Это кабельный канал, не для всех. Но с этого месяца он исчез. За ненадобностью? А как же я, а как же мы?
После полуночи, когда вся моя семья крепко засыпала, я тихо уединялся и… отправлялся в страну своего детского счастья, в СССР. Щелкал 74-ю кнопку пульта — и будто на космическом корабле, на машине времени вдруг оказывался в своем советском прошлом. Без которого уже не могу. Не могу и не хочу.
От всех этих сегодняшних мерзостей, цинизма, вранья в три короба я уходил в свою сказку и долго не возвращался. Там, в этой сказке, была такая молодая, стройная и красивая Валентина Леонтьева и дядя Володя Ухин. Там родной Эльдар Рязанов вел свою блистательную «Кинопанораму», а Михаил Ульянов и Ростислав Плятт открывали «Театральные встречи». Там Сергей Петрович Капица говорил своим вкрадчивым голосом: «Добрый день!», а Александр Иванов читал ядовитые пародии в «Вокруг смеха». А в «Песне года» пели никем не повторимые Магомаев, Толкунова, Зыкина, Хиль… Живые и молодые.
Вот так каждую ночь я дышал в эту кислородную маску, набирался сил перед противным, неведомым, но неизбежным завтра. Успокаивался, приходил в себя. Вспоминал, когда «деревья были большими». Иногда плакал, ведь былого не вернуть. Ну так хотя бы по телевизору…
Это была отличная психотерапия, мне просто необходимая. Я уже привык так жить, глядя назад, в светлое прошедшее. Мне нужно, необходимо было сшить свою жизнь, не разбрасывать ее по кусочкам. И вот все оборвалось, дорога в Советский Союз закрыта.
«Ностальгия» — какое светлое чувство. Кому понадобилось ее закрыть, аннулировать? Что это за постмодернизм? И разве один я такой? Миллионы «совков» зависли между небом и землей, в безвременье. У них кружится голова, они потеряли себя и не знают, что теперь делать.
Как говорил один известный персонаж, возвращая нам советский гимн, может, мы с народом и ошибаемся, но верните мне мою ностальгию! Или я, такой тихий, спокойный, запишусь в КПРФ. Или к Лимонову, или к Проханову. И пойду с народом на Кремль, чтобы еще раз совершить Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Другого пути нет.
Ужасы нашего городка
Вы еще помните, кто такой Дмитрий Виноградов? Забыли. А Алексей Кабанов? Припоминаете чуть-чуть, да? И правильно, что ничего не помните. Некогда помнить.
Виноградов — это серийный убийца. Несколько месяцев назад из-за неразделенной любви и собственных неизлечимых комплексов он порасстрелял своих сослуживцев. Тогда, казалось, в шок, в ступор вошла вся страна и замерла в оцепенении. Не было ток-шоу, которое об этом не говорило.
А Кабанов? Ну тот, который разрубил на части собственную жену, а потом дал слезное объявление, что она пропала. И тоже вся страна стояла на ушах, переживала, спорила, негодовала. Помните? Забыли уже? И правильно, что забыли.
Их уже никто не помнит, они никому не нужны. Информационный повод ушел, испарился, событие приказало долго жить. Потому что вслед за этими ужасными убийствами было еще столько… Изнасилованные, умерщвленные девочки; пьяные попы, давящие граждан; пьяные менты, давящие граждан; Полонский в камбоджийской тюрьме; американские душегубы, измывающиеся над нашими детьми; депутат Пехтин с фазендами в Майами и педофилы, педофилы, педофилы…
Идет замещение, один ужас сменяется другим. Быстро и легко. Вот такая у нас замечательная страна, где все это происходит. Или кто-то сверху подкидывает эти новости для всеобщего обозрения. Но ведь не придуманы же они. И поэтому мы забываем то, что было неделю назад, даже самое страшное. Ведь на смену приходит еще что-то более чудовищное, и так до бесконечности.
Но у каждого правила есть исключения. Вот Юлия Кузьмина, несчастная мать-алкоголичка, опять едет в Москву. Она уже была в эфире, наделала много шума, затребовала одного из оставшихся в живых своего ребенка назад и была такова. Потом оказалось, что все это постановка, большой пиар.
А в чем, собственно дело? История душещипательная была? Была. Смертоубийство случилось? Да. Мамаша отыскалась? Ясен перец. Ну так как же по такому поводу ток-шоу не сделать?!
Первый блин оказался комом. Теперь дубль два: мама протрезвела и едет уже на другой канал. Ее не забыли в отличие от Кабанова и Виноградова, их жертв и маленьких загубленных девочек. Которых тоже скоро забудут, потому что в жизни и на ТВ обязательно произойдут новые ужасы.
