Это не звезда кино или эстрады, не писатель и не политик, однако эту женщину время от времени можно увидеть на экране телевизора. Это могло бы случаться чаще, но она появляется в эфире только по мере производственной необходимости — не нравится ей, как она это называет, “украшать собой чей-то досуг”. Ей сорок девять лет, она живет в старом московском доме с дочерью. Я дала слово не называть подлинного имени, поэтому перед вами она предстанет под вымышленным: назовем ее Галиной, и пусть она будет владельцем большой частной клиники.
В один прекрасный день на полпути сломалась машина, за рулем которой Галина Львовна направлялась на важную встречу. Опаздывать было нельзя. Она взмахнула рукой, и рядом тут же притормозила зеленая “Волга”. Водитель приспустил окошко, взглянул на нее и, не спрашивая, куда ехать, сказал, что как раз сейчас он совершенно свободен и будет рад помочь.
Ей было тридцать восемь лет, она была тоненькой, черноглазой и настежь открытой. Эта открытость украшала ее лучше бриллиантов и почему-то порождала в ней доброжелательность. Казалось бы, человек с таким “изъяном” постоянно должен получать от жизни доказательства своей неправоты. Нехвастливого, независтливого и при этом симпатичного и вполне состоявшегося гражданина, и тем более гражданку, должны преследовать разочарования. Люди не в состоянии равнодушно взирать на то, как простой смертный, у которого что-то есть, готов без всяких видимых причин делиться с другими. Да, разочарования были, но они не преследовали Галю, а только огорчали. Но ненадолго.
К моменту, о котором идет речь, Галина Львовна уже пять лет была в разводе с первым мужем, отцом ее единственной дочери. Муж был умный, мог с закрытыми глазами починить любую сложную технику, легко защитил кандидатскую диссертацию, уверенно поднимался по служебной лестнице, время от времени перепрыгивая через две ступеньки, но он был никакой. К тому же он медленно пережевывал пищу и тщательно пересчитывал деньги. Ему не могло прийти в голову сделать незапланированную покупку, и он считал святотатством дорогие туристические поездки, комфортабельный отдых, хорошую одежду, мясо с рынка и прочие глупости. Некоторое время Галя с дочерью жила у родителей, хандрила, потом купила квартиру в доме напротив, и жизнь снова начала доставлять ей огромное удовольствие.
Она получила хорошее образование, досконально знала свое дело и всегда интересовалась жизнью других людей. Это последнее обстоятельство всегда и везде делало ее интересной для других людей. Ее человеческая притягательность, помимо того что она умела и любила помогать, наполовину состояла в том, что ей не надо было делать вид, будто ей интересно, что рассказывает о своей жизни забитая медсестра, пенсионерка из регистратуры или старый знакомый из прошлой жизни. Ей в самом деле было интересно и было нетрудно снять телефонную трубку, набрать номер, попросить принять, выслушать и по мере возможности принять участие. Кроме того, она всегда много читала, то есть правильней будет сказать, что она читала все время, не занятое работой, приготовлением уроков с дочерью, стряпней, посещением театров и приемом гостей. И не было случая, чтобы человек, пришедший к ней пить чай, не вышел от нее с какой-нибудь головокружительной новинкой, да к тому же чувствуя симптомы странной болезни под названием “любовь к жизни”.
Дочь почти не спрашивала про папу, но время от времени она роняла словечко-другое, из чего следовало, что ей чего-то недостает. Верней, кого-то.
За рулем машины, в которую в то утро судьба усадила нашу героиню, был молодой человек по имени Саша. Причем это был именно молодой человек, на десять лет моложе Галины Львовны. Он не помнил, как окончил школу, потому что с третьего класса был озабочен тем, чтобы до наступления темноты найти мать, либо выпивавшую на троих в подвалах красивого многоподъездного дома, либо валявшуюся в луже, в канаве или в проходе между старыми гаражами. Ему надо было кормить брата, а брат со временем тоже начал пить. Он с детства привык к тому, что им никто не интересовался и все удовольствия добывали в драке.
