Жаркое лето 1982-го. Москва, отпуск. Вдруг звонок школьного друга Сани: «Привет! Есть вариант подработать — сняться в эпизоде у самого Рязанова. Он снимает новый фильм, и там нужны музыканты с инструментами».
Ну, насчет музыканта — это, конечно, был громкий комплимент: доводилось в ту беспечную пору всего лишь играть в самодеятельном ВИА. Зато с инструментами действительно все в порядке: у нас с ребятами имелся в распоряжении комплект аппаратуры. Собственно, благодаря именно ей мы и попали на киносъемки — отец Сани в ту пору был главным поставщиком «вооруженной инструментами» публики для съемок на «Мосфильме» эпизодов с участием эстрадных и даже симфонических оркестров.
Через день наша бригада, загрузив в присланный киношниками фургончик колонки, усилители, электроорган, барабаны и гитары, прибыла на место. Рязанов работал тогда над «железнодорожными» и «ресторанными» эпизодами будущей картины. Съемки происходили на Рижском вокзале в Москве и в примыкающем к нему с севера корпусе, где тогда размещался какой-то эмпээсовский НИИ. Как раз в расчищенном от столов и стендов большом зале этого института бутафоры и построили зал привокзального ресторана, где, по сценарию, завязались непростые отношения главных героев — официантки и случайного посетителя-пассажира, которых играли Людмила Гурченко и Олег Басилашвили.
Нам показали специально сооруженную сцену «ресторана»: «Расставляйте вашу аппаратуру здесь!» Через некоторое время, когда все усилители-динамики-барабаны заняли свои места, появился с инспекцией сам главный режиссер. «А вот и наши музыканты! — Рязанов приветливо поздоровался и сразу предупредил: — Только не надо ничего играть. У нас записана фонограмма, и вы под нее подлаживайтесь, чтобы движения рук совпадали с ритмом...»
Мог бы и не предупреждать. Мы вовсе не рассчитывали проявлять свое исполнительское мастерство перед кинокамерой. Усилители и колонки, конечно, не были подключены, однако для пущей правдоподобности мы — двое гитаристов — подсоединили к своим электроинструментам витые шнуры, а противоположные концы их засунули в задние карманы джинсов. Такое внимание к мелочам умилило Рязанова. «Молодцы!.. А как же мы с вами будем, молодой человек? — обратился мэтр к нашему ударнику Вадиму. — Вы же нас своими барабанами оглушите. Или можете стучать понарошку?.. Только учтите при этом, что мне нужна абсолютная достоверность в кадре!» Пришлось успокоить что на такой случай наш ударник запасся фипсами — специальными резиновыми ковриками, кладущимися на барабаны, чтобы глушить звук при ударе. В ответ Рязанов благодарно приложил руку к сердцу и шутливо изобразил адресуемый музыкантам признательный полупоклон.
Съемки эпизодов с участием ресторанного ансамбля в нашем исполнении продолжались три дня. (Руководителя «рок-группы» клавишника Шурика, которого играл в фильме Александр Ширвиндт, в половине случаев (при съемках общего плана зала) изображал подходящий по фактуре парень, выбранный ассистентом режиссера из числа массовки.) После каждого отснятого дубля сам режиссер, его главные помощники, артисты, участвовавшие в этих эпизодах — Людмила Гурченко, Ольга Волкова, — шли смотреть, что получилось. На съемочной площадке «Вокзала для двоих» использовалась новинка тех лет: кадры снимались кинокамерой и одновременно видеокамерой.
Усевшись перед монитором, Эльдар Александрович очень оживленно обсуждал каждую деталь мизансцены. Порой поводом для съемки еще одного дубля могла послужить какая-то почти никому не заметная мелочь. Рязанов вообще очень внимателен и требователен к мелочам. На третий день нашей работы он вдруг полководческим жестом остановил работу над уже готовой к съемкам мизансценой. Вместо ожидаемого «Фонограмма!.. Мотор!» в тишине зала разнеслось раздраженное рязановское: «Стоп — всё! У гитаристов и барабанщика рубашки несвежие! Костюмеры, заменить!» Зоркий рязановский взгляд подметил правильно: за предыдущие два дня съемок воротники выданных нам сценических рубашек слегка испачкались от грима — под жарким светом включенных софитов это немудрено. «Ох, а сменных рубашек-то для вас мы со студии сюда и не привезли», — огорчилась костюмерша. Когда о такой «накладке» узнал главный режиссер, он был непреклонен: «Срочно гоните машину на студию за рубашками!» К слову сказать, в этой микроистории Эльдар Александрович еще раз продемонстрировал класс. Когда музыкантов переоблачили в свежую одежду, он, взглянув мельком, вдруг высказал сомнение: «По-моему, раньше у барабанщика рубашка другого оттенка была». Проверили — и точно, в снятых раньше эпизодах на нашем Вадиме была рубашка более темная. Пришлось ударника переодевать еще раз — благо одежки музыкантской привезли со студии с запасом.
Конечно, нам очень хотелось получше «запечатлеться» в кадрах фильма. Пытались в нескольких эпизодах пошире разыграть свою роль, предлагая Рязанову дополнительные штрихи к поведению своих третьестепенных персонажей в кадре: «Эльдар Александрович, а можно я в это время, когда герой Басилашвили без разрешения поднимается на сцену и начинает играть на пианино, выйду из-за кулис и удивленно взгляну на него?» «А когда мы — музыканты — в антракте расслабляемся за сценой, можно я похлопаю Ширвиндта по плечу и предложу тост «за шефа»?» Наверное, это было наивно, однако Рязанов, отвлекаясь от других забот, всегда внимательно выслушивал такую «инициативу низов» и, как правило, предоставлял нам возможность попробовать проявить свои актерские дарования. Впрочем, когда «Вокзал для двоих» вышел на экран, мы обнаружили, что большинство этих наших «инициатив» так и не попали в картину.
К слову, об эпизоде с выпивающими в антракте музыкантами. Когда кадры были отсняты и режиссер с главным оператором, Александром Ширвиндтом, ассистентами смотрели видеокопию (ну и мы — «актеры третьего плана» — пристроились в задних рядах), вдруг Рязанов высказал сомнение: «А не много ли у нас вообще в этих ресторанных сценах выпивки? Время-то сейчас такое, что данная тема не очень приветствуется...» Окружающие активно включились в обсуждение столь деликатной темы, и хотя, помнится, большинство из участников съемочной группы тогда высказались за то, чтобы оставить «алкогольные сцены» — мол, это же наша реальная жизнь, однако все-таки в итоге многие из этих кадров были потом убраны. В том числе не вошла в фильм и почти вся сцена нашего музыкантского застолья.
