— Александр Викторович, как же так, никто и не знал, что вы рисуете. Как давно?
— Не то чтобы давно, но и не вчера начал. Я не афишировал, дома калякал что-то, ведь это было не от амбиций, а потому что внук растет, чтобы ему осталось от деда что-то. По этой же причине я согласился и наговариваю сейчас книгу. За восемьдесят семь лет накопилось, есть что вспомнить. Правда, больше негатива, чем позитива, поэтому подбираю слова, выражения. Меня не станет, а внук должен продолжать жить, знать о своем деде побольше. Он потрясающий, но ему еще нет двух лет.
Экспозиция работ Збруева небольшая — три триптиха, несколько рисунков на бумаге А4. Они не имеют названия, и когда я спросила, почему, ответил: как-то не думал. Если бы назвал, то скорее «А4 — Збруев». Точно он авангардист. Но не реалист точно.
— В основном это портреты, но не узнаваемых людей. Скорее это я, мое мировоззрение, понимание себя, людей и мира, — поясняет Александр Викторович. — Рука меня вела по бумаге, передавала особенности моей биографии. То есть я не могу рассказать, что я делал, галерист лучше меня объяснит. Я даже это работой не могу назвать — мне как-то неловко. Выставили малую часть, остальное, что называется, в столе.
Некоторые стихи пишут, а у меня взамен стихов — рисунки. Я стихи тоже писал, но они какие-то глупые выходили, и я их рвал. Все влюбленные пишут стихи. И я влюблялся. Но любил ли — не знаю.
— Вот эта выставка, которую открыла Директорская ложа, она стимулирует, вдохновляет и дальше заниматься рисунком?
— За последние полгода у меня стало не очень хорошо со зрением. Посмотрим.