Три года дети живут с видом на могилу мамы. Они видят ее, когда вешают белье, когда колют дрова, когда привязывают собаку. Три года длится этот ужас, и конца ему нет…
Дом пана Тыквы
Деревня Соколино Смоленской области. И без того маленький двор домика Ореховых оплели веревки с бельем. Замерзшие детские колготки постукивают по простыням. Белья много, метров 15. Чтобы постирать его, надо натаскать в стиральную машину системы “Фея” не одно ведро ледяной воды из колодца.
Это еще хорошо, что стиралку им подарили, а то ведь все приходилось на руках. И холодильник у них тоже не так давно появился.
Собственно, и еда тоже…
Живут в домике вшестером. Хозяевам — тете Нине и дяде Коле Куваковым (Ореховы только дети) — 70 и 73 года соответственно. Внуков четверо. Старшему Жене 14 лет, он любит кино про настоящих мужчин и мечтает учиться в военном училище. Женя — самый хозяйственный и ответственный. После смерти мамы он даже лежал как-то в больнице с одной из младших сестер.
На сероглазой 12-летней Олесе — стирка и глажка. Шесть простыней может погладить ребенок за раз. Шесть пододеяльников. Героическая девочка. Ну и уход за мелкими на ней. Тане и Марине — 5 и 3 года. Ходят в сад.
Ореховы занимают половину серого деревенского дома. Городскому жителю, пусть даже и из коммуналки, очень полезно бывать в таких избушках. Тут все маленькое, мелкое, низкое. Жилая часть начинается с небольшой прихожей, но так как в ней есть низенькая печурка в углу и буфет без стекол, это скорее всего и кухня тоже. Из нее можно попасть в две комнаты. В одной ровно половину занимает кровать. В другой, “большой”, метров на 12, собственно, все и живут: тут стоит стол, на котором едят и готовят уроки.
Потолок в одном углу грозит провалиться. Обои задержались на стене двумя-тремя местами. Темные пятна грибка в углах — уж это как полагается. Пахнет сыростью и холодно. Хозяева заверяют, что обычно в доме тепло. Просто эта зима выдалась уж очень холодной. Три телеги дров ушло и сарай разобрали. Я сижу в куртке, хозяйка тетя Нина — в двух байковых халатах поверх ночнушки. Все, кто заходит с улицы, не раздеваются — неразумно.
Я это не к тому пишу, что как все плохо и надо скорей детей в детдом, на белые булки и мягкие кровати. Совсем нет! Им хорошо вместе с бабушкой и дедом, они семья. Просто совсем недавно их было больше. И жили чуть полегче. По крайней мере, без могилы мамы под окном.
Слезы с того света
Сложно писать о людях, которых знаешь всего ничего, а главные герои истории и вовсе остались лишь на фотографиях, и то запрятанных дядей Колей подальше от жены. И так у нее всегда глаза на мокром месте.
Как и многие семьи в послевоенные годы, Куваковы много переезжали. Одесса, Казахстан, Омск и напоследок — Смоленская область, в которую они перебрались вслед за любимой дочерью. Когда я прошу рассказать, как они поживают, тетя Нина встает посередине комнаты: “Ни-ни-ни, я никогда не сажусь! Я так”, — складывает ручки на животе и докладывает, как на съезде:
— А что, живем хорошо, нам помогают, государство не обижает.
Тетя Нина маленькая, сухонькая, сутуленькая. Во мне метр шестьдесят, так я на нее сверху вниз смотрю. Но внезапно она всхлипывает и совсем сгибается, как деревце под ветром:
— Если бы не дочка — такое нам подстроила!..
Конечно, эта укоризна никого не может обмануть — это отчаянная попытка казаться сильной и строгой мамой. Дочка Оксана не так давно умерла родами. Но тетя Нина считает, что беды начались, когда дочь еще в Омске ушла от пьющего мужа, с которым у них было двое детей — Женя и Олеся, к другому мужчине, Андрею.
— Как я плакала! Как просила! “Дочка, Оксаночка, он же женатый!” У Андрея этого и ребенок был! — волнуется тетя Нина. — Не послушали, переехали к этому Андрею на родину и нас вызвали. В Омске трехкомнатная квартира была, все было, лошадей держали. Там все родится, картошка, а здесь что?!
