтобы остановить войну.
Три-четыре репортажа в день по всем сирийским каналам. Мы — в Комитете сирийских женщин, дарим тульский самовар с русскими баранками его главе госпоже Мажде Кутейт. Мы — в Олимпийском комитете Сирии, чтим минутой молчания 283 погибших в боях спортсменов.
Мы — на приеме у министра информации, который рассказывает нам, что у него недавно родилась внучка, и он — мусульманин и шейх — ради мира на этой земле окрестил ее в купели и назвал двойным именем Сирия-Мария. Верховный Муфтий Сирии Ахмад Хассун, с которым я познакомилась несколько лет назад и встречалась уже в Москве, узнает меня и радостно восклицает: «Катья!» И на мой вопрос: суннит он, шиит или алавит? — отвечает: «Я — просто мусульманин, просто человек...» Так и записываю.
Но была и еще одна встреча, на которой не было журналистов...
Нам сообщили о ней рано утром, в субботу, конспиративно, чтобы никто ничего не заподозрил заранее. Автобус долго плутал по вдруг опустевшему городу. Присмотревшись к мелькавшему за окнами пейзажу — дома, деревья и люди в черных костюмах через каждые пятьдесят метров, стало понятно, куда мы едем. И зачем.
Больше всех волновалась 16-летняя школьница и спортсменка Марьяна Наумова. Собственно говоря, это была ее первая поездка одной за границу. Десятиклассница из Химок побывала во многих странах на соревнованиях — Марьяна жмет штангу лежа, поднимая при этом 150 килограммов, на ее счету пара десятков мировых рекордов, она носит неофициальный титул «самой сильной девочки мира», но в Сирию попала впервые. До этого два года писала Башар Асад. Такое вот увлечение. Кто-то играет на компьютере, кто-то пишет чужому президенту.
«Марьяна! Марьяна!» — за несколько дней в Дамаске ее имя и биографию выучили наизусть. Сюжет о самой сильной девочке планеты, мечтающей посвятить свою следующую победу — в Америке, кстати! — страдающему сирийскому народу, увидела семья сирийского президента. И пригласила русских женщин в гости. Был повод — 11 сентября Башару Асаду исполнилось 50 лет.
Жена президента Асма Асад встретила нас в своей городской резиденции. Обычный дом из белого кирпича. Минимум охраны. По крайней мере той, которая на виду.
Асма в скромной кофточке цвета фуксии и шелковой юбке с цветами встретила нас у дверей.
Нам подали фрукты, свежий инжир, гуаву, ломтики сыра, кофе или чай на выбор. Марьяна сразу же выложила свой подарок президенту — командирские часы, которые передал Асаду ее дедушка Валентин, участвовавший в 73-м году в сирийско-израильской войне. На плечи первой леди мы сообща накинули павловопосадский платок. И замерли.
Это сложно объяснить. Но Асму почему-то захотелось сравнить с сирийской розой. Она — необыкновенная. Очень красивая. Но даже это не главное.
Такт. Умение держать себя. Умение искренне и к месту улыбаться. Благородство, которому, наверное, и можно научиться, но правильнее всего родиться с ним. Именно за это ее, выпускницу частной лондонской школы для девочек, и выбрал 15 лет назад Башар Асад. Он был коллегой ее отца-врача.
У Асмы и Башара родились трое детей. Сын Хафес учит русский язык. Дочка Зейн иногда задирает мальчишек. А недавно младший сын Карим отправился выступать на соревнования, Асма хотела пойти с ним, поболеть — но он наотрез отказался взять с собой маму. «Говорит, что я ему буду там мешать, все начнут со мной сразу здороваться», — разводит руками Асма.
Когда кругом стреляют, так не хочется говорить о войне. Лучше о своем, о девичьем.
— Ты можешь поднимать штангу в 150 килограммов. А я всего в 25, но тоже отжимаясь лежа, — хвалится первая леди Сирии перед «силачкой» Марьяной.
Асма рассказывает, что ей постоянно приходится рано вставать, потому что ее день расписан по минутам, но она старается всегда начинать его со спорта. Дети помогают дома, и она выделяет специально время, чтобы откровенно поговорить с ними о том, что сейчас происходит на родине, что их волнует и тревожит, и ей нравится, что они в ответ пытаются задавать вопросы — и ей, и отцу — и что им не все равно.
«Я всю жизнь работала, да и сегодня вижу себя скорее обычной женщиной, женой, матерью. Да, сейчас у нас сложное время, это так. И именно поэтому я стараюсь быть душой со своим народом», — в общем-то протокольные слова, но Асма произносит их так искренне, что ей веришь.
В обязанности первой леди также входят встречи с матерями и отцами погибших солдат. Это нелегкие минуты. Но именно она, женщина, находит слова утешения для этих опустошенных людей.
Когда старшему сынишке Асадов было три месяца, в начале нулевых, Асма вместе с мужем побывала в России. С собой пришлось взять маму, куда же с малышом и без маминой помощи — даже если ты жена президента. Я смотрю на Асму и понимаю, сколько же пережила эта хрупкая молодая женщина за последние годы, как должна была бояться она, когда боевики рвались к Дамаску: за себя, за мужа, за детей, ведь в отличие от тех же беженцев ей никто не предоставил бы убежище просто так. Все бы искали свою выгоду в ее спасении.
Или она, тонкая, как тростиночка, разделила бы судьбу своего супруга и своей страны...
— А можно сделать с вами селфи? — сбивая пафос этой встречи, просит 16-летняя Марьяна. Конечно, селфи, куда ж без него...
