— Как вы выбирали университет?
— Выбор у меня фактически отсутствовал — все было предопределено. Мы жили в квартире на Университетском проспекте с видом на МГУ, мне всегда нравилось слушать кухонные философские беседы отца с друзьями и однокурсниками (Вячеслав Иванович Кураев закончил филфак МГУ. — «МК»). А поскольку к концу школы я стал еще и победителем олимпиады по обществоведению, то вариантов не было. Поступал фактически по блату — как я узнал позже, решение о моем зачислении было принято до вступительных экзаменов.
— А тогда знали об этом?
— Конечно же, нет! Я готовился, волновался. Некоторую уверенность обеспечивало то, что отец ранее мне подсунул несколько книг по логике, и на олимпиаде мне как раз попался вопрос по формальной логике. А экзаменаторов уже тошнило от идеологически правильных фраз про комсомол, мой ответ понравился, и с поступлением все решилось уже тогда.
— Как в те годы абитуриентами оценивался филфак — в плане перспективности, трудоустройства?
— Тогда у нас, гуманитариев, ходила шутка: если хочешь получить профессию — иди на философский факультет, хочешь получить образование — иди на филологический. В то время философию начали преподавать во всех советских вузах, и философ был гарантированно трудоустроен на университетскую работу. А филологический был менее престижен, поскольку с него, как правило, путь открывался в школьные учителя, но образование давал получше.
Проходя как-то по коридору мехмата, я увидел стенгазету, из которой мне запомнилась великолепная фраза: «...как известно, философский факультет находится между цирком и университетом…». Это высказывание соответствует действительности и по сути, и географически — ведь гуманитарный корпус, где находился филфак, располагался четко на прямой линии между высоткой и Большим московским цирком на Вернадского...
— А какие фирменные шутки гуляли на филфаке?
— У нас был замечательный гимн факультета — разумеется, неофициальный. Сегодня о нем уже мало кто знает. Пелся он на мотив «В траве сидел кузнечик» и звучал так:
Под знаменем марксизма, марксизма-ленинизма
К победе коммунизма нас партия ведет!
Представьте себе, представьте себе, к победе коммунизма,
Представьте себе, представьте себе, нас партия ведет!
Материя первична, сознание — вторично,
А партия прикажет — так все наоборот!
Представьте себе, представьте себе, материя первична,
А если будет надо — так все наоборот!
— И никто не получал по шапке за такую поэзию? Насколько либеральны были преподаватели и администрация вуза?
— В годы, когда я учился, с 79-го по 84-й, я не припомню никаких идеологических репрессий на факультете. Я как раз в то время крестился, что не было секретом и для руководства факультета — это не вызвало никаких неприятных последствий. Впрочем, перед вручением диплома завкафедрой отозвал меня в сторонку и сказал: «Мы, конечно, даем вам рекомендацию в аспирантуру, но имейте в виду, что там тоже бывают чистки…» Такое вот было «милое» напутствие.
— Кого из преподавателей вспоминаете с благодарностью?
— В первую очередь — Александра Львовича Доброхотова. Тогда он был начинающим ассистентом, сегодня — известнейший историк философии европейского уровня. Помню, рассказывая о немецком философе ХХ века Мартине Хайдеггере, смотрит он в окошко с 11-го этажа, думает о чем-то своем и между делом говорит: «Вы знаете, в молодости Хайдеггер был марксистом, но потом вовремя одумался…» Это, напомню, 1982 год, но говорилось подобное без всякой фронды, без позы, — человек просто думал вслух. Хотя он был единственным преподавателем факультета, который не числился членом партии, но его талантливость настолько для всех очевидна, что ни у кого не поднималась рука его выгнать...
— Как прошел ваш переход от студента МГУ к преподавателю?
— Начинал преподавать я на журфаке, но скоро последовало предложение от кафедры религиоведения, где я затем и проработал почти четверть века. Встав за кафедру, я в первую очередь задал себе вопрос: КАК это делать? И решил взять на вооружение стиль тех преподавателей, лекции которых мне нравились самому. Тех, кто приходит на лекцию и думает вслух, а не долбит учебник или свои же записи десятилетней давности.
— Студенты вас любили? Как вы искали с ними общий язык, как строили отношения?
— В каждом сентябре, начиная занятия, я заключал со студентами договор «о взаимном ненападении». Я не буду критиковать их за прически и наряды, они же не критикуют мою черную и длинную одежду, стиль и «тараканов в голове». И когда приходила «пора кармической расплаты» — время экзаменов, я гарантировал, что не стану оценивать их личные взгляды и согласие или несогласие со мной. Главное — знание материала, ключевые богословские термины, даты, имена и т.д. Но если, говорю, хоть одна бестолочь начнет ответ на экзамене со слов «у этой проблемы есть две ипостаси» — «пару» получит мгновенно! Ибо я целую лекцию посвящал термину «ипостась», с выводом, что лишь неграмотные журналюги используют «ипостась» в значении «аспект»!
— «Двойки» часто ставили?
— Поначалу для меня это был достаточно болезненный вопрос — имею ли я право ставить плохие оценки? Нет, как преподаватель я безусловно мог, но имел ли право как миссионер? Вот я поставлю «двойку» — студент лишится стипендии на семестр, обидится в моем лице на церковь, на веру, будет, проходя голодный мимо буфета, думать: «Вот из-за этого попа я без денег!..» И я какое-то время «двоек» не ставил, но в итоге понял, что это нечестно по отношению к студентам. Получается, что даю им взятку, как папуасам — бусы. Студенты же не дураки, они к четвертому курсу прекрасно понимают, чего стоят их ответы на экзамене. И лицемерие и подхалимаж им точно не нравятся. Так что в последние годы на курсе я прославился как достаточно жесткий экзаменатор.