А здесь — болото. На участке под ногами чавкает от первой проталины до июльской жары. После дождя — воды по щиколотку. Ничего не растет, стены гниют и проседают.
— Оксана у нас приемная была, — говорит тетя Нина. — Я санитаркой в доме ребенка работала. А как взяла ее, так и сидела с ней до 15 лет, на работу не выходила. Так любила ее! Так просила не уезжать! Зачем она уехала, скажите мне причину! — как над гробом, причитает она. Женя хватается за голову, говорит: “Начина-ается!” — и демонстративно выбегает из дома. А причина была простая.
— Оксана Андрея очень любила, с ума по нему сходила, — говорит местная учительница Марина Николаевна. — Он скотником у нас устроился, так она с ним даже в ночное ходила… Андрей хороший был, не пил, не курил.
В Омске квартира была хоть и от совхоза, муниципальная, но трехкомнатная. Но Оксана попросила родителей сдать ее государству и ехать вслед за ней в Смоленскую область. А сама как в омут: с двумя маленькими детьми — в избушку Андрея, в которой из мебели было только две железные кровати с сеткой. Зарплаты какое-то время совсем не было, обстановку перевести из Омска так и не смогли — дорого. Но для нее это был тот самый шалаш в том самом раю.
Счастья Бог им дал немного — года три. За это время на свет появилась Таня, а вслед за ней Марина. Сейчас говорят, что у Оксаны было высокое давление, и ее предупреждали: дело может кончиться плохо. И вот во время вторых родов ей сбивали давление, Оксана потеряла сознание, ее кесарили и уже в коме увезли в Смоленск. Через несколько дней отец собрался ее навестить — дорого ехать и далеко. Но как приехал, она и умерла. Новорожденную девочку оставили в больнице, а Оксану привезли домой.
— Я пришла проститься с покойницей, — говорит учительница Марина Николаевна. — Смотрю, а у нее, у мертвой, по щекам текут слезы…
Еще бы ей не плакать, даже по ту сторону. Через три месяца из дверей дома вынесли второй гроб. Андрей проходил вдовцом недолго и повесился прямо в одной из комнат.
Беспомощные родители и дети Оксаны оказались никому не нужны.
А коза-то лучше!
Загибающихся от нищеты стариков с детьми обнаружили волонтеры из проекта, помогающего детям-отказникам в больницах. Это была весна 2007 года. Они привезли в больницу памперсы для новорожденной Марины Ореховой, узнали, что у нее есть семья, и решили ее навестить.
Взволнованные отчеты выглядели так: “Условия жуткие. В деревне им вроде бы как-то помогали, но в целом они не нужны никому. Они никакой помощи не просят, только боятся, что у них отберут детей”. “Сказать, что живут Ореховы в ужасных условиях, — это не сказать ничего. Дом для 6 человек очень тесный, во второй половине дома живут соседи, которые постоянно возмущаются, что дети целый день шумят и бегают. Дом очень сырой, полы просто ледяные. Но самое ужасное — это то, что напротив дома (в 10 метрах) находится КЛАДБИЩЕ, на котором похоронена мать детей. По словам бабушки, это испытание — каждый раз выходить на улицу и видеть могилу матери и дочери. Дети очень скучают по матери, особенно старшие. Женя частенько плачет, глядя из окна на могилу…”
Когда волонтеры зашли в дом, дети сидели все на тех же двух железных кроватях, в доме были только хлеб, яйца и макароны, от голого пола тянуло могильным холодом, с потолка текло. Не было занавесок, полотенец, одежды, посуды, холодильника, стиральной машины, шкафа, игрушек, книг. 70-летний дядя Коля и 11-летний Женя попытались сделать какой-то ремонт, но все отклеивалось и сыпалось от сырости. Но московских гостей больше всего поразило то, то старики не жаловались и ничего не просили. Они хотели только одного — вырастить детей самим.
