…Свет уж приглушен, одинокий черный «Стейнвей» посреди сцены зала Чайковского ждет своего героя, публики – перебор, – на один лишь вечер к нам заглянул знаменитый пианист, лауреат «Грэмми» Маурицио Поллини.
Скромен, небросок, за роялем – уверен, местами пронзителен. Весь концерт пролетел, как одна минута – легко, без нарочитости, почти неприметно.
Шопен в 1-м отделении – как одна симфония: Поллини, не ставя особых маркеров на конкретной вещи, одну за другой проиграл прелюдию до-диез минор, вторую балладу, четыре мазурки, скерцо, знаменитый полонез (соч. 53)… Все – на одной душевной интонации, ровно, абсолютно без надрыва, показушности-искрометности, почти без выражения. Это сравнимо с чтением Евангелия от Марка спокойным, негромким голосом, безэмоционально, почти без знаков препинания. Каждый сам может «вынуть» из текста наиболее близкие ему духовные движения и эмоционально «развить» их.
При том – игра от Поллини отнюдь не аскетична; но проста и естественна: легко вышел, быстрый поклон, сел, сразу начал, не ерзая, не готовясь, не сотворяя вокруг «атмосферу таинства». Никакого таинства: кто понимает, те «считают» тонкий мэседж маэстро, кто нет – безнатужно поскучают полчасика, наслаждаясь античной прохладой зала. Поллини – для людей с воображением, чурающихся грубых театральных внешних эффектов.
И его Шопен, как вирус, поглощает все клеточки мозга, стоит только покинуть зал. Музыка Поллини – как аромат – летуча, сиюсекундна, как детская песенка, а вот «сухой остаток» – планетарные твердыни, высеченные на латыни афоризмы, – не вырубишь ничем. Строгий мастер, лишенный какой бы то ни было поэзии, оперирующий конкретными понятиями.
Это «двуличие» Поллини – побуждение к грезам и жесткая догматика – отразились в Двенадцати прелюдиях Дебюсси (2-е отделение), когда мастер будто заново здесь и сейчас создавал заново «Дельфийских танцовщиц», «Шаги на снегу», с решимостью демиурга разнося смысловые полюсы произведений туда, где их отродясь не было. И это очарование пианистического труда ничуть не пропадает в записи, чем, собственно, и можно объяснить недавнее «Грэмми» в категории «Лучшее сольное исполнение» за запись ноктюрнов Шопена на Deutsche Grammophon.
