Это будет посильнее Pussi Riot. Одно дело, когда всякие малокультурные личности для самопиара начинают раскачивать основы православия, и совсем другое, когда о том, что происходит внутри РПЦ, в отчаянии говорят те, для которых церковь была домом родным.
Маша Кречетова. Бывшая невестка протоиерея Валериана Кречетова, настоятеля Покровского храма села Акулово Одинцовского района, мать четверых его внуков.
«Несколько дней назад к моему второму мужу Мише подошел неизвестный и, пригрозив страшно и серьезно (инвалидностью, смертью и др.), потребовал, чтоб он, Миша, „уговорил“ меня отписать свою половину имущества, доставшуюся после развода, в дар Андрею Кречетову, моему бывшему супругу. Я опасаюсь, что в случае неисполнения требования угрозы могут воплотиться в жизнь».
* * *
Я спросила свою героиню, осознает ли она, что после публикации на нее могут вылиться потоки грязи от так называемых фанатиков православной веры, ее апологетов и блюстителей.
Что «рассекречивать» самое святое, что есть в РПЦ, — семейные взаимоотношения внутри элиты церкви, в нашей стране непозволительно. Независимо от того, какую правду она скажет.
«Я через это уже прошла. Домашнее насилие, оскорбления, избиения, даже провозглашение меня чуть ли не бесноватой... Мне это известно. В этом плане я не боюсь. Физически — да, боюсь за своих родных. Я не знаю, что мне делать, и, возможно, поступаю так от отчаяния, от того, что больше искать помощи мне не у кого, ведь в полиции лежит мое заявление об угрозах — и пока что никто по нему ничего не делает... Я понимаю, что только огласка этой истории способна предотвратить возможное насилие против моей семьи, так как все другие способы защитить себя, вернуть ситуацию в правовое русло не помогли. Возможно, потому что здесь замешаны слишком высокопоставленные персоны».
Его величают прозорливым старцем. Он был знаком со знаменитыми старцами Николаем Гурьяновым и Иоанном Крестьянкиным, дружен с не менее знаменитым старцем Илием (Ноздревым), духовником нынешнего патриарха Кирилла. Валериан Кречетов — имя в Московской патриархии не последнее.
Его проповедями о любви, православной семье, мире и счастье полон Интернет.
Из бесед с протоиереем Валерианом Кречетовым.
Без любви человек и не живет по-настоящему, он существует. И самое печальное то, что мы очень часто забываем эту истину, и поэтому все происходит именно от этой беды. Женился ты или еще не женился, замуж ты вышла или замуж не вышла, живешь ли ты еще в семье или уже отдельно от родителей, но любовь нужна всегда. Потому что мы живем среди людей, и в общении должна быть прежде всего любовь.
Замечательно сказал святитель Иустин (Попович): «Любовь к человеку без любви Божией есть самолюбие. А любовь к Богу без любви к человеку есть самообман».
— Замуж я вышла после одиннадцатого класса, — говорит Мария Кречетова. — Андрей предложил сыграть свадьбу в тот день, когда отец Валериан будет венчать и его сестру, чтобы был двойной праздник, 18 июля 1997 года. Хотя с будущим мужем своим я познакомилась, только не удивляйтесь, всего за месяц до этого. Родители мои, люди верующие, узнав о том, что сам Андрей Кречетов сделал мне предложение, посчитали, что это промысел Божий.
На первый взгляд она кажется слабой, ведомой. Худенькая и маленькая, словно девочка, ни грамма косметики, волосы забраны сзади в безыскусный пучок. Внешне Машу Кречетову можно сравнить разве что с тихим летним пейзажем, где лес, речка, а на опушке ромашки. Очень славная. Православная. Такая, кажется, вынесет все страдания и невзгоды, выпавшие на ее долю.
«Я прожила с этим человеком больше десяти лет. Смирялась, терпела ради семьи и детей... Но однажды все грани были пройдены, когда я поняла, что детям такая жизнь, в грубости и насилии, стала причинять вред, я решилась на уход...»
Убоится мужа своего...