Но на горизонте уже замаячил местный детский дом… Органам опеки идея оформить детей на 73-летнего старика поначалу понравилась не очень. Вот только дядя Коля уперся: вырастим. Заберем Маринку из больницы и заживем все вместе. Как Оксана хотела.
А новорожденная внучка тем временем умирала в больнице: у девочки оказалась тяжелая форма аллергии. Малышка мучилась в больнице 8 месяцев, пока однажды дедам на руки не выдали полутрупик, сказав, что у нее аллергия на все, кроме специального антиаллергенного питания, и девочка — не жилец. Вместе с ребенком выдали и пачку питания и через какое-то время пришли проверять, есть ли оно в доме. А откуда ему взяться? Из автолавки? Из стариковского кошелька, в котором лежали две их пенсии на шестерых?..
Тетя Нина ни про какие питания и слушать не стала, а завела козу. И девочка поправилась.
— И куда делась та аллергия?! — с удовлетворением оглядывает внучку тетя Нина.
Маринка крепкая как боровик. По словам учительницы, дети со стариками вообще не болеют. Сезонные сопли, больше ничего.
Пока я слушала тетю Нину, обе девчонки сначала вообще на меня не смотрели, принципиально. Но постепенно круги сузились, и вот уже обе поочередно подсовывают мне тетрадки, чтобы показать, как они рисуют: Марина — закаляки, Таня — букву Т. Тетя Нина мечтает отдать Таню на танцы, да откуда они в Соколине? Тут на всю школу — несколько детей.
Где берут дома?
“Кроме нас у них никого нет”, — говорит Наталья Полянцева, которая на своей машине подбросила меня к Ореховым. Сама она ездит к ним уже два года.
— Я дачу купила в Смоленской области. А на сайте “Отказники” нашла информацию об этой семье. Решила им помочь чем-нибудь, — объяснила она мне по дороге. — Приехала, они испугались сначала, думали, что я приехала детей забирать. А я посмотрела на них… и поняла, что приеду еще. Так и езжу…
Вот бывают такие люди, которые хотят, чтобы у всех все было хорошо. Наталья буквально усыновила всех шестерых. За год она своротила горы: собрала деньги на мебель — диван и шкаф, привезла холодильник и стиральную машину, помогала починить крышу, договорилась с репетитором для Жени, помогла с оформлением опеки на дедушку. Теперь вот ежемесячно привозит им деньги, которые передают ее коллеги — две Елены, — и продукты, которые закупает волонтер Екатерина.
Но даже не в деньгах дело, хотя они по-прежнему отчаянно нужны. Наталья устраивает детям праздники, возит их на прогулки и шашлыки. Она просто им регулярно звонит, чтобы старики и дети знали: они кому-то нужны.
Вот бывают такие люди. Единственное, чего Наталья сделать не может, — перенести дом подальше от кладбища.
— И жить там детям нельзя, и дом новый построить никак, — удрученно вздохнула Наталья, когда мы ехали обратно в сторону Москвы. — Мы просто не сможем столько денег собрать. И так обидно каждый раз приезжать и понимать, что ты не в силах ничего с этим поделать… Латай — не латай…
Тем временем мы проезжали мимо заваленных снегом деревень, и в каждой дом-два стояли заколоченными. Ирония судьбы...
The end
Скоро наступит настоящая весна. Снег стает, могилы и ограды проступят из-за забора кладбища еще резче. Но зато там можно будет посадить цветы. И пока будет тепло, до поздней осени, дети будут приходить на мамину могилу каждый день, как приходили в прошлом году, позапрошлом. Сверстников у них в деревне почти нет. Так что и ходить-то в принципе больше некуда.
— Таня! Где мама-то? — спрашивает тетя Нина.
— Приедет, — неуверенно отвечает маленькая девочка в натянутом на уши теплом берете. Она пока так и не поняла, что мама, глядящая с памятника, и мама, уехавшая ненадолго в больницу, — одна и та же женщина…
Читатели! Если вы понимаете, каким чудом можно переселить детей в теплый, просторный дом (но в Смоленской области), не находящийся около погоста, позвоните, пожалуйста, по тел. 8-967-248-90-94 (Наталья) или нам в редакцию: 250-7272, доб. 7433.
Смоленская область.
