Мнения встречаются самые разные. Например, такое: “Правильно посадили, нечего эту тряпку таскать. Знаменосцы и демонстранты достали еще во времена СССР”. Или: “Как же власть ненавидит свою страну, если запрещает гордиться государственным флагом?”.
Адвокат правозащитника Карина Москаленко объяснила решение суда так: “Власть дает сигнал обществу: если вы из оппозиции, если чем-то недовольны или имеете свое мнение — не ходите с флагом. Флаг — не ваш. С ним теперь только “нашисты” могут ходить”.
Защитники Пономарева планируют отстаивать право на ношение триколора в Европейском суде по правам человека. Правда, в успех не очень верится: прошлая его жалоба на незаконное задержание лежит там без движения с 2006 года.
Мы позвонили Льву Александровичу, чтобы выяснить, как менялось его отношение в флагу в течение жизни и в последние дни. “К советскому флагу я был абсолютно равнодушен, поскольку не разделял коммунистических идей, точнее даже был антикоммунистом, что, впрочем, не помешало мне стать доктором физико-математических наук. Кстати, в то время флаг разрешали носить всем желающим. Правда, оппозиции просто не приходило в голову выйти под знаменем тоталитарного режима. А вот к триколору у меня отношение особое. Я прекрасно помню, как его ненавидели и боялись все коммунисты и КГБ. В память врезался такой эпизод. При Горбачеве я был избран депутатом Верховного совета, и однажды на съезд в Кремлевский дворец люди из небольшой партии “Конституционные демократы” принесли триколор. Они вошли с ним в зал, и оттуда их просто вышвырнули, а зале началось шипение! А ведь это был 1990 год, уже вовсю шла оттепель, полемика. Сейчас в нашу жизнь возвращается много плохого из времен СССР, поэтому и отношение к флагу у власти такое. А в 1991 году я собирал подписи сначала за то, чтобы триколор стал флагом России, а потом за учреждение Дня флага. И до 2008 года нам никто не мешал этот праздник отмечать. Последние дни, которые я провел в заключении, естественно, не могли переломить мою любовь к флагу”.
По словам Пономарева, в СИЗО к нему относились очень хорошо: держали в четырехместной камере сначала одного, потом — вместе со Шнейдером. “Я не был в тюрьме в брежневские времена, но мне рассказывали, что и тогда охрана относилась к политическим заключенным с уважением и даже тайным обожанием. Все-таки не преступники, а борцы за справедливость. Видимо, ничего не изменилось”, — говорит правозащитник. А вот свою стратегию во время размышлений в заключении он решил поменять: “Акции 31-го числа и в “дни гнева” неэффективны потому, что малочисленны. Нужно собирать пусть реже, но по 5 тысяч человек и более. Только тогда возможен эффект”.
7 сентября Пономарева ждет еще один суд — по поводу “дня гнева”. Правозащитник планирует отказаться от защиты и не будет защищать себя сам. “Это бесполезно, — уверен он. — Все равно судья вынесет то решение, которое ему спустят из Кремля. Может быть, этот мой отказ даст толчок к обсуждению того, как у нас работают судьи”.
