В зал заседаний германского бундестага 95-летний Даниил Гранин вошел в сопровождении Меркель, Гаука и главы немецкого парламента Норберта Ламмерта, который поддерживал писателя под руку.
После короткого музыкального вступления Гранин поднялся на трибуну и на протяжении всей своей речи выступал стоя, отказавшись от предложенного хозяевами мероприятия стула
«МК» предлагает выдержки из выступления Даниила Гранина.
«Сегодня у нас в Петербурге люди идут на Пискаревское кладбище. Это одно из символических кладбищ города. Идут, чтобы отдать должное всем погибшим в годы блокады. Кладут на могильные холмы сухари, конфеты, какие-то печенья – лишь бы как-то выразить свою любовь и память тем людям, для которых это была трагическая и жестокая история. Она и для меня была очень трагичной и жестокой.
Я начал войну с первых дней. Записался в народное ополчение добровольцем. Зачем? Сегодня я даже не знаю зачем. Наверное, это была мальчишеская жажда романтики: «Как же без меня будет война? Надо обязательно участвовать». Но ближайшие же дни войны отрезвили меня, как и многих моих товарищей. Жестоко отрезвили. Нас разбомбили, еще когда наш эшелон прибыл на линию фронта. И с тех пор мы испытывали одно поражение за другим. Бежали, отступали, опять бежали. И наконец где-то в середине сентября [1941 года] мой полк сдал город Пушкин. И мы отошли уже в черту города [Ленинграда]. Фронт рухнул – и началась блокада. Все связи огромного города, мегаполиса были отрезаны от Большой земли. И началась та блокада, которая длилась 900 дней.
Блокада была неожиданной как и вся эта война. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия.
Вскоре уже, где-то в октябре, началась карточная система. Хлеб выдавали по карточкам. Начались катастрофические явления: прекратилась подача электроэнергии, кончился водопровод, закончились возможности канализации, отопления.
Начались бедствия блокады. Что такое карточная система? Она выглядела так: с 1 октября давали уже 400 граммов хлеба для рабочих, 200 граммов — служащим, а уже в ноябре месяце катастрофически начали сокращать норму выдачи. Хлеба давали рабочим 250 граммов, а служащим и детям — 125 граммов. Это ломтик хлеба, некачественного, пополам с целлюлозой, с дурандой и прочими примесями.
Никакого подвоза продовольствия городу не было. Надвигалась зима. И как назло, лютая зима. 30-35 градусов. Огромный город лишился всякого жизненного обеспечения. Его ежедневно нещадно бомбили с воздуха, обстреливали. Наша часть находилась недалеко от города. Пешком можно было дойти.. И мы сидя в окопах слышали эти разрывы авиабомб, и даже содрогание земли доходило до нас. Бомбили ежедневно. Начались пожары. Горели дома. Их нечем было заливать, воды не было – они горели сутками. И мы оттуда, с фронта, оборачиваясь назад, видели клубы черного дыма. И гадали, что там горит.
К декабрю улицы города завалило снегом... Патрули и редкие прохожие ходили со «светлячками»... Люди продолжали работать... (…)
Немецкие войска, по сути, весьма комфортно, без особых трудов ожидали, что наступающий голод и морозы заставят город капитулировать. Фактически, война становилась не войной. Война со стороны противника становилась ожиданием, довольно комфортным ожиданием капитуляции.
Я выступаю сейчас не как писатель, не как свидетель, я выступаю как солдат, участник тех событий...
(…) Уже в октябре начала расти смертность населения... Люди быстро тощали, становились дистрофиками и умирали. За 25 дней декабря умерли 40 тысяч человек. В феврале уже от голода умирали ежедневно 3000 человек. В декабре люди в дневниках писали: «Господи, дожить бы до травы, когда появится зеленая трава».
Всего в городе умерло примерно миллион человек от голода... Смерть начала участвовать безмолвно и тихо в войне, заставляя этот город сдаться...
Я хочу рассказать некоторые подробности жизни, которых нет в книгах и описаниях того, что творилось во время блокады в квартирах... Дьявол блокады кроется во многих подробностях. Где брать воду? Те, кто жил поблизости от каналов, от Невы, от набережных, делали проруби – и оттуда пытались ведрами достать воды и несли домой. Вынуждены были подниматься на 4-й, 5-й, 6-й этаж с этими ведрами. Те, кто жили дальше, собирали снег и вынуждены были топить снег... А где брать дрова? Ломали мебель, паркет, разбирали деревянные строения. Уже спустя 35 лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем начали опрашивать уцелевшие блокадников о том, как они выживали... Там были поразительные беспощадные откровения. У матери умирает ребенок, ему 3 года. Мать кладет труп между окон — это зима. И каждый день отрезает по кусочку, чтобы кормить дочь. Спасти хотя бы дочь... Дочь не знала подробности, ей было 12 лет, а мать все знала. Не позволила себе умереть и сойти с ума. Эта дочь уже выросла, я с ней разговаривал. Тогда она не знала, чем ее кормят. А спустя годы после войны узнала. Таких примеров можно много приводить - - во что превратилась жизнь блокадников. ..
Появились черные рынки – там можно было купить кусок хлеба, мешочек с крупой, какую-то рыбину, банку консервов. Все это выменивалось не столько на деньги, на шубу, на валенки. Приносили из дома, все что было ценное... На улицах и в подъездах уже лежали трупы, завернутые в простыни. Когда лед стал крепнуть, продолжили «дорогу жизни» по Ладожскому озеру... Дорогу нещадно обстреливали, снаряды ломали лед, машины шли под воду. Но другого выхода не было.
Несколько раз меня посылали с фронта в штаб и я бывал в городе. Тогда я увидел, как изменилась человеческая сущность блокадников. Главным героем в городе оказался кто-то, безымянный прохожий, который пытался поднять ослабшего, упавшего на землю дистрофика, повести его в такие пункты, где давали кружку с кипятком, ничего другого не было — и это часто спасало людей! Вот этот кто-то – это было проснувшееся в людях сострадание. Один из важнейших героев блокадной жизни...
Однажды в мае 1942 года, когда уже потеплело, все растаяло, появилась опасность инфекции в городе.... Нас послали, чтобы помочь вывезти трупы на кладбище. Трупы грудами лежали около кладбища... Мы грузили эти трупы в машины, мы их кидали как палки, такие они были высохшие и легкие. Полковой врач сказало нам, что это результат того, что организм поедал себя. Я никогда в жизни не испытывал ощущения, когда мы кидали труп за трупом, загружая машину...»
Смотрите видео: "Выступление Даниила Гранина в бундестаге"
Подготовил Андрей ЯШЛАВСКИЙ.