Не знаю, как вы — я верю в любовь с первого взгляда. Держала в руках доказательства. Так вот, это была именно любовь с первого взгляда. О чем они разговаривали в тот день, и в следующий, и через неделю, никто из них не мог потом вспомнить. И она сразу сказала, что старше, а он сразу признался, что не обучен никаким наукам и очень этого стесняется.
Поразило его или нет великолепие ее квартиры, роскошная библиотека — а ему до этого не приходилось бывать в двухэтажных квартирах, — она всегда считала, что это не имело никакого значения. Может, и не имело. Но у нее была и машина — не “Жигули”, была и дача. У нее все было. И когда они поженились — спустя сто дней после первой встречи, — у него тоже оказалось все.
Он долго стеснялся, упирался, но она все же прописала его в своем двухэтажном ларце — это он так называл эту и правда очень хорошую, очень уютную квартиру. Он долго отказывался ходить с ней в гости к ее друзьям, а к своим он водить ее не мог. Ее дочь ходила за ним по пятам, чтобы лишний раз, к месту и не к месту, сказать заветное слово “папа”. Монография о том, как мы уродуем своих детей, легко и непринужденно оставляя их без папы или без мамы, еще не написана, нет. Но это к слову. А Саша подружился с девочкой, ходил с ней гулять, очень прохладно разговаривал с няней, считая, что она все делает не так, и вроде бы все складывалось как нельзя лучше.
Но когда женщина с ребенком выходит замуж за человека значительно моложе ее, это одно. А когда эта женщина к тому же еще и с блеском руководит огромным предприятием, так что на нее все смотрят разинув рты от изумления, смешанного с завистью, — это уже совсем-совсем другое дело. И чтобы любить такую женщину, а главное, быть ее мужем, человеку, не обладающему никакими похожими талантами, требуется мужество.
Не у всех оно есть.
Первое время Саша продолжал работать на прежней работе, но быстро уволился. Стали думать, что делать. Сначала она хотела взять его к себе в клинику, но поняла, что пострадает его самолюбие. К тому же если вначале он об этом не заикался, то со временем стал говорить об этом как о чем-то решительно неисполнимом.
И тогда она купила ему фирму — почти совсем развалившуюся — по сопровождению грузов. Могла купить любую другую, но тут был тайный умысел: дать ему возможность привести все в порядок.
Он привел. Причем выяснилось, что он умеет ладить с людьми — не любя и часто не уважая их, а главное, совсем не испытывая к ним никакого человеческого интереса. На этом они впервые и споткнулись. И когда они поссорились по-настоящему, она поняла, что он уважает только более сильных и успешных. И еще она поняла, что он очень самолюбив.
Как это можно было не заметить раньше?
В пору первой любви люди отказываются от себя, что, по-видимому, и называется этим драгоценным словом. Со временем многое меняется. Стоит ли ругать себя и других за то, что вначале мы не поняли, не заметили, не узнали? Вначале мы другие. Любить нас настоящих...
Конечно, она не теряла надежды заразить его страстью к чтению, водила его в мастерские художников, в гости к актерам, за кулисы, на съемки фильмов, которые потом все обсуждали взахлеб. Вначале он ходил, смотрел, слушал, держался, надо отдать ему должное, с достоинством, не заискивал перед именитыми собеседниками, внушительно молчал. Но очень быстро отказался от совместных посещений “интересных людей” и дал понять жене, что у него тоже есть свои интересы. А их на самом деле не было.
Вначале он читал то, что она ему деликатно подсовывала, задавал вопросы, она с удовольствием на них отвечала. Но почему-то он стал находить это занятие унизительным. И она бы в жизни не поверила в это, если бы однажды в гневе у него не вырвалось именно такое объяснение их участившихся размолвок. Она торопилась научить его тому, что знала сама, а он, как выяснилось, не хотел учиться. Точнее, не умел.
Да, а как же разница в возрасте?
А никак.
Выражение сияющих глаз — это и есть возраст.
