Михаил Савицкий на новой выставке «Наследие эпохи. Михаил Савицкий» скорее раскрывается как художник-летописец (хотя у него есть и портреты, и чудесные пейзажи в графике), фиксируя в своем творчестве события, меняющие жизнь людей, их мышление. Но он не просто отражает события, а скорее рефлексирует, учитывая тот факт, что он прошел Великую Отечественную, был в Дахау, а полотна об этом появились лишь несколько лет спустя, а не сразу после.
Творчество большого мастера, который оказал огромное влияние на формирование белорусской национальной художественной школы, с одной стороны, прочно заняло свое место в истории искусств, но изучено ли оно? Из работ Савицкого, которые сразу всплывают в памяти большинства, широкой публике скорее известна лишь одна — «Партизанская Мадонна», которая находится как раз в Третьяковской галерее, с нее и начинается выставка, но не с оригинала (он остался на своем месте в постоянной экспозиции ГТГ), а с цифровой репродукции — эдакая видеовизитка художника.
Вообще, чтобы познакомиться с творчеством Михаила Савицкого, по-хорошему надо ехать в Минск, поэтому выставка для нас — отличная возможность увидеть разные грани художника (коих много), не выезжая за пределы Москвы, в собраниях наших музеев его творчество представлено скромно.
Выставка выстроена хронологически, поэтому легко проследить эволюцию художника, с чего он начинал и к чему пришел, например, «Песня с сенокоса» — дипломная работа Савицкого, выпускника Суриковского института. Сюжет простой и понятный — колхозная бригада возвращается после рабочего дня, но главные герои здесь не люди, а песня, которую они поют. И так будет часто на полотнах Савицкого — в центре внимания, на первый взгляд, человек, но всегда нужно читать между строк. Так, например, пронзительная работа «Казнь» — прежде всего, она про человеческое достоинство, а не про страдания и жестокость, перед нами сложная метафора. Но прежде чем раскрыть ее, стоит обмолвиться о том, что сам Михаил Савицкий был участником обороны Севастополя, попал в плен и прошел не один немецкий концлагерь, освобожден был из Дахау в 1945 году, поэтому события тех страшных лет он не мог не изображать, другой вопрос, что делал это позже, в 1960-е годы. По возвращении в родную Беларусь, разоренную от немецкой оккупации, шрамов не прибавилось на теле, но на душе… Об этой боли его работы 1960-х.
Вернемся к работе «Казнь» — удивительно, но полотно не находится в постоянной экспозиции Национального художественного музея Республики Беларусь, и то, что мы можем видеть ее здесь, большая удача, на него нескоро можно будет посмотреть, а работа невероятно важная для человеческой души. Обращаем внимание на позы героев-партизанов, их взгляды — стоя перед лицом смерти, в них нет ни грамма страха, ни сожаления, ни отчаяния.
Тема ужасов немецких концлагерей возникла еще позже, в 1970-е годы в цикле «Цифры на сердце». На выставке представлена репродукция одной из работ — «Узник 32815», созданная в конце 1960-х, у героя есть портретное сходство с художником, но это, однако, не он, что подтверждает и номер на груди узника. Внимание привлекают деревянные башмачки мужчины — те самые, знаменитые, которые все гости Нидерландов покупают в виде брелоков на ключи или еще каких-нибудь сувениров на память. Однако узники концлагерей в таких ходили, что, кстати, крайне неудобно. Перед нами страшный собирательный образ всех жертв, дань уважения и дань памяти те, кому не удалось выбраться оттуда, и тем, для кого цифры на рубашке стали шрамами на сердце.
Еще одна страшная тема, волнующая мастера, катастрофа в Чернобыле, результатом стал цикл «Черная быль», выполненный в свойственной художнику страшной метафоре. Из цикла на выставке представлены четыре работы, две из них о прощании с домом, но прежде всего мастер говорит о материнстве — снова о нем, картина «Чернобыльская Мадонна» прошибает током по всему телу. Материнство — источник вечной жизни, но перед нами мертворожденный ребенок, и мы понимаем, что для художника, по видимому, катастрофа на Чернобыльской АЭС страшнее войны: проникающая невидимая сила радиации отравляет человека на долгие десятилетия (и даже столетия!) вперед.
Однако неправильным будет думать, что Савицкий — художник катастрофы и боли, это было бы неправильно. У этой персональной выставки стояла большая задача — создать портрет художника и познакомить зрителя с удивительным, ярким мастером. Значительная и очень оптимистичная часть экспозиции — книжные иллюстрации Савицкого. Как и для многих художников, работа иллюстратора для него была хорошим способом подзаработать, но его рисунки не лишены таланта и, очевидно, выполнены с теплом и любовью. Не менее привлекательна и его графика — тут эксперты (да и простые зрители) отмечают высокий уровень мастерства художника, редкий художник может похвастаться свободным владением академическим рисунком. И вот что интересно: у Савицкого была феноменальная фотографическая память, еще в годы учебы в Суриковском институте он мог по памяти изобразить натурщика и портрет любого человека.