В лагере для беженцев
И был еще один день рождения Башара Асада. На сей раз в лагере беженцев — сирийском лагере, где живут те, кто не хочет или не может покинуть родину и отправиться искать счастье в Европу. «Это ведь очень дорого — стать беженцем. От 3–4 тысяч евро на человека. Бедные люди просто не могут себе этого позволить», — объясняли нам местные жители.
Раньше в этом здании, окруженном небольшим садом и хозяйственными пристройками, находился детский сад. Сейчас ютятся беженцы, больше всего из окрестностей Дамаска. Эти земли освобождены, но возвращаться людям попросту некуда — от домов ничего не осталось, руины. Как от древней Пальмиры.
Постоянно в лагере живут 30 семей. В каждой из которых, как я уже написала, как минимум 10–12 человек. Помещения достаточно просторны. Но старенькие вентиляторы едва гоняют душный воздух. Толку от них нет. На улице +34.
Два года назад наши женщины были в еще одном детском приюте. В спальных комнатах на первых и вторых ярусах трехъярусных кроватей безмятежно спали дети. Третий ярус был пока свободен. «Это для тех, чьи родители еще живы, но когда они погибнут, осиротевших малышей привезут к нам», — объясняли воспитатели.
И очень хочется верить, что те кровати все еще пусты...
Дети в лагере начинают концерт, посвященный рождению Башара Асада. Нарядные, в ярких платьицах, самые крошечные одеты в костюмы ангелочков.
Нам показывают театральную постановку о беженцах, которые не хотят покидать родной дом. Все происходит на таком надрыве, что невольно вздрагиваешь. Уже после его окончания, разговаривая с настрадавшимися людьми, все еще думаешь, что это — слова из спектакля.
«Меня забрали в плен, убивали, насиловали так, что невозможно было терпеть, — после представления делится с нами молодой сириец в национальной рубашке. — Около 40 террористов участвовали в этой операции захвата. Похитили не только меня, но и моих друзей, которых заставили дать показания против меня: что я поддерживаю президента. Я пытался убежать по крыше пятиэтажного дома, но они догнали, спустили вниз и затолкнули в машину. А там издевались как хотели...»
Сейчас молодой человек полностью оправился, он служит в Армия, а в лагерь беженцев заглянул, чтобы познакомиться с русскими, этими сумасшедшими, которые решились приехать в Сирию. Он тоже видел нас по новостям.
И еще у этого парня появилась семья. Жена и полугодовалый сын, этакий бутуз. Пока папа в военном строю — они живут здесь.
Вообще в лагере очень много маленьких детей. Такое впечатление, что когда у людей не остается ничего, и даже надежды, они перестают бояться и живут так, словно смерти и вовсе нет... И новые дети приходят в мир взамен убитых детей.
В этой чисто прибранной комнате поселилась семья Халида, шофера. В лагере он уже второй год.
Обычная история — от их дома тоже ничего не осталось.
«Сирийцы не нахлебники. Мы умеем и хотим работать здесь, на родине, — судя по всему, Халид верит в лучшее будущее — год назад у него родился еще один сын Руайт. Восьмой по счету!
Рядом с лагерем разбит небольшой рыночек, где женщины продают самодельные украшения, вязаные платья, посуду, чтобы как-то прожить. Хотя продукты им дает и государство. Я покупаю целую коробку оливкового мыла и самодельный стеклянный поднос, украшенный арабской вязью. Неловко сую в руки жены Халида какую-то мелочь.
Беженцы приглашают нас за стол.
На поляну мечут все, что возможно, фрукты, овощи, рис. «Вкусно, что пальцы обожжешь» — оказывается, так называется одно из здешних блюд. Его делают только в Дамаске. И до войны люди специально приезжали из провинции, чтобы попробовать чечевицу в соусе с орешками и сладкими сухариками поверху... «Вкусно так, что пальчики оближешь!» — переиначиваю я по-русски.
Под аплодисменты в зал вносят огромный шоколадный торт с цветным портретом Башара Асада — портрет, разумеется, съесть нельзя, это специальная пленка на бисквите.
Маленькие артисты на сцене дружно горланят речовки, три слова в которых снова слышится постоянно: Сурья, Русья и Асад.
Вскоре дети и взрослые затягивают новую песню. Протяжную и грустную. «О чем они поют?» — спрашиваю я нашего переводчика, степенного доктора Дауда.
«О родине!» — утирает слезы он. «А эта о чем?» — одна мелодия сменяет другую. «И это о родине», — повторяет доктор. Наконец музыка повеселела — и все, взрослые, малышня, наша делегация, еще недавно рыдавшая в полный голос, бросаются под нее танцевать.
«Ну а эта песня хоть о чем?» — опять тревожу я своего переводчика. Доктор Дауд смотрит совсем уже удивленно: вот ведь глупая! О родине же!!!
… Накануне правительственные войска освободили сирийский город Забадани. ИГИЛ удерживал его за собой с 2012-го. Именно об этом приятном «сюрпризе» меня предупреждал во время интервью глава правящей партии БААС Хиляль Аль-Хиляль. Я рвусь поехать туда, но мне отказывают — в окрестностях все еще орудуют группы боевиков.
Со стратегической точки зрения взятие Забадани, как говорят, очень важная победа, так как тот находится на федеральной дороге, соединяющей Дамаск и ливанскую столицу Бейрут.
Но на следующий день уже игиловцы атаковали город Харасту на юго-западе Сирии. Как в шахматной партии, игра идет с переменным успехом. Шах или мат?
О том, что все это — люди, живые, настоящие, не пешки, не ферзи и даже не короли, понимаешь только, став, пусть и не надолго, одной из них.
В ночь, когда закончилась пустынная буря, стало легче дышать. И снова начались обстрелы...
Дамаск—Москва.
Автор благодарит сирийское посольство в Москве и Фонд Святого апостола Павла за помощь в организации поездки.
