Целую жизнь назад я вышла замуж за гражданина маленького королевства, поехала туда, и все — в первую очередь я сама — думали, что я останусь там навсегда. Но я вернулась. Оказалось, что я не могу жить в другой стране. И кроме Москвы — города, в котором я родилась и выросла, — мне ничего не нужно. Это не доблесть, а диагноз. Через неделю любое королевство тускнеет. Через две недели начинает сниться, как я спускаюсь в метро.
И не было ничего хорошего в том, что я вернулась в страну, где невозможно было купить обувь для моей мамы. Ее изуродованные болезнью ноги можно было втиснуть только в войлочные ботинки или домашние тапочки. Я помню, как в начале перестройки нас не пустили в индийский ресторан, потому что она была в красивом платье, но в домашних тапочках. Ее нет на свете уже 19 лет, а я все оборачиваюсь на людей в удобной ортопедической обуви. В нашей мышеловке (вся двухкомнатная квартира была площадью 25,4 кв. м) много лет стояла стенка «Эллада» — родители четыре месяца ездили отмечаться в очереди. Чтобы купить лекарство, нужна была помощь маминой сестры, которая работала врачом в Могилеве, — она могла его «достать». А очередь за колготками для ребенка… А талоны на стиральный порошок… Но в другом месте я жить так и не смогла. Просто я всегда знала, что мое самое любимое место на свете очень несчастливое.
Ну так вот, в Дублине мы пошли в паб. Там все орут, пьют пиво, а на меня от громких звуков может в любой момент напасть головная боль и всякие неприятности. Поэтому я с опаской стала озираться, нет ли местечка потише. И вдруг какой-то молодой человек запел песню про Молли Малоун. Sweet Molly, сладкая Молли… И все тотчас подхватили и стали чокаться огромными пивными кружками. Потом другой человек запел эту песню, и его приятель подыграл на губной гармошке. А две барышни с зелеными и красными волосами пошли по залу со своими кружками, и мы все зазвенели бокалами, потому что было очень здорово и тоже захотелось петь, но мы не знали ни слов, ни музыки. А еще мы не знали, что песня про Молли Малоун — это неофициальный гимн Ирландии. Неслыханное дело: песня про какую-то торговку рыбой, которая умерла то ли от тифа, то ли от сифилиса (есть мнение, что ее клиентами были студенты знаменитого Тринити-колледжа) — народный гимн. И сладкая Молли так полюбилась ирландцам, что накануне празднования тысячелетия Дублина в 1987 году ей соорудили памятник, который поставили в центре Дублина. А в 1988 году объявили, что в дублинской церкви святого Джона нашли запись о крещении и захоронении Молли Малоун. И все. Была такая девушка, да и сейчас есть, раз про нее все помнят и поют.
Ирландцы любят свой флаг и при каждом удобном случае выставляют его напоказ. Флаг очень радостный, зелено-бело-оранжевый, и куда ни глянь: хоть в деревне, хоть в городе — везде развевается это яркое полотнище. В трактирах — это обязательно, возле барных стоек, на столиках кафе, в витринах магазинов, в окошках чистеньких домов. А у нас без разрешения флаг вывесить нельзя. В Ирландии меня это особенно разозлило.
Про дух страны почти все можно узнать, глядя на памятники. Бывают цементные памятники вождям, бывают лошадиные (в смысле на лошади) монументы в память об отцах нации, а бывают — как в Ирландии: я не увидела там ни одного идиотского изваяния. Взять хоть памятник Джеймсу Джойсу в центре Дублина — он такой насмешливый и невычурный, отчего до тебя быстрей доходит, как ирландцы любят своего Джойса. И размер человеческий, чтобы при желании можно было прижаться. Или великолепный памятник Оскару Уайльду — с кривой улыбкой и в стильных штиблетах. И все сразу становится понятно: он так и не смирился с тем, что его упекли в тюрьму за гомосексуализм, а ирландцы помнят, что это был гений, голубая роза. И вот он развалился на камне в Мэрион-сквер, и такой непомпезный памятник гению еще поискать. Или щемящая группа: ирландцы, навсегда покидающие свой зеленый остров из-за картофельного голода. Об этом бедствии помнит и будет помнить вся страна, и можно было соорудить металлическую родину-мать в одежде со свинцовыми складками, но они поставили недалеко от порта этих худеньких людей, которые обнимаются в последний раз. И среди них фигурка ребенка. И не надо никаких слов. Или памятник двери в Голуэе. Ну не памятник, а настоящая дверь. Не помню, что за дверь, но, видно, за ее порогом было что-то важное.