За время их совместной жизни никто ни разу даже не предположил, что он моложе жены. Она оставалась веселой, подвижной, у нее хватало тепла на других людей, а он стал тучным и замкнутым. И размыкался только в обществе своих старых знакомых, где чувствовал себя ровней. Точней, считал, что превосходит своих собеседников, но давал им возможность побыть в его присутствии.
Почему она все время дает ему советы?
Он забыл, что просил ее об этом.
Почему она все знает, а он не знает ничего?
Потому что она хотела знать, а он не хотел.
Почему она ни в чем от него не зависит?
Материально — нет, не зависела, но внутренне — да, может, слишком. Он таким дамским толкованиям значения не придавал. Зависеть — это значит быть рабой. А она добровольно отдалась в его власть. Она всегда была хозяйкой положения. С какой стати?
Однажды к ним в гости приехал ее старый приятель.
Речь зашла о епископе Луке, легендарном хирурге в рясе. А Саша никогда о нем не слышал. Он просто встал и вышел из-за стола.
Приятель проводил его долгим взглядом, а потом, понизив голос, спросил:
— Это что, твой водитель?
Она засмеялась, но было не смешно. Прошло девять лет, муж научился носить дорогую одежду, английскую обувь, уже давно ездил на дорогой машине и курил только сигареты, которые знакомые привозили им из-за границы, но он остался тем же человеком, который сидел за рулем чужой “Волги” и всех, у кого что-то в жизни получилось, считал своими неотмщенными кровными врагами.
Интересно, что имели в виду люди, когда придумали это темное определение “неравный брак”? Бедный, женившись на богатой, имеет возможность выучиться; да, возможность, безусловно, имеет, а желание? Точнее, необходимость? Нет, люди так ничего и не поняли в неравенстве. Оно никогда не обитало в кошельке, во дворце или в “хрущобе” со смежными комнатами. Люди бывают равны и неравны лишь внутренне, и речь идет о совпадении механизмов, созданных богами. Вот почему настройщик теряется в догадках: что-то сломалось, а что?
Не нашего ума дело. Или работает — или встало.
Тебе подарена только возможность это осознать.
И вот начался заключительный акт этой замысловатой пьесы.
Саша наконец решил выяснить, кто в доме хозяин.
Ему вдруг понадобилось, чтобы все в этой маленькой семье зависели от него. Все, то есть Галина Львовна и подросшая дочь, поначалу были готовы играть в эту игру, но недолго. Тогда Саша начал капризничать и издеваться сначала над женой, а потом, когда это не возымело действия, над дочерью. Дочь была ахиллесовой пятой его жены. Лишь задев дочь, он мог сделать ей по-настоящему больно. Сама она готова была терпеть, но дочь в обиду давать не собиралась.
И не дала.
Он сидел в своем кабинете, когда секретарша сообщила, что к нему приехал адвокат. Какой еще адвокат? Фирма работает как часы, ни у кого никаких претензий.
Почти.
Адвокат привез ему письмо от жены: она сообщала, что подала заявление о разводе.
n n n
В начале июня я шла по Тверскому бульвару и вдруг обратила внимание на человека, который спал на лавке под липой. Он был в дорогом темно-синем костюме, но расстегнутая ширинка и пятно засохшей рвоты не оставляли сомнений: он был мертвецки пьян.
Я тут же набрала Галин номер.
— Послушай, тут лежит человек, очень похожий на твоего бывшего мужа. Может такое быть?
— Лето, — сказала Галя, — не надо ютиться по подъездам. Ты что, не знала?
Она купила ему квартиру, оставила машину и дачу.
Через год они уже пили вместе с матерью. Главный бухгалтер фирмы, которой он столько лет руководил, набралась храбрости и как-то приехала к нему домой. Она полагала, что если его отмыть и просушить... Он же симпатичный, а она не замужем.
Он долго не открывал дверь, но она рыдала, и наконец он открыл.
Ее разбитая челюсть обошлась Гале в кругленькую сумму.
Есть женщины, которых нельзя сломать.
Есть такие, которых ломать не надо.
Но любовь к себе — это роман, который, как сказал поэт, длится всю жизнь. При чем тут женщины?