— После замужества я приняла как должное: женщина не должна работать, должна подчиняться мужу, не может иметь собственного мнения, интересов, должна рожать детей и блюсти дом.
— Но это обязанности. А права?
— Прав нет. Я тоже воспитывалась в православной, патриархальной, хотя и светской семье, мне казалось, что если поступать так, как говорит церковь, то все будет хорошо. Муж уважает и любит жену. Жена слушается мужа. Я видела, какие порядки царили в доме родителей Андрея. Что матушка занимается только домом и детьми, лишнего слова не скажет. Отец Валериан почти все время был на службе.
— Андрей — старший сын отца Валериана?
— Да, старший, всего детей семеро. Когда мы поженились, Андрею было уже 32 года, мне показалось, что он-то точно знает, что делает, воспитывая меня. Не забывайте, мне едва сравнялось семнадцать... Хотя в отличие от брата Федора в священство Андрей не пошел, он возглавляет фирму по недвижимости в том же Одинцовском районе, где у его отца приход, но и он тоже предельно строго соблюдает все церковные каноны. Очень скоро я начала понимать, что поспешила с замужеством. По мелочам Андрей меня задевал, мое мнение ни по каким вопросам его не интересовало. Я пожаловалась маме, на что мне был дан ответ: «Вышла замуж? Терпи! Страдания, испытания и искушения наши даны нам за наши грехи, и не бежать мы от них должны, а с благодарностью принимать». Я поняла, что идти мне некуда.
— Тем не менее появлялись дети, один за другим.
— Первую дочку Фросю я очень хотела, так как ее рождение делало меня более взрослой, что ли. Потом Андрей не разрешал мне предохраняться. В православии это не принято. И я рожала. Я сама из многодетной семьи, еще есть брат и сестра, мама тоже занимается домом, но мой отец, профессор, добрый, заботливый, с детства я видела перед своими глазами совсем другой пример родительских взаимоотношений, и мне казалось, что раз у меня не так, значит, я сама во всем и виновата. Мне стало запрещено буквально все, безумные мелочи вроде ношения брюк, сидения нога на ногу. Телевизор — грех. Интернет — грех. Общение с друзьями — тоже. В субботу вечером мы не могли ходить в гости, так как в любом состоянии шли на всенощную. Запрещены любые книги, кроме тех, которые Андрей счел надлежащими для изучения. Я оказалась как птица в клетке. Несмотря на отсутствие поддержки у Андрея, я все-таки заручилась поддержкой папы, поступила в полиграфический институт, беременная ходила на занятия, с тремя детьми получила диплом, стала художницей.
— Это был протест?
— Я хотела сохранить себя. В православии непослушание для женщины невозможно. Со временем я начала прозревать, что рядом — чужой человек. Моя душа и мои чувства его не волнуют. Но на тот момент у меня на руках уже было четверо маленьких детей. И мы все должны были жить, как того требовал мой муж. Детям, только что вышедшим из грудного возраста, в пост Андрей запрещал добавлять в кашу сливочное масло — грех. Разве может вера быть связана с куском сливочного масла? Возможно, так воспитывали его самого. Молитвы, причастия, суровый распорядок дня, хлеб да вода. Помню, Миша, наш третий сын, был маленький, случайно упал с кровати, и у него признали сотрясение мозга, Андрей поехал с ним в больницу. Но оставлять его там, хотя врач настаивал на немедленной госпитализации, не захотел, на обратном пути заехал в храм — и отстоял всю службу за здравие, а потом сидел в трапезной. А Миша не мог есть, его рвало, он был весь зеленый, ему было нужно в постель...
— Может быть, так муж проявлял свою тревогу, свою любовь к вам?
— Андрей рассказывал случай из своего детства: как-то перед Рождеством, ему было лет семь, он сильно нашалил, и, когда все дети получали подарки, в его мешочке от Деда Мороза оказались одни... угольки. Только представьте себе разочарование маленького мальчика, мечтавшего о подарке... Нельзя, невозможно наказывать ребенка так. Андрей вырос таким, каким его воспитали. Я была беременной, сломала ногу, Андрей потащил меня в храм — больную, хромую, с животом, на костылях.
