– Юрий Николаевич, что побудило европейских лидеров заговорить о построении собственной самостоятельной военной экономики? Ведь в Европе уже существует достаточно развитое военное производство, причем – взаимно интегрированное. Более того, оно вполне может быть расширено до необходимых пределов. Или – нет?
– Видимо, нет. Европа испытала два последовательных шока. Первый – это «неправильный» военный конфликт на Украине, они его представляли совсем иначе. И второй – новая Стратегия национальной безопасности США.
Об этом аргументировано рассуждают два известных профессора, ученых, работавших в ряде европейских и китайских университетах, специалисты в международных отношениях, авторы многих книг, Эмилиан Кавальски и Максимилиан Майер.
Они пришли к выводу, что военная промышленность Европы раздроблена по национальному признаку и зависит от США в плане ключевых ресурсов и инфраструктуры. За три года конфликт на Украине стал жестоким напоминанием о старой истине: исход войны в конечном счете решает производство, а не обещания. Боеприпасы, средства противовоздушной обороны, беспилотники, запчасти, надежные источники энергии и логистика значат гораздо больше, чем заявления на саммитах или риторика альянсов. Однако в Европе, которая является основным и потенциальным театром военных действий, по-прежнему действует военная экономика, рассчитанная на короткие производственные циклы, а не на длительную промышленную войну. Очень заразный синдром блицкрига.
– И публикация обновленной Стратегии национальной безопасности президента Трампа лишь укрепила осознание этой реальности?
- Да, эксперты поняли, благодаря этому документу, что обязательства США в сфере безопасности становятся все более условными, продиктованными политически спорными – для европейцев - интересами. В The National Interest они пишут: «Вместе эти два фактора — промышленные потребности Украины и пересмотренная стратегическая позиция Америки — вынуждают к давно назревшему переосмыслению наших позиций. Европа больше не может рассчитывать на то, что Соединенные Штаты всегда будут обеспечивать материальную основу ее собственной обороны. Если Европа хочет сохранить стратегическую значимость, ей нужно создать настоящую военную экономику».
– По их мнению, сейчас в Европе военная экономика не настоящая?
– А разве не так? Уважаемые ученые вполне справедливо поднимают проблему выносливости Европы. Они объективно констатируют, что конфликт высокой интенсивности в XXI веке требует огромных затрат. Что, в общем-то, всегда, еще с наполеоновских войн, было очевидно. Сейчас Украина расходует боеприпасы с такой скоростью, которая еще десять лет назад считалась бы неприемлемой в любом западном сценарии планирования. Перехватчики ПВО, беспилотники, бронетехника, артиллерийские стволы и электроника уничтожаются и заменяются в огромных масштабах. Победа зависит от промышленной выносливости, а не от совершенства платформ.
– Но ведь известно, что военно-промышленная база Европы была оптимизирована – об этом трубили все западные СМИ. И, действительно, мы видели на поле боя вполне современные системы и модели вражеского вооружения, которые постоянно совершенствовались. Этого мало?
– Как выясняется, мало. Всех этих моделей и систем должно быть много. Очень много. Чего у них не получается. Их промышленная база была оптимизирована для повышения эффективности, а не для резкого увеличения объемов производства. Выявилось несколько существенных недостатков: «Производственные циклы короткие. Заказы распределяются между странами. После окончания холодной войны было разрешено сокращать запасы. Квалифицированные работники перешли в гражданский сектор. Из-за затрат на электроэнергию и сложностей с регулированием большая часть экосистемы тяжелой промышленности пришла в упадок. В результате, даже спустя три года войны у порога Европы, все еще сложно быстро восполнить потери на поле боя, не говоря уже о поддержании объемов производства, необходимых для длительной войны на истощение».
– Не хватает денег?