Ирландцы веселые. Не дурные, не буйные, а веселые. В России душит безысходность, отпечатавшаяся на лицах людей, — даже на выставках, даже в книжных магазинах, даже в театрах она не уходит хотя бы на время. К этому привыкаешь, хотя как можно привыкнуть к отчаянию? Недавно я вдруг обнаружила, что старики в метро стали толкаться. Очень зло и без всякой нужды. Жизнь придавила. И дети задерганные. У ирландцев жизнь тоже не сахар, но они другие. Им просто не нравится тоска и кислятина. В Ирландии особенно отчетливо понимаешь, что такое вкус к жизни.
Ни в одном городе на свете я не видела таких дверей. У них, конечно, есть такая открытка, которая продается в каждой сувенирной лавке: двери Дублина. Так ведь двери-то: одна ярко-зеленая, другая розовая, третья желтая, четвертая фиолетовая, про алые и оранжевые я уж и не говорю. И все с разными ручками, кольцами и, бывает, с исчерпывающими изображениями, так что про хозяина дома главное узнаешь уже на пороге. Это от полноты жизни. Есть такой редкий талант, ирландцам он присущ в полной мере.
Не могу забыть пол в кафедральном соборе святого Финбара (St. Finbarre’s) в Корке. Архитектор Уильям Бёрджес (William Burges) во славу божию украсил там пол цветными бабочками — от радости, я точно знаю. Видели такое в соборах? Я — нет.
На западе, в графстве Клэр, живут потомки королевы пиратов Грейс О’Мэлли. Прямо-таки настоящие прямые потомки знаменитой морской разбойницы, которая в поисках справедливости дошла до самой королевы Елизаветы. Не знаю, нашла ли Грейс справедливость (говорят, что нашла, то есть она существует), но ее потомки вот уже пятьсот лет живут в этих краях. И там есть дворец, построенный, если не ошибаюсь, в XIX веке. И вот наследники открыли его для путешественников. За весьма умеренную плату можно обойти два этажа дворца, посмотреть на уцелевшие кровати, столы, кухонную утварь, игрушки, посидеть в любом кресле. Столовая сдается для празднования свадеб. В буфете стоит огромный праздничный сервиз терракотового цвета. И я углядела, что тарелки, стоящие на подставках, для надежности прикреплены обычным пластырем. У нас тоже можно погулять в каком-нибудь дворце, но вся штука в том, что в этом дворце нет никаких туристических подделок. Все живое.
Вот не знаю, почему на ирландском флаге есть оранжевый цвет. Понятно, цвет протестантов. Но откуда он? Думаю, потому, что там много оранжевых людей. Нигде я не встречала такого количества настоящих рыжих: неописуемая красота! Ну вот откуда это золото? А помните, была у нас такая песенка: оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжево поют? Так это про них. Лично я думаю, что это отличие дано ирландцам за любовь к жизни и к своему Изумрудному острову. В первое утро мы вышли из гостиницы в сад и залюбовались атласным остролистом, который переливался на солнце как настоящий изумруд. И осторожно пошли по травке, вытканной трилистником, который нельзя вытоптать. Это настоящий символ Ирландии. Крошечные зеленые листочки улыбаются солнцу, несмотря ни на что.
А еще я была в дублинском Gaiety theatre на представлении Билла Уилана, которое называется Riverdance. И уже из-за одного этого туда стоило поехать. Ирландская чечетка в исполнении уникального коллектива, солисты Брендан Доррис и Катерина Койн. Описать невозможно. Маленький театр, ни о какой «фанере» и речи быть не может, потому что зрители и артисты рядом. Прекрасные голоса, великолепные музыканты (господи, как звали этого бешеного барабанщика?), молодые танцовщики. Режиссер включил в свою композицию и темнокожих виртуозов Келли Исаака и Бенджамина Маппа, и исполнительницу фламенко Рохио Монтойю, и русских танцоров: Максима Шпачинского, Анну и Евгения Туркан. Мы аплодировали стоя. Страна маленькая, театр крошечный, а представление грандиозное. Так что дело не в размере — провинция всегда внутри.
Такая радостная любовь к своей стране. Этому нельзя научиться, это нельзя привезти из-за границы — это можно только взрастить. Стояла я в этом соборе с бабочками и думала, что мы свою страну любим, как детдомовцы — бросившую их мать. Она и пьяница, и отказалась от своего ребенка, и всего лишила, а он ее любит без памяти. Надоело ругать свою страну. Хочу от радости выставлять флаг в окошко. Хочу, чтобы на двери в мой подъезд не было объявлений «россияне без вредных привычек снимут жилье» и чтобы двери были веселые, а не как тюремные. Хочу в пятницу вечером в харчевне петь от радости свой гимн. Но пока не получается. Вот зачем я снова поехала в Ирландию. А то нет-нет да и подумаешь, что такого не бывает.