...Было и физическое насилие. Это написано в причинах моего развода в иске в суд. До недавнего времени, когда я сидела на стуле и сзади проходил кто-то, я инстинктивно внутренне сжималась, боясь очередного подзатыльника... В детстве на меня никто и руки не поднял!
Как-то у нас появился маленький беленький котенок, и один раз этот глупыш напал на клетку с птичкой, решил поохотиться. Андрей так схватил его... я испугалась, что дети увидят этот кошмар, они и так, когда папа был не в духе, прятались от него под диван, я умоляла, чтобы муж отвез бьющегося в агонии зверька в ветеринарку, чтобы тот не мучился... Он отказался это сделать. Доставалось и мне, и детям.
— Вы снимали побои?
— Я боялась. Я понимала, что не могу раздувать скандал. Это было, когда мы доживали под одной крышей последние дни. Больше я не могла жить с ним, не могла его видеть, слышать... Я поняла, что Андрей не исключение, он плоть от плоти той среды, в которой вырос. Просто существует такая игра — в православие. Внешне все правильно, доброта, вера, красивые слова. Это все политика. Холод внутри. Любви нет. Одни должны подчинять других. Другие должны каяться.
VIP-развод и раздел имущества
— В последнее время в браке все чаще посещали мысли: зачем это все? Я пыталась объяснить это хотя бы себе самой, начала писать дневник, в котором описывала свои страшные мысли и поступки Андрея. Но уйти?.. Четверо детей! Что мне делать? Как прокормиться? У меня была жуткая депрессия, мне не хотелось жить. Когда стало совсем невмоготу, в 2009 году, когда я уже просто не представляла, что будет дальше, мой папа просто приехал и забрал меня из этого дома, и меня, и детей, ничего из имущества муж взять не дал, даже детские кровати оставил. Андрей сказал, что я ни на что не имею права. Это меня потрясло. Потому что я не только рожала детей все эти годы — я тоже зарабатывала: у меня были ученики, меня приняли в Союз художников, я писала картины, поступали заказы на оформление книг... Но все это оказалось не в счет, — говорит Маша. — Так и закончился наш брак. Еще за год до развода против воли мужа за свои деньги я включила Интернет и попыталась найти старых друзей. Мне нужна была моральная поддержка. Один из тех, с кем я списалась, был мой друг детства. Миша понял меня и принял такой, какая я есть.
— Вы просили развод у Андрея?
— Андрей отказывал в разводе очень долго. Он «великодушно» заявил: «Ты сама во всем виновата, но ради счастья детей я готов терпеть твое дальнейшее присутствие в доме. Вернись, и я все прощу!».
— Разве это не доказывает, что он вас все-таки любил?
— Это доказывает только, что его мир рухнул — в глазах православного сообщества. Было объявлено, в том числе и отцу Валериану, что, видимо, я бесноватая или сумасшедшая, раз ушла. Была попытка отвезти меня в монастырь, чтобы постами и молитвами вернуть блудную жену на путь истинный.
— В дело вступила «тяжелая артиллерия»?
— Когда воссоединять семью было уже поздно, Андрей отправился за советом к Илию (Ноздрину), духовнику патриарха. Тот — друг отца Валериана, и ему, видимо, изложили версию Андрея о моем уходе. Когда Андрей вернулся, то сказал, что старец не благословил делиться имуществом, предрекая, что я не выдержу без материальной поддержки. Тогда я сама решила поехать к старцу, поговорить с ним и попросить повлиять на бывшего мужа. Андрей оказался там же. Как випов, нас к старцу быстренько пропустили вне очереди. У него всегда толпы бизнесменов, страждущих, болящих, молящихся... Старец встретил меня поучениями: «Ты посмотри-ка на себя! Кому ты нужна? А Андрюша-то у нас парень видный, за такого любая пойдет! Возвращайся к мужу, благословляю». Но на меня это больше не действовало. Наверное, если бы не друг детства Миша, я бы не рискнула пойти на столь открытый протест, но он подставил свое плечо. После развода с Андреем мы с Мишей тихо поженились, он тоже переехал жить к моим родителям, так как все свое имущество оставил первой жене. Миша — регент, поет в церковном хоре. Мне казалось, что я могу быть с ним счастлива. А затем начались эти угрозы.