– Нет, это не проблема бюджета, - расходы на оборону в Европе стремительно растут. Это именно производственная проблема. Эмилиан Кавальски и Максимилиан Майер считают, что без долгосрочных контрактов, предсказуемого доступа к энергоресурсам, надежных цепочек поставок и обученной рабочей силы увеличение финансирования часто приводит к росту долга, а не производительности. Военная экономика строится по особому, очень специфическому принципу: необходима постоянная готовность промышленности к устойчивому военному производству в условиях кризиса, с наращиванием производственных мощностей до, а не после усиления боевых действий.
– Европейцы всегда рассчитывали на помощь США. Сейчас-то что мешает?
– Собственно, это не столько помощь, сколько почти что наркотическая зависимость Европы от США. По мнению экспертов, промышленная слабость Старого Света усугубляется структурной зависимостью от контролируемой США инфраструктуры на четырех важнейших уровнях. Кавальски и Майер их перечисляют.
Во-первых, это космос и разведка. Поскольку, объясняют эксперты, «современные военные действия зависят от спутниковой навигации, целеуказания, наблюдения и защищенной связи. Хотя у Европы есть некоторые независимые средства, большая часть ее передовых систем наблюдения за полем боя по-прежнему связана с военными и коммерческими системами США. Таким образом, оперативная «нервная система» европейских вооруженных сил не находится под контролем Европы».
Во-вторых, это обслуживание и логистика вооружений. «Многие из самых передовых европейских платформ (от самолетов до ракетных систем) зависят от поставляемых США компонентов, обновлений программного обеспечения и цепочек технического обслуживания. Для проведения длительных операций высокой интенсивности часто требуется постоянное разрешение и техническая поддержка со стороны США», – напоминают Кавальски и Майер.
В-третьих, ядерное сдерживание: «За исключением Франции (и Великобритании, которая теперь не входит в ЕС), Европа в подавляющем большинстве полагается на расширенное сдерживание со стороны США в вопросах стратегической защиты. Контроль над эскалацией на самом высоком уровне на практике остается политическим решением США».
И наконец, в-четвертых, финансовая инфраструктура. «Санкции, платежные системы, облачные сервисы и центры обработки данных теперь являются такими же мощными инструментами, как и ракеты. Большая часть финансовой и цифровой инфраструктуры Европы по-прежнему опирается на правовые и технические механизмы, находящиеся за пределами европейской юрисдикции. В мирное время эти механизмы кажутся коммерческими. В условиях кризиса они становятся стратегическими точками давления. Таким образом, современная военная экономика требует финансовой устойчивости, безопасной цифровой инфраструктуры и энергетической безопасности, а не только снарядов и танков. На протяжении десятилетий эти договоренности казались эффективным механизмом интеграции альянсов. В эпоху затяжных войн и более условной позиции США в вопросах безопасности они все чаще воспринимаются как стратегические ограничения», – объясняют авторы.
– Европейцы сетуют на разрозненность своей военной промышленности. Насколько реален и, так сказать, пагубен этот фактор?
– По сути, это – решающий фактор. С тех пор, как в 2022 году началась СВО, Европа опубликовала множество стратегий по обеспечению безопасности и дорожных карт в сфере своей обороны. Но эксперты обратили внимание, что Стратегия национальной безопасности США теперь оказывает давление с противоположной стороны: она более тесно связывает долгосрочную безопасность с политическим выравниванием, распределением бремени и внутренними промышленными приоритетами.
Ученые мужи предупреждают: «Стратегия без промышленности — это иллюзия по обе стороны Атлантики. Военная промышленность Европы по-прежнему раздроблена на национальные сегменты с пересекающимися платформами и несовместимыми стандартами. В отличие от Европы, США по-прежнему имеют относительно единую промышленную базу, способную распределять производство между небольшим числом крупных подрядчиков. Стратегический результат неутешителен, но очевиден: Европа по-прежнему гораздо лучше справляется с закупкой современного оружия, чем с его массовым производством (вот она, пресловутая удачная сделка Трампа по продаже вооружений для Украины: хотите снабжать Незалежную – только за свой счет). В условиях затяжной войны этот дисбаланс становится структурным недостатком. Настоящая военная экономика перевернула бы эту логику с ног на голову. Она бы отдавала приоритет непрерывному производству, а не закупкам в условиях кризиса. Она бы сократила производство до ограниченного набора стандартизированных систем, выпускаемых в больших объемах. И она бы напрямую связала оборонное производство с инновациями, энергетикой, транспортом и планированием трудовых ресурсов».