Зато мама Юля опять в центре внимания. Может, скоро ей предложат вести какое-нибудь ток-шоу? Ведь если государство захочет, оно же сделает. В обязательном порядке.
Острота ощущений
Раньше программу «Девчата» я вообще не смотрел. На Первом был «Перисхилтон», вот там и смеялся. «Россия» решила создать конкуренцию по половому признаку. Позвали всех самых отвязных, талантливых, кто был в наличии. Но не вышло ничего, даже смеха сквозь слезы. Одни только слезы, грустно, девушки.
Наверное, у них просто отсутствует ген чувства юмора. Нет, я не сексист никакой, женщины в тысячу раз лучше мужиков, факт, но смеяться над собой и над миром в публичном пространстве у них не получается. В жизни, кстати, выходит отлично, я много таких девушек знаю. Но это в жизни.
На «России» работают упорные люди. «Перисхилтона» давно уже нет, разбежались ребята по собственным домикам, а «Девчата» все идут в самой ночи и горя не знают. Неужели кто-то их смотрит?
Там работают мои подружки — Оля Шелест, Тутта Ларсен… Марина Голуб, добрая знакомая… Работала. Они все очень талантливые, конечно, а Голуб была просто лучшей. И все равно я это не смотрел.
Но вот Марины не стало. Они могли сразу закрыть передачу, все бы поняли. Могли никого не приглашать на замену, там много девушек хороших. Но они пригласили Маринину дочь — Настю. И я стал на нее смотреть. Без отрыва, в упор. И уже не мог оторваться.
Она ведь так похожа на Марину! У нее те же глаза, нос, губы. То же чувство юмора. Она так же бесшабашно балагурит с грустинкой в глазах. В первой же передаче девчонки поддержали ее, и они вместе смеялись, вспоминая Марину, хохотали от души. Это было так правильно! Я просто чувствовал, ощущал, что вот она уже здесь, рядом — Марина, сидит в кресле, невидимая, и ерничает над собой.
А зачем грустить? Марина бы это не одобрила. Она вся там, в Насте. Она жива… И теперь я смотрю каждую программу, не пропускаю ни одной.
Так же было, когда умер Владимир Ворошилов, отец родной программы «Что? Где? Когда?». Их невозможно было отделить друг от друга. Что он вытворял там, какие опыты ставил над людьми, над игроками. Обижал их, иногда унижал даже, а потом возвышал, возвеличивал. И все ради Игры. И вот Ворошилова не стало. Опять можно было закрыть программу, все бы поняли. Но и здесь ее не закрыли. «Ч?К?Г?» стал вести приемный сын Владимира Яковлевича Борис Крюк. Сначала это было непривычно, казалось, все провалится. Затем поняли, что, многое взяв от Ворошилова, ведущий сохранил свое лицо. А значит, Игра продолжается. И память продолжается. «Что? Где? Когда?» актуальна в ХХI веке как никогда.
Это очень тонкий этический момент. Надо чувствовать, понимать, стоит ли продлевать такие передачи после трагедии и кем заменить главного, лучшего человека. Это риск, конечно, здесь оказавшийся самым что ни на есть благородным.
Но вот еще… Два близких, практически любимых человека — Илья Олейников и Юрий Стоянов. Их «Городок», начавшийся в первой половине 90-х, тогда казался революцией на ТВ. Маленькой, локальной, но очень яркой вспышкой. Только время шло, менялось, а «Городок» оставался прежним. Это был уже просто розыгрыш анекдотов, стилистическая зарисовка. Я больше не видел там двойного дна, подтекста и перестал это смотреть…
Олейников и Стоянов сотворили себе кумира — Чарли Чаплина, они просто молились на него. Недавно вновь, в сотый раз, по «Культуре» повторяли его фильмы. Маленький нелепый человечек бегает, прыгает, странно ходит врастопырку, раздает пендали направо и налево, а ты смотришь и узнаешь в нем себя. Это снято много десятилетий назад, но всегда будет, словно здесь и сейчас. Вот так же, как все вышли из «Шинели» незабвенного Акакия Акакиевича, мы дети Чаплина.
Олейников и Стоянов стремились к своему герою, но это, конечно, было недостижимо. Но вот после смерти Ильи… не знаю, как это написать… Сейчас повторяют дайджест «Городка», а ты глядишь на это совсем другими глазами и видишь уже не просто отличных комических артистов… После смерти Ильи фарс, шутка превратились в трагикомедию.
О боже, нет, не такой ценой! Ведь каждому дано по его таланту. Пусть все будут живы, здоровы, богаты и живут до 120 лет. Но куда деться от ощущений, когда жизнь и смерть вносят свои краски в искусство? Неповторимые краски.