— В чем именно они заключались?
— Это связано с вещами вполне материальными — с дележом нашего совместно нажитого имущества. В подмосковных Жаворонках мы во время брака купили трехэтажный дом. 14 соток земли, 350 квадратных метров недвижимость. У нас было две машины. Я вымолила себе право получить права, мне ведь надо было ездить в Москву, возить детей. По суду больше года назад мне и детям досталась половина этого дома. Машины к этому времени были бывшим мужем уже переоформлены на кого-то, хотя за нашими детьми он приезжал на них по очереди. Мне было сказано, что или вернусь к Андрею, или останусь вообще ни с чем. Я обращалась в службу судебных приставов, но ведь все это происходит в Одинцовском районе, здесь все знают нашу семью и ситуацию, приставы кивают головой, обещают разобраться, берут исполнительные листы — и исчезают. Даже трубку телефона не поднимают. Я подала новый иск в суд — так как продавать дом целиком и делить деньги пополам, что было бы юридически самым простым, Андрей не хочет, я решила выделить свою долю, поставить в коттедже перегородки, отделиться от него, а дальше уже решать, жить за стеной с новой семьей или продавать свою часть, чтобы купить отдельное жилье. Дети растут, я содержу их одна.
— Разве бывший супруг не платит вам алименты?
— После развода Андрей официально ушел со своей прежней должности гендиректора фирмы, и теперь у него официальная зарплата составляет всего 16 тысяч рублей. 8 из них он дает детям. По две тысячи на ребенка.
— Может быть, он считает, что не хлебом единым жив человек?
— Я не знаю, возможно, таким способом он старается показать, как много я потеряла, но от этого страдают-то наши дети. А в конце мая вообще начался этот кошмар... К мужу Мише в храм Дмитрия Солунского на Благуше подошел некий человек, который пригрозил ему физической расправой, если я не откажусь от своей доли в пользу Андрея. Человек, который угрожал нам, знал о Мише буквально все: где живет, работает, номер телефона, про его детей от первого брака.
— С чего вы решили, что этого «доброжелателя» мог послать именно ваш бывший супруг?
— Я в шоке позвонила Андрею, выразила возмущение, но он сказал, что мне лучше подписать бумаги в самое ближайшее время. Я возмутилась: «Что за методы?». На что Андрей мне ответил: «Я в стороне от этих методов. Я не хочу ничего о них знать. Ты просто должна подписать документы». Окончательные его требования были таковы: я не подписываю дарственную на самого Андрея, так как это может вызвать подозрения — я боролась за это имущество три года и вдруг все возвращаю... Лучше всего будет, если мы оба передарим наши доли нашим детям с тем условием, что в доме будет проживать Кречетов. Но эта «дарственная» лишает меня и моих детей возможности начать новую жизнь в собственном жилье. Почему бы ему самому в таком случае не переехать в трехэтажный особняк к своему отцу? Я попросила на раздумье несколько дней, сама отнесла заявление в полицию — в Хамовники (потому что я там прописана), затем это заявление переадресовали на Соколиную Гору, где находится храм, в котором прозвучали угрозы. Написал заявление в полицию и Миша. Тот человек вскоре позвонил Мише снова, высказывал недовольство, что ничего не двигается с места, снова говорил, что искалечит Мишу и, что самое ужасное, искалечит Мишиных детей от первого брака... (У Маши дергаются губы.) Андрей торопит принять решение. Миша боится за своих. Я меж двух огней. Миша сказал, что, будь он на моем месте, не раздумывая бы, все отдал ради меня... Пыталась связаться с родственниками Кречетовых, объяснить ситуацию, возможно, они не в курсе, что вообще у нас происходит, мой папа пытался вызвать на разговор отца Валериана, но отец Валериан на контакт не пошел. Я предполагаю, что Кречетовы решили придерживаться мнения, что мне угрожает какой-то неизвестный сумасшедший... Поверьте, публичный скандал — это самое последнее, чего я бы хотела. Я сама из другого мира, для меня это дико: сидеть перед журналистом и рассказывать подробности своей жизни. Но я не знаю, что я еще могу сделать в такой ситуации? Как защитить себя? Я вынуждена искать помощи...