- Что, собственно, кардинально нового появилось в новой американской Стратегии национальной безопасности? И что так всполошило европейцев? Неужели американцы бросают бедненькую и несчастненькую Европу на произвол судьбы?
– Сбылось пожелание Дональда Трампа: отношения между США и ЕС стали деловыми – типа, ничего личного, только бизнес (что, собственно, не ново). Нет, Соединенные Штаты не покидают Европу. Американские вооруженные силы, разведка, логистика и ядерные гарантии остаются основой НАТО. Но новая Стратегия национальной безопасности четко поясняет, что альянсы больше не рассматриваются в первую очередь как общая политическая судьба. Все эти альянсы отныне - временные инструменты для реализации собственных, то есть - американских национальных интересов. Распределение бремени теперь является доминирующей темой во внутренней политике США. Обязательства в сфере безопасности все чаще рассматриваются как сделки. Союзникам США больше не надо строить иллюзий: американская поддержка больше не считается чем-то само собой разумеющимся, тем более – не ограниченной или не требующей политических. Материальных и финансовых затрат. То есть, сто раз отмерьте, прежде чем «дружить» с янки.
Эксперты сетуют: «На протяжении большей части периода после окончания холодной войны Европа могла позволить себе не беспокоиться о промышленности, поскольку обязательства США восполняли этот пробел. Стратегия национальной безопасности теперь сигнализирует о том, что мощь США будет использоваться в первую очередь для достижения американских целей. Это превращает европейскую зависимость из преимущества в уязвимость. Европа не может ждать будущего после Дональда Трампа. Будущая администрация США может снова сделать акцент на лидерстве альянса в более традиционном ключе. Но Европа не может строить свою систему безопасности на надеждах, связанных с политическими циклами в США, особенно когда текущая Стратегия национальной безопасности уже содержит более условную логику».
– Ну, и как? Эксперты что-то предлагают?
– Как минимум, пересмотреть концепцию европейской военной экономики. Они полагают, что большая промышленная автономия Европы сделала бы трансатлантический альянс более устойчивым к партийным сдвигам, а не более хрупким. В принципе, они правы - партнерские отношения между почти равными сторонами по своей сути более стабильны, чем отношения, построенные на зависимости. Стратегическая автономия в этом смысле — это не отделение от Соединенных Штатов.
Это необходимое условие для устойчивого сотрудничества в ситуации меняющихся приоритетов США.
Кавальски и Майер напоминают, что сейчас Европа сталкивается с целым рядом взаимосвязанных рисков: изнурительным конфликтом на Украине, усиливающейся конкуренцией между великими державами и трансатлантической сделкой, условия которой пересматриваются в Вашингтоне: «Однако оборонная экономика Европы по-прежнему основана на предположениях, сделанных после окончания холодной войны, которые больше не актуальны».
«Опасность заключается не в нехватке стратегических документов, – утверждают они. – Реальный выбор Европы — не между двумя абстрактными вариантами «зависимости» и «независимости». Она должна решить, останется ли она структурно зависимой от внешних промышленных, ядерных и цифровых ресурсов или будет инвестировать в материальные основы собственной безопасности. Военная экономика не гарантирует мир. Но без нее сдерживание опирается на хрупкие предположения о доступе, разрешении и политической поддержке. Украина уже показала, что происходит, когда эти предположения рушатся. Европа может оставаться потребителем в сфере безопасности. Или она может стать крупным производителем в сфере безопасности».
Наверное, ученые правы. Но пока их рекомендации – всего лишь абстрактные теоретические умозаключения. А вот как этого достичь практически – готовых рецептов у них нет.