Печаль и тоску по прежним бакштейновским временам здесь вызывает все. Начиная от пресс-релиза, который так никто и не удосужился написать (ограничились обозначением темы, участников и благодарностями самим себе), и заканчивая содержанием выставки. При взгляде на проект недоумение вызывает в первую очередь его формат. Биеннале в общепринятой мировой практике называют арт-событие фестивального масштаба, с серьезной параллельной программой, которое охватывает разные культурные площадки. Здесь же нам явлена скромная по размеру выставка, которая даже не смогла заполнить все пространство второго этажа Западного крыла Третьяковки. Большую часть зала просто отделили фальшстенами и занавесом. Что касается параллельной программы, то 34 заявленных в ней выставки, сделанных независимо от Московской биеннале и не имеющих никакой смысловой к ней привязки, таковой назвать никак нельзя.
Работы на выставке распределены странным образом, логику их построения, как ни пытайся, невозможно проследить. Часть работ развешаны по стенам, другие помещены в небольшие павильоны, построенные внутри пространства. Первое, что бросается в глаза и путает, это огромные буквы, которыми написаны имена художников на стенах. Во-первых, такая форма презентации напоминает ярмарочный формат (а-ля «Арт-Манеж»), во-вторых, сбивает с толку: не всегда понятно, какое имя к какой работе относится.
Тема 8-й Московской биеннале заявлена как «Ориентация на местности», однако понять ее концептуальный замысел невозможно. Что имел в виду автор — а куратором проекта был приглашен оперный режиссер Дмитрий Черняков, прежде никогда не создававший выставок, — никаких пояснений он не сделал. Ни письменно, ни устно. На открытие проекта он не пришел, как, кстати, и директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова. Но фактически выставка устроена так, что здесь скорее уместно слово «дезориентация».
Что касается художников-участников, то их выбор оказался, мягко говоря, странным. Критериев отбора, похоже, никаких вовсе и не было. Собрали что и кого могли. Часть выставки, и дольно большая, привезена венской галереей «Альбертина». Что-то из старенького, успевшего примелькаться, позаимствовано из частных коллекций. Например, работа американского скульптора Тони Мателли «Истерзанные», интерпретирующая ключевой для христианства сюжет изгнания Адама и Евы из рая. Мужчина и женщина бегут от разрывающихся предметов, в их тела врезаются ножи, сабли и копья, головы почти отсутствуют — в них врезаны куски разорванного рояля. Работа, наверное, потрясет тех, кто видит ее впервые, но для арт-сообщества она не стала сенсацией: скульптурная композиция создана в 2005 году, три года назад ее можно было увидеть в Эрмитаже. Главный вопрос — к чему она здесь, на данной биеннале, как отражает тему проекта — остается открытым. Если только не для того, чтобы заполнить пространство хоть как-то.
Если рассматривать работы вне контекста выставки, есть прекрасные и умные вещи. Например, Павел Отдельнов подготовил проект, анализирующий «мусорную проблему» в России. Художник давно поднимает вопросы загрязнения окружающей среды, а в своем новом проекте он проследил движение своих пакетов с отходами от бака, куда их выбрасывал, до «конечной остановки». Разглядывая видео о путешествии мусора и картины гигантских свалок, понимаешь весь масштаб и ужас ситуации с мусором в стране. Замечательная, пусть и не новая работа и у Андрея Кузькина. «Молельщики и Герои» — это памятник всем безвинным жертвам в трагической истории нашей страны. Десятки фигур страдающих и молящихся людей созданы из хлебного мякиша. Материал играет здесь ключевую роль: хлеб выступает и как символ телесности, закрепленный в христианстве, и напоминает о войне, когда зачастую люди выживали на одном хлебе и воде, и изображает тело человека — бренного и страдающего — как тюрьму переметчивого духа.
Главным гостем проекта был заявлен известный художник Герман Нитч, которого за его смелые перформансы называют кровавым певцом насилия. Обещалось, что Нитч сделает новую работу специально для биеннале. По факту же представлена его живопись 30-летней давности и видеоотрывки из старых акций. Среди неожиданных участников проекта — художник Лейла (на ее павильоне указано только имя), дочь президента Азербайджана. Открытие павильона Лейлы преподнесли почему-то как перформанс, хотя разрывание входа в комнату, заклеенного картиной из бумаги, таковым назвать крайне сложно. Впрочем, работа выглядит эффектно, пусть в ее мультимедийном формате нет ничего новаторского, да и от концептуального искусства она далека. Дизайнеры превратили три ее рисунка в настоящее визуальное шоу: картинки в зеркальном павильоне распадаются на молекулы, путешествуют по пространству и снова собираются в изображения.
Удачную работу представил азербайджанский художник Орхан Маммадов: в его павильоне мы видим ковер, на который проецируются разнообразные узоры. Выглядит эстетично, да и ковер — как символ всей восточной культуры — работает в правильном ключе. А вот соседняя работа, итальянки Паолы Пиви, — инсталляция из непонятных чучел животных, у которых вместо меха искусственные яркие перья, — смотрится несуразно. Подвешенные над зеркальным немытым полом фигуры обозначают неизвестно что. Пояснений к работам почти нигде не обнаруживается.
Так, на Московской биеннале собрали все в кучу, все разного уровня и из разных опер (может, в этом и была мысль оперного режиссера?). Все эти работы, возможно, были бы хороши сами по себе, если бы не были соединены вместе. Общей цельности, логики и концепции на выставке нет. Стал ли этот проект провалом года и уже успел собрать негативные оценки критиков (многие объявили бойкот биеннале и лично ее комиссару Юлии Музыкантской) из-за ужасной организации, неправильного подбора команды (в нее, помимо Чернякова, вошли архитекторы Сергей Чобан и Агния Стерлигова) или в силу других причин — вопрос повис в воздухе, как и неубедительные чучела Паолы Пиви. Наибольшую печаль в данной ситуации вызывает то, что в нескладную историю с Московской биеннале оказались втянуты два уважаемых музея и немало достойных авторов. Арт-сообществу теперь остается только ностальгировать по тем временам, когда основатель Московской биеннале Иосиф Бакштейн делал настоящую биеннале в адекватном этому понятию формате.