Из проповедей отца Валериана Кречетова.
«Многие прибегают за помощью, когда „здесь“ уже не на что надеяться. Тогда люди просят помощи у Бога, и это тоже один из путей».
Браки распадаются на небесах
Нина, мама Маши, печет на даче блинчики внукам. Внуки тут же, в огромной кухне, Ефросинья, Евдокия, Михаил и Никодим — куча мала. От четырнадцати до шести.
Мы беседуем о ситуации, которая сложилась сейчас в Машиной семье.
Я говорю, что верю Маше: слишком часто приходится сталкиваться с нагнетаемым в последнее время в нашей стране непримиримым религиозным фанатизмом. С людьми в черном, в рясах, свято убежденным, что только они и несут миру добро.
Но разве Бог дал свободу воли людям для того, чтобы ее отнимала церковь, запирая души под замок правил, аскез, бесконечных искусственных ограничений? Как будто бы и без того на земле человеку мало естественных трудностей...
Разве нет в этом проявления величайшей гордыни православной церкви — счесть себя главным нравственным мерилом в обществе? Игнорируя индивидуальность и личность каждого, состояние души, подстригая всех под одну удобную гребенку...
...Нина смущенно улыбается и отвечает мне, что, конечно, не все в православной церкви плохие, просто есть истинно верующие, а есть те, кто, по ее мнению, верит не совсем. А Андрей, с ее точки зрения, хоть и следует твердо канонам православной веры, постится и причащается, наверное, все же из тех, кто не совсем...
Иначе бы не был таким. «Каким?» — интересуюсь я. Нина переворачивает блинчик. Таким.
Она сама всего на 19 лет старше своей старшей дочери. И с Машиным отцом — своим нареченным мужем — так же как и Маша, познакомилась всего за несколько дней до венчания. Поэтому и решила, что дочь повторит ее счастливую судьбу.
Венчаться в 1979 году от Рождества Христова было неудобно и невыгодно совершенно. Ведь тогда за истинную веру не положены были часы-брегеты.
Тихая и неприхотливая была вера. Как заброшенная в тверских лесах церквушка под Торжком, где стояли вдвоем у аналоя будущие Машины родители.
Мамино свадебное платье юной Маше оказалось впору, и это тоже был хороший знак, ленту заплела в косу в тот летний день, пятнадцать лет назад, который казался таким упоительно праведным...
Но, наверное, все же было в той невесте, мягкой, бери и лепи, что хочешь, что-то такое, чего не разглядел жених.
То, что позволило ей, уже родившей четверых детей, взбунтоваться и восстать в тихом омуте...
— Церковь церковью, а сама я всегда полагалась на Бога, — говорит Нина. — И он надежды мои оправдал. Хороший муж, хорошие дети, хорошие внуки. Маша должна быть благодарна Андрею за то, что таких замечательных детей они родили, — примиряюще заключает она. — Но я видела, как дочка изменилась, ушла в себя, с каждым ребенком все дальше и дальше — я пыталась гнать от себя мысль, что Маша несчастлива. Как же так? Ведь они венчаны! Маша ходила вся черная. «Мама, мне незачем жить!» — и тут мне впервые стало страшно за нее. Мы с отцом уже не имели права не вмешаться. Мы боимся и не понимаем, что вокруг нашей семьи происходит сейчас... Разве может истинно верующий человек так поступать?
— А как понять, есть вера или нет? — перебиваю я собеседницу.
— А по поступкам, — немного подумав, отвечает Нина.
— Вы брали разрешение на развенчание, Маша, у правящего архиерея? Так вроде бы все делают? — спрашиваю я свою героиню.
— Браки распадаются на небесах. Люди тут ни при чем, — категорично отвечает Маша Кречетова.
«МК» просит следственные органы разобраться в данной ситуации